Только что был добрый душевный папочка – и вдруг туповатый докладчик, профессиональный метатель лозунгов. Не очень, впрочем, профессиональный. Я с удивлением посмотрел на седого офицера. И сразу заметил – в глазах у него появилось что-то деревянное, несгибаемое, дебильное.
– ...Но пришло суровое время, и оно живет по своим законам, – продолжал «папочка». – Вам нашлась смертоносно опасная работа в водавийских болотах, чтобы и тут засияло солнце разумной человечности. Этот непосильно суровый труд вы осилите на пределе нечеловеческих возможностей, потому что больше некому это совершать. Вы вернете мирное счастье этой трагической земле, задыхающейся в невинной крови умирающих жертв...
Пожилой и благородный, похоже, сам плохо понимал, что говорил. Зато экспрессии в его голосе было выше крыши. Я вспомнил – мой сосед назвал это представление «накачкой».
Офицер тем временем сделал паузу и прошелся перед строем, красиво склонив седую голову.
– Наши братья ульдры – эти чистые и восторженные дети природы – кричат от боли и ужаса перед натиском злобного коварства ивенков. Их невинные глаза плачут под колесами смертоносных боевых машин, их погибающие младенцы тонут в кровавой мясорубке несправедливой войны. Наше оружие требует отомстить за справедливость!
Тут, наверно, нам полагалось крикнуть «ура», офицер даже примолк, чтобы нам не мешать. Но никто не кричал. Пехотинцы смотрели кто куда, терпеливо дожидаясь окончания речи.
– Вы уходите, – с горечью проговорил докладчик. – Уходите, чтобы защищать великие ценности Цивилизации от жестокости коварных замыслов. Я – фельд-мастер Фими-То – тоже когда-то стоял в строю и готовил свои мысли к решительной борьбе. Но сегодня я должен провожать вас – сильных, юных, полных замыслов и надежд, – провожать в коварные водавийские болота, навстречу кровавым жестокостям...
Я не выдержал и тихо спросил соседа:
– У нас такая лекция будет каждый день?
– Нет, – помотал головой «лягушонок». – Просто сегодня в команде много новичков.
– ...Сотни миров еще ждут применения наших несгибаемых рук! – прогремел торжественный голос фельд-мастера, и на этом, к счастью, все кончилось. Он склонил голову и отошел в сторонку.
Надо думать, после такой речи новобранцы должны были со всех ног бежать в болота, чтобы рвать и метать, не щадя живота, презрев опасность и так далее. Но у меня никаких порывов не возникло. Прежде всего я еще плохо знал, кого именно я должен рвать и куда затем метать. А главное – за что, за какие «кровавые жестокости».
И вообще, меня удивило, что могучая Цивилизация пользуется такими дешевыми методами пропаганды. Могли бы хоть актера профессионального нанять... или поэта, чтоб придумал хороший текст.
Командиром нашей группы, как я вчера выяснил, был кавалер-мастер Рафин-Е – человек совсем молодой, но очень резкий и постоянно сердитый. Он вышел к нам и моментально рассеял патриотические чары, витавшие после выступления седого фельд-мастера.
– Работаем в оцеплении космопорта, – сказал он, пристально разглядывая какую-то ссадину на своей ладони. – Как всегда, стоим в первой линии после автоматики. Новички!
Я и еще несколько бойцов вздрогнули и невольно расправили плечи.
– Учить вас, как видите, некогда, – сообщил кавалер-мастер. – Смотрите на других и учитесь сами. И не фокусничать. Все, бегом к машинам!
Он пошел первым. Группа смешалась и, обгоняя командира, бросилась к выходу. Я видел, что все спешат, и тоже поторапливался. Вдруг в машинах не хватает мест и мне придется всю дорогу стоять?
Я пробежал всего несколько шагов, когда полностью осознал свою ошибку насчет электрошокера. Батарея так молотила по ноге и так мешала бежать, что хотелось ее отшвырнуть подальше – пусть потом вычитают сколько угодно уцим.
Нас ждали вездеходы на больших – в человеческий рост – колесах. Раздрызганный двигатель тарахтел, отравляя воздух. Цивилизации явно не было дела до экологических проблем. Перед тем как втиснуться в небольшой квадратный люк, я успел немного оглядеться. Однако смотреть было не на что – поблизости имелся лишь длинный высокий забор, а также несколько ангаров, тонущих в тумане. Дождь прошел, мир был насквозь мокрым.
Машина пошла, мягко качаясь. Дутые колеса хорошо пружинили. В узеньких щелях-окошках мелькала бледно-зеленая растительность, иногда виднелись просветы пасмурного неба.
Вскоре у меня начала уставать шея. Шлем оказался не таким уж и легким, особенно без привычки. Я взял да и снял его, положив на колено. Тут же рыжий сосед толкнул в бок.
– Ты что! – воскликнул он. – Расшибешь голову на первой же яме. Надень обратно!
По счастью, нам не попалось ни одной приличной ямы. Однако шлем я надел и покорно мучился в нем. Вообще, неудобств хватало. Гидрокостюм был, само собой, без вентиляции, и я весь взмок. И вдобавок отбил зад о жесткую скамейку. «Ничего, привыкну, – думал я, – со временем и в резиновых штанах дырки появятся, и задница ороговеет...»
Машина встала, сильно качнувшись. Мы высыпали на бескрайнее бетонное поле космопорта. Вокруг было полно бойцов, все куда-то торопились. Команды разбегались по позициям.
– Стоим, – объявил наш командир и ушел.
Сзади прогрохотали железные ноги – четыре антротанка, сотрясая бетон, топали согласно назначению. Потом я увидел Щербатина. Его группа тоже куда-то бежала, бежал и Щербатин, обхватив обеими руками свое диковинное оружие. Он был запыханным, красным, его лицо выражало полную обескураженность. Видать, давненько никуда не бегал – обычно за него бегали другие.
Очень далеко сквозь туманную дымку просматривались несколько серых куполообразных зданий. Я искал глазами боевые звездолеты – все-таки мы на военно-космической базе, – однако так и не увидел ни одного. Вообще, поле было пустынным. Лишь где-то перекатывались машины, похожие отсюда на игрушки, да копошились люди-муравьи.
– Построились! – скомандовал Рафин-Е, неизвестно откуда взявшийся. – По одному с интервалом, встали, быстро!
Он подозвал жестом какого-то человека в серой форме, с круглым баком за спиной и коротким шлангом в руках.
– Поднимите руки и закройте глаза, – без выражения произнес человек и пошевелил шлангом.
Я еще не очень-то доверял здешним традициям, поэтому остерегся закрывать глаза. А если сейчас он этим шлангом меня по физиономии?..
– Зажмурься, а то глаза заболят, – посоветовал рыжий «лягушонок». – Это брызги от мошек.
Нас опрыскали едким пахучим раствором, от которого у меня немного защипало кожу. После этого командир скомандовал «Бегом!» и, как всегда, двинулся первым.
Прямо от края бетонного поля начиналось болото. Группа немного сбавила ход на границе жижи и тверди. Рафин-Е обернулся и крикнул:
– Шилу, живо ко мне!
Самый здоровый из нашей команды боец подбежал к кавалер-мастеру, закинул огнемет за спину и затем присел на корточки. Командир проворно запрыгнул ему на плечи.
– Прямо! – скомандовал наездник.
Перед нами лежало болото – такое же ровное, как поле космопорта. Небольшой бережок порос блеклыми кустами. За ним простиралась желто-зеленая, тонущая в дымке бесконечность. Ее однообразие нарушали низкорослые кривые деревца, темные бока старых полугнилых древесных стволов, комки спутанных веток, а также всякий мусор, брошенный с территории порта.
Едва мы сошли с покрытия поля, под ногами зачавкало. Мы углублялись, и я почувствовал холод сквозь ткань гидрокостюма. Вскоре мы перестали видеть порт – его прикрыла дымка, стелющаяся над гнилой водой.
Я начал проваливаться – сначала по колено, затем по пояс. Несколько раз рыжий знакомец помогал мне выбраться, но потом потерял терпение.
– Не ходи по ровному, – сказал он. – Где ровное – там топь. Прыгай по островкам.
Деревья здесь долго не жили. Они росли, пока корни могли держать вес ствола. Потом заваливались, а на их остатках цеплялись новые побеги. Таким образом получались островки-кочки, спутанные комки растительности, массивные и упругие. По ним хорошо было прыгать, но требовалась осторожность, чтобы не запутаться и не рухнуть во весь рост в жижу.
Ногам было прохладно от постоянного контакта с водой, верх же окончательно взмок. Батарея на поясе уже просто бесила.
В тумане обрисовалась неказистая фигура антротанка, застывшего враскорячку посреди обширной булькающей заводи.
– Стой! – крикнул Рафин-Е, который с комфортом ехал на плечах подчиненного. – Разбиваемся в цепь! Десять шагов интервал, по одному в линию, живо!
Я поспешил занять самое удобное место – на куче прочных, сплетенных намертво стеблей. Там было совершенно сухо и вдобавок мягко. Можно было сидеть, свесив ножки.
Но стоило спокойно перевести дух, как меня окликнул рыжий «лягушонок».
– Так нельзя! – с тревогой заговорил он. – Тебя же отовсюду видно. Спрячься за кучей!
Я оглянулся. За кучей вяло шевелилась желтоватая блестящая трясина.
– Да-да! – закивал «лягушонок». – Прямо туда.
Я вспомнил рекомендацию кавалер-мастера: брать пример со старожилов. Наверно, в этом был резон. Я сполз с облюбованной кучи и почувствовал, как болото обхватило мои ноги.
– А не засосет?
– Нет, – почему-то засмеялся боец. – Никто не засосет.
Он отправился выбирать место для себя, а я задумался: «никто не засосет» – это достаточная гарантия безопасности?
– Эй, новенький! – раздался из-за спины голос кавалер-мастера. – Как там тебя...
– Пехотинец Беня, – отозвался я, содрогаясь от отвращения к собственной кличке. Надо будет узнать, нельзя ли ее поменять.
– Беня... – Командир хмыкнул с высоты чужих плеч. – Если увидишь чего – просто крикни, понял? Других позови. Сам не стреляй, а то своих спалишь сдуру. Понял, нет?
Я сдержанно кивнул.
– И это еще... Вернешься на базу – волосы сними с лица. У тебя паста в рюкзаке есть.
Я невольно потрогал щетину. После обезвоживания она росла медленно, но все же росла.
«Лошадка» Шилу повез Рафина-Е дальше, а я подумал, что неплохо бы как-нибудь, проявляя чудеса героизма, вынести раненого кавалер-мастера из-под огня. Чтоб он не называл меня «эй, новенький» и не говорил, что я действую сдуру.
Мое погружение в трясину тем временем остановилось на уровне пояса, за край гидрокостюма вода пока не затекала. Ноги уперлись во что-то плотное, и я чувствовал, как это плотное тихонько ходит вверх-вниз, словно дышит. Видимо, это было не дно, а слой перегнившей растительности.
Я начал устраиваться, переступать с ноги на ногу, искать надежные опоры. Дождался того, что рыжий сосед сердито зашипел на меня:
– Тихо! Не шевелись, замри. Сейчас всех змей и жуков сюда соберешь своим шумом.
Я как стоял – так и застыл. Ни про каких жуков я, естественно, и не слышал. Мало нам кровожадных и подлых ивенков, так еще и жуки со змеями! Немедленно мне стало казаться, что кто-то тихонько шевелится у самых ног, обвивает, цепляет резиновые штанины острыми жвалами. Лучше бы он мне ничего не говорил!
Я украдкой взглянул на соседа. Он устроился за небольшим гнилым стволом, став почти невидимым на фоне зеленой слизи. Он лежал, и я удивился, как он еще не промок до нитки. А может, и промок. Может, нужно промокнуть насквозь и обваляться в грязи, чтобы стать незаметным и выжить.
– Эй, – тихо позвал я. Сосед тут же навел на меня свои широко расставленые глаза. Кивнул вопросительно. – Что делать теперь?
– Ничего не делай. Гляди туда – и все.
– И долго? Это на весь день, что ли?
– Нет, не очень долго. Командующий кого-то встречает в порту. Как он уедет, так нас и отзовут.
– Ладно. Как тебя зовут-то?
– Нуй.
– А я – Беня, – вздохнул я.
– Да знаю...
«Он знает. Все знают. Еще денек-другой, и сменить имя будет уже невозможно».
* * *Довольно скоро меня начала одолевать хандра. Время шло, ничего не происходило, а желто-зеленая болотная страна была молчалива и однообразна. Откуда-то стала появляться уверенность, что эту гниющую зелень мне нюхать до конца жизни. Очень короткой, быть может, жизни.
Сонная булькающая равнина сама по себе взгляд не радовала. Хотя и говорят, что в болотах есть своя красота, что даже ими можно любоваться. Я бы с удовольствием полюбовался из окна теплого сухого домика или хотя бы из машины. Но когда стоишь по пояс в грязи, а где-то рядом копошатся невидимые твари... Что тут говорить?
Сначала я пытался себя убедить, что участвую в захватывающем приключении. Старый, в общем-то, прием. Допустим, едешь в поезде, скучно. Начинаешь играть с собственной фантазией – представлять, что это не поезд, а трюм старого сухогруза, который, например, перевозит на другой континент нелегальных эмигрантов. Или что ты везешь секретный микрочип, а за тобой охотится мафия. Такой тренинг помогает бороться с унылостью.
Однако на этот раз моя фантазия меня предала. Почему-то стали представляться мозаики, много лет украшавшие стены нашей школы. Там мускулистые героические космонавты держали в руках какие-то кристаллы, а рядом не менее мускулистые колхозницы гордо увязывали снопы. Реально я был сейчас героическим космонавтом, однако ощущал себя колхозницей. Все получалось шиворот-навыворот – почему?
Наверно, для любого ощущения нужен свой возраст. Было бы мне лет шестнадцать – с какой радостью плавал бы в этих болотах! Глаз бы не сводил с пузырьков и разводов на воде. Огнемет бы свой затискал до блеска. Но сейчас... Нет, в жизни уже был этап, когда я понял – ну не стать мне героем, хоть ты тресни.
А сильных чувств ох как хотелось! И выход нашелся сам собой – творить! Искать чувства в самом себе, внутри, в душе – это точно такие же чувства. Только без физического напряжения, без риска, без выбитых зубов и без цинкового гроба на нежданном повороте судьбы.
И вот, когда я убедил себя, что моя доля – синтезировать эмоции и не собирать их по свету, – именно тогда меня и занесло на проклятые окраины Цивилизации. Эмоций хоть отбавляй, только счастливым они меня уже не сделают. Произошло очередное дурацкое недоразумение – я попал не в свою тарелку. Одно радовало – умник Щербатин, самоуверенный, высокомерный, все знающий наперед, – оказался не лучше меня и тоже месит грязь где-то неподалеку.
И тут я услышал тихий осторожный свист. Меня звал мой сосед Нуй. Его лягушачьи глаза вдруг задорно блеснули, и он кивком указал вперед. Как раз туда, куда я должен был сейчас смотреть, не смыкая глаз.
Сначала я ничего не увидел, кроме обычного вялого шевеления на осклизлой поверхности болота. И наконец понял: что-то в этом шевелении было посторонним. Что-то целенаправленно двигалось, раздвигая плавучий мусор.
Я еще не успел разглядеть, что именно побеспокоило застоявшуюся воду, а сердечко уже принялось колотиться в скоростном режиме. Сгоряча я решил, что проглядел вражескую вылазку на своем секторе, что сейчас завяжется бой, в котором я буду, естественно, дурак-дураком.
Наконец, я разглядел. С расстояния в полтора десятка метров был виден округлый предмет, выступающий над водой. Словно бы перевернутый бельевой тазик плыл себе по своим делам.
«Тазик» двигался по сложной траектории. То подплывал к кустам и замирал возле них, то начинал кружиться на одном месте, а то вдруг разгонялся на просторе и тыкался затем в кучу перегнившей растительности.
Боковым зрением я заметил, что Нуй тихонько зашевелился. Он осторожно приподнялся над бревном, перекинул на него свой огнемет, что-то подкрутил в нем. И, выждав момент, врезал ревущей огненной струей прямо по неопознанному плывущему объекту!
На поверхности тут же взметнулось коптящее огненное облако. «Тазик» выпрыгнул из него, махая десятком толстеньких мохнатых ножек, раздался жутковатый визг, который, впрочем, быстро оборвался.
Существо гибло, но пыталось выбраться из смертельного жара. Это было бесполезно – огонь окружил его кольцом. Сама вода полыхала, и над рваными языками пламени шевелилась кромка черного дыма.
Меньше чем за минуту все закончилось. Огонь еще немного полизал потревоженную воду и выдохся.
– Жук! – сказал Нуй. – Видел, какой?