Бити еще не пришел в себя, а когда мой напарник пытается поднять его, решительно возражает:
– Веревка.
Да здесь она, – отзывается Пит. – С Вайресс все в порядке. Она с нами.
Бити вырывается.
– Веревка, – настаивает он.
– Ой, знаю я, что ему нужно, – нетерпеливо бросает Джоанна. И, пробежав по пляжу, приносит густо покрытый спекшейся кровью цилиндр, который был при нем, когда мы купали изобретателя. – Бесполезная штука. Провод, что ли? Долбанутый за ним и бежал к Рогу изобилия, тогда и нож в спину получил. Даже не знаю, что это за оружие. Если только отрезать кусок и использовать как удавку? Ну вот скажите, вы себе представляете, чтобы Бити кого-нибудь удавил?
– А как он, по-твоему, стал победителем? – возражает Пит. – Соорудил электрическую ловушку. Провод – лучшее оружие, которое у него было.
Странно: неужели Джоанна не в состоянии сложить два и два? Искренне ли она говорит? Подозрительно.
– Думаю, ты и сама все сообразила, – вставляю я. – Это же ты называла его Долбанутым,
Девушка угрожающе сужает глаза.
– Глупо с моей стороны, да? – произносит она. – Извини: забегалась, спасая шкуры твоих приятелей. Пока ты у нас... как там? Позволила Мэгз умереть за себя?
Мои пальцы невольно сжимаются на рукояти ножа у пояса.
– Ну, давай, – подначивает Джоанна – Рискни. Мне плевать, что ты залетела. Сразу глотку перережу.
Конечно, сейчас я ее не могу прикончить. Но по лишь вопрос времени. Очень скоро одна из нас будет мертва.
– Может, лучше решим, куда идти? – предлагает Финник, пронзив меня взглядом. И отдает цилиндр изобретателю. – Вот он, твой провод, Долбанутый. Осторожнее с ним.
Бити покорно дает Питу себя поднять.
– Куда? – осведомляется мой напарник.
– Предлагаю отправиться к Рогу и понаблюдать, права Китнисс или нет, – подает голос Финник.
Я вовсе не против. К тому же это возможность лишний раз наведаться к оружейной куче. Нас ведь уже шестеро. Даже если забыть о Бити и Вайресс, в нашей компании четверо неплохих бойцов. Расклад куда лучше, нежели был у меня на прошлой Игре в то же самое время, когда приходилось выживать в одиночку. Да, союзники – это великолепно, пока не задумаешься о том, что их тоже придется поубивать.
Пожалуй, Вайресс и Бити сами найдут свою смерть: если придется убегать, им не уйти далеко. Джоанну – прикончу не моргнув глазом, если потребуется защищать Пита. Или просто чтобы заставить ее замолчать. А вот Финника лучше пусть уберет кто-нибудь другой. После всего, что сделал для моего напарника, думаю, у меня рука не поднимется. Надо будет как-то стравить парня с профессионалами. Понимаю, жестоко. Но разве у меня есть выбор? Теперь, когда мы все знаем о часах, он может и не погибнуть в джунглях; остается убийство в драке.
Все эти мысли вызывают гадливость, и разум лихорадочно ищет новую тему. Но что сейчас может отвлечь меня от Голодных игр? Только мечта собственноручно расправиться с президентом Сноу. Знаю, это не самая подходящая греза для семнадцатилетней девушки – зато самая приятная.
Мы шагаем по тонкой полоске суши и приближаемся к Рогу с большой осторожностью: вдруг там затаились профи? Я в этом сомневаюсь, все-таки мы несколько часов провели на пляже и не заметили признаков жизни. Как я и предполагала, островок оказывается необитаемым. Остался только гигантский золотой Рог изобилия и не выбранное никем оружие.
Уложив Бити в тени огромного конуса, Пит подзывает Вайресс, чтобы вручить ей катушку с проводом.
– Почистишь?
Женщина молча кивает, отходит и принимается окунать катушку в воду, напевая вполголоса песенку про мышонка, забравшегося в часы. Что-то очень детское, но явно приятное для нее.
– Опять! – произносит Джоанна, закатывая глаза. – Она это пела несколько часов, еще до того, как затикала.
Вайресс вдруг выпрямляется и указывает на джунгли.
– Два, – объявляет она, тыча пальцем туда где на берег из зарослей тянутся бледные щупальца отравленной мглы.
– Гляди-ка, она права. Сейчас около двух, и туман появился.
– В точности как по часам, – подхватывает Пит. – Ты просто умница, Вайресс.
Улыбнувшись, она продолжает макать катушку и напевать.
– О, не просто умница, – возражает Бити, заставляя нас в изумлении обернуться. Кажется, изобретатель приходит в себя. – У нее чутье. Она предугадывает события. Как, например, канарейки в шахтах.
– О чем речь? – обращается ко мне Финник.
– На рудниках всегда держат канареек, они раньше всех реагируют на отравленный воздух, – поясняю я.
– Как? Умирают? – вскидывается Джоанна.
– Сначала птица перестает петь. Это знак, что пора выбираться. Но если в воздухе слишком много яда – само собой, не выживет ни она, ни люди.
Мне не по душе разговаривать об умирающих канарейках. Сразу же вспоминается гибель папы, и Руты, и Мэйсили Доннер, оставившей маме в наследство певчую птичку, и... Этого только не хватало! Я думаю о Гейле, спустившемся в глубокую страшную шахту, и об угрозах Сноу. Так мало нужно, чтобы подстроить мнимый несчастный случай. Замолчавшая канарейка, искра – и ничего больше.
Возвращаюсь к мечтам о том, как бы я расправилась с президентом.
У Джоанны, хотя она и досадует из-за Вайресс, ужасно довольный вид. Пока я пополняю запас стрел, она вытаскивает из кучи два топора. Мне ее выбор кажется странным. Но тут девушка запускает одним из них прямо в Рог, сияющий на солнце, и лезвие застревает в золоте. Ах да, конечно. Дистрикт номер семь, древесина. Джоанна, наверно, еще не умела ходить, когда ей впервые дали в руки топор. Так же, как Финнику – острый трезубец. А Бити, должно быть, с юных лет играл с проводами. А Рута возилась с растениями. Этим наш дистрикт невыгодно отличается от всех прочих. Мои земляки не спускаются в шахты до восемнадцати лет. Все другие трибуты довольно рано постигают свое ремесло. В рудниках тоже можно усвоить навыки, небесполезные на арене: мастерское владение киркой, обращение со взрывчаткой – все это важные преимущества для игрока. Жаль, что мы учимся слишком поздно...
Между тем Пит сидит на корточках и что-то чертит ножом на большом и гладком листе, который принес из джунглей.
Заглядываю ему через плечо. Оказывается это карта арены. В центре – наш круглый остров и Рог изобилия, от него разбегаются тонкие полосы. Похоже на торт, который разрезали на двенадцать равных кусков. Вокруг – кольцо воды и еще одно, чуть потолще, обозначающее край джунглей.
– Посмотри, как расположен Рог, – обращается ко мне Пит.
Я приглядываюсь и замечаю, что он имеет в виду.
– Узкий конец показывает на двенадцать.
– Точно. Значит, это верхняя точка наших часов. – Мой напарник быстро царапает цифры вокруг циферблата. – С двенадцати до часа бьют молнии...
«Молнии» – пишет он крошечным шрифтом и нужном секторе. А потом в следующих, двигаясь по часовой стрелке: «кровь», «туман», «обезьяны».
– С десяти до одиннадцати – волна, – прибавляю.
Пит прибавляет еще одну запись. Тут к нам подходят Джоанна и Финник, вооруженные до зубов топорами, трезубцами и ножами.
– Заметили что-нибудь необычное в остальных секторах? – уточняю я у новых союзников. Но им довелось увидеть одни лишь потоки крови. – То есть там нас может поджидать все что угодно.
– Надо пометить участки пляжа, куда лучше не соваться, потому что напасти распространяются не только на джунгли. – Пометив диагональной чертой туман и волну, Пит поднимает глаза. – Что ж, сегодня утром мы знали гораздо меньше.
Все согласно кивают. И тут до меня доходит. Полная тишина! Наша канарейка умолкла.
Медлить нельзя. Схватив стрелу, я стремительно оборачиваюсь. Вайресс плавно падает наземь. На шее зияет изогнутая, похожая на багровую улыбку, рана. Краем глаза успеваю заметить Блеска, и наконечник моей стрелы вонзается ему в мокрый висок. Пока я тянусь за новой стрелой, топор Джоанны вонзается прямо в грудь Кашмиры. Финник отбивает копье, брошенное Брутом в Пита, и получает от Энорабии удар ножом в бедро. Трибуты Второго дистрикта прячутся за Рогом. Иначе лежать бы им мертвыми в то же мгновение. Бросаюсь за ними следом. Бум! Бум-Бум! Грохот пушки возвещает о том, что Вайресс уже не помочь. И что можно не добивать ни Кашмиру, ни Блеска. Союзники присоединяются ко мне в погоне за Брутом и Энорабией, которые удирают от нас по узкой песочной дорожке в сторону зарослей.
Вдруг под ногами вздрагивает земля, и я падаю на бок. Островок с Рогом изобилия начинает вращаться, причем все быстрее, так что джунгли сливаются в мутную зеленую полосу. Центробежная сила увлекает меня к воде, и я упираюсь руками и ногами глубже в песок, чтобы как-нибудь удержаться на вдруг ожившей земле. Крепко зажмуриваюсь: голова сильно кружится, да и воздух наполнен летящими песчинками. Что тут поделаешь? Ровным счетом ничего, остается только держаться. Внезапно, без замедления, все прекращается.
Кашляя и борясь с дурнотой, я с трудом усаживаюсь на песке. Остальные – не в лучшем положении. Финник, Джоанна и Пит удержались. Троих мертвецов забрали соленые волны.
С того мгновения, как песня Вайресс оборвалась, прошло не больше минуты-двух. Мы тяжело дышим, выплевывая и выскребая песок изо рта.
– А где Долбанутый? – вдруг произносит Джоанна.
Все вскакивают на ноги. Шатаясь, обходим Рог изобилия. Изобретатель пропал. Финник замечает его, полуживого, в двадцати ярдах от берега и, бросившись в воду, плывет на помощь.
А мне приходит на ум катушка с проводом, которой он придавал такое значение. В отчаянии оглядываюсь по сторонам. Где она? Где? Вижу, зажата в руках у Вайресс, покачивающейся на волнах далеко от нас. Внизу живота холодеет. Задача ясна.
– Прикройте, – бросаю я остальным и, уронив оружие, мчусь по песчаной полоске, ближайшей к телу.
Потом, не замедлив хода, ныряю и принимаюсь грести из последних сил. Краем глаза различию появившийся в небе планолет. Челюсти опускаются, чтобы забрать труп. Но я не сдаюсь – продолжаю плыть, пока не врезаюсь в труп. Судорожно дышу, стараясь не наглотаться воды, обагренной кровью, которая вытекает из раны. Вайресс лежит на спине (на волнах ее держат пояс и сила смерти) и невидящими глазами смотрит на беспощадное солнце. Подгребая одной рукой, с усилием разжимаю ей пальцы, вцепившиеся и катушку. Потом опускаю холодные веки, шепчу: «Прощай» – и плыву обратно. К тому времени, когда я выбираюсь на сушу с добычей, тело уже бесследно исчезает. Во рту остается соленый привкус моря и крови.
Возвращаюсь обратно к Рогу. Спасенный Финником Бити сидит на песке и откашливается водой. Когда началось безумие, мужчине хватило сообразительности крепко вцепиться в очки, так что видеть он может. Кладу ему на колени катушку. Долбанутый отматывает кусок проволоки и пропускает его между пальцами. Я присматриваюсь внимательнее. Никогда раньше такого не видела. Провод тонкий, как человеческий волос, и отливает на солнце тусклым золотом. Интересно, какой он длины? Должно быть, в несколько миль. Но я не задаю вопросов. Бити наверняка горюет о Вайресс.
У него, как у Финника и Джоанны, одинаково скорбные лица. Все трое лишились напарников. Подхожу к Питу и обвиваю его за шею руками. Какое-то время мы просто стоим в молчании.
– Треклятый остров. Уходим отсюда, – бросает Джоанна.
Проверяем оружие, львиную долю которого нам удалось сохранить. К счастью, лианы здесь крепкие: трубка и мазь все еще приторочены к моему поясу. Сняв майку, Одэйр перевязывает раненое бедро. След от ножа неглубокий. Бити соглашается идти самостоятельно, только не очень спешить, и я помогаю ему подняться. Мы решаем вернуться на пляж, на двенадцатичасовой участок, чтобы спокойно несколько часов отдохнуть, держась подальше от ядовитых испарений. Все соглашаются – и устремляются в трех разных направлениях.
– Погодите-ка, – произносит Пит. – Рог указывал узким концом на двенадцать.
– До того, как нас раскрутили, – говорит Финник. – Лично я смотрел по солнцу.
– Солнце всего лишь подсказывает, что скоро четыре часа, – подаю голос я.
– Думаю, Китнисс хотела сказать: знать время – еще не значит понимать, где на циферблате написана цифра «четыре», – объясняет Бити. – Дело в том, что кольцо джунглей могли точно так же сдвинуть с места.
Вообще-то, я и не думала выводить настолько сложную теорию, однако согласно киваю: дескать, именно это и пришло мне в голову. И развожу руками:
– То есть любая из этих дорожек может вести к двенадцатичасовому сектору.
Мы кружим по островку и всматриваемся в джунгли. Заросли выглядят до обидного однообразно. Я вспоминаю высокое дерево, в которое ударяет первая молния. Оказывается, его точные двойники торчат на каждом участке. Джоанна предлагает пойти по следам Энорабии и Брута, но их давно сдуло ветром или же смыло волнами. Разобраться, где что, нет никакой возможности.
– Лучше бы я молчала про эти часы, – с горечью вырывается у меня. – Теперь нас лишили и этого преимущества.
– Только на время, – вставляет Бити. – В десять, придет волна, и мы снова сориентируемся.
– Да, не могли же они переделать арену, – подхватывает мой напарник.
– Какая разница, – отмахивается Джоанна. – Ты должна была нам сказать, иначе с самого начала никто бы не сдвинулся с места, дурочка.
Забавно. Ее рассудительный, хотя и грубый ответ – единственное, что меня утешает. Да, я обязана была рассказать, чтобы убедить их сменить место лагеря.
– Ну ладно, пошли, пить хочется, – продолжает она. – Никому из вас внутренний голос ничего не подсказывает?
Выбираем тропу наугад и шагаем вперед, не имея понятия о направлении. Приблизившись к зарослям, опасливо вглядываемся: что может нас тут ожидать?
– По-моему, это участок обезьян, – заявляет Пит. – Сейчас они все попрятались. Попробую просверлить какое-нибудь из деревьев.
– Моя очередь, – возражает Финник.
– Ладно, тогда я прикрою, – отзывается мой напарник.
– Это может сделать и Китнисс, – вскидывается Джоанна. – А тебе нужно изготовить новую карту. Старую вода унесла. – И, оторвав с ближайшего дерева крупный широкий лист, протягивает его Питу.
Меня начинает разбирать подозрение. А если они решили нас разделить и прикончить поодиночке? Нет, ерунда. Пока Одэйр будет возиться с трубкой, я легко с ним управлюсь. Да и Пит куда выше Джоанны. Мы с Финником углубляемся в джунгли ярдов на пятнадцать. Отыскав подходящее дерево, он берет нож и принимается за работу.
Стоя рядом, с оружием наготове, я не могу отделаться от тревожного чувства: происходит что-то недоброе, и это связано с Питом. Чтобы понять, в чем дело, прокручиваю в уме наши злоключения с той самой минуты, когда зазвенел гонг. Мой напарник застыл на металлическом диске, и Финник помог ему добраться до суши. Потом оживил его после удара током и остановки сердца. Потом старуха ушла в туман, чтобы Одэйр мог вытащить Пита. Морфлингистка закрыла его собой от нападения обезьяны. Битва с профи заняла считаные секунды, но разве Финник не отклонил копье, предназначавшееся для Пита, зная, что сам получит удар ножом? Теперь даже Джоанна предпочитает, чтобы он рисовал карту, а не совался в опасные джунгли…
Да, никаких сомнений. По причинам, которые мне неведомы, часть победителей сговорилась вытащить Пита, пусть даже ценой своих жизней.
Открытие потрясает меня до глубины души. Во-первых, это моя работа. А во-вторых, какой смысл? На арене должен остаться только один игрок. Почему же все выбрали моего напарника? Что такого Хеймитч сказал или наобещал, чтобы вдохновить людей жертвовать собой ради Пита?
У меня-то свои причины. Он мой друг, мой единственный способ поквитаться с Капитолием, вывернув наизнанку бесчеловечные Игры. Но если бы не было этой связи, что заставило бы меня оценить жизнь товарища выше своей? Да, он храбр, однако мы все – победители, а значит, не из трусливых. У него доброе сердце, этого нельзя не заметить, но все же... И тут до меня доходит. Знаю, в чем Пит превосходит любого из нас. Он умеет пользоваться словами. Оба интервью он дал с таким блеском, что на его фоне все остальные поблекли. Может, как раз очевидная доброта помогла ему обратить на свою сторону зрительскую толпу – нет, целую страну – с помощью одной только фразы.
Я вспоминаю, как размышляла о том, что нашему восстанию нужен вождь, одаренный именно этим талантом. А если Хеймитч сумел убедить в этом всех игроков? Сказал, что язык Пита в состоянии принести Капитолию больше вреда, нежели наши мускулы? Не знаю. Для многих трибутов это было бы чересчур. Взять хотя бы Джоанну Мэйсон. Да, но чем еще объясняются всеобщие жертвы, усилия?