Я не стал врать:
— Не знаю. Зависит от обстоятельств.
Проповедник безнадежно вздохнул:
— Это значит, если у тебя появится хоть призрачный шанс справиться без помощи Братства — ты прикончишь кузнеца своими силами?
— Ты сама прозорливость. Надеюсь, что угадаешь и причину моего поступка.
Глаза у него сегодня были удивительно лукавые.
— В детстве моя мать — представь, у меня тоже она была — рассказывала мне сказки о том, как следует поступать с ведьмами, если ты нашел такую. Бить по голове, пока она не ожидает этого. Желательно чем-нибудь очень тяжелым. Потому что, если упустить момент, она вытащит легкие через твой нос.
— Добрые истории рассказывают детям в твоих краях. Но ты прав. Если я его встречу, действовать надо очень быстро. Второго шанса может и не быть.
Он с некоторым раздражением вытер кровь на щеке, отстраненно посмотрел на ладонь, на которой не осталось никаких следов, вздохнул:
— Но это не основная причина. Ты не знаешь, что решит совет. Боишься, как и я, если честно, что они передумают. Захотят взять его живьем или передадут кузнеца клирикам.
— Проповедник, тебе стоило родиться в какой-нибудь графской семье… где-нибудь на юге Литавии. У тебя неплохо получается в политике.
Бывший сельский священник ухмыльнулся:
— Господь счел, что простолюдином я полезнее. Будь я графом, таскался бы за тобой по дорогам, горам и лесам? И кто бы напомнил тебе, что убийство это грех, а задуманное убийство — грех вдвойне.
Отвечать я ему не стал, так как увидел, как из-за поворота вышел Клаудио Маркетте и направился ко мне.
— Черт бы его побрал, — проворчал я.
— Господин ван Нормайенн, — поприветствовал меня законник. — Везде вас ищу.
— Что-то стряслось? — Я решил вести себя вежливо.
— Нет. Конечно нет. Но у меня к вам вопрос. — Он покосился на Проповедника, но тот сделал вид, что не понял намека, и остался. — Ходят слухи, что вы знаетесь с темным одушевленным.
Я сохранил учтивое и заинтересованное выражение на лице.
— Кто это говорит? — спросил я спокойно.
— О, господин ван Нормайенн, вы же понимаете, как это бывает с новостями. Они летают сами по себе. — Его глаза улыбались, и он был просто счастлив. — Даже не помню, от кого услышал, но эта информация настолько заинтересовала меня, что я сразу же решил узнать обо всем от вас.
— Это дело прошлое, господин Маркетте. Сейчас никаких темных одушевленных поблизости от меня нет. Если не верите мне, можете спросить у магистров.
— Я ряд, что вы не отрицаете. Уверен в правдивости ваших слов. Ведь совет уже разобрался со столь запутанной ситуацией.
— Запутанной? — нахмурился я. — Ни один закон, в том числе и те, за соблюдением которых вы следите, не запрещает стражу общаться с темным одушевленным. Особенно если это не снеговики, которые пытаются его убить.
— Понимаю. Вы все еще злитесь на ту досадную случайность, — смиренно вздохнул он. — Я бы тоже был не рад. Что касается вашего вопроса, то запутанна она не оттого, что страж имел контакты со столь редким и необычным существом, а оттого, кто это существо.
Проповедник навострил уши и вытянул шею, точно гриф, стараясь услышать каждое слово.
— Если честно, я не понимаю.
— Возможно, вы просто не в курсе. Орден Праведности давно разыскивает этого одушевленного. Точнее, разыскивал. Потом его следы потерялись, и мы оставили бесплодное занятие. Дело в том, что один из моих коллег был убит одушевленным, похожим на огородное пугало.
Проповедник отвернулся, поступив довольно мудро. Он вообще не умел скрывать эмоций, и все было написано на его потрясенной роже.
— Очень печально. Примите мои искренние соболезнования в связи с гибелью вашего товарища, — официальным тоном заявил я, и он с благодарностью кивнул. Мы играли в игру, значение которой было понятно всем присутствующим. Мне было плевать на его товарища, а ему — на мои соболезнования. — Когда это случилось?
— Прошлой зимой. Недалеко от земель маркграфа Валентина. Вы что-нибудь знаете об этом?
Конечно, я помню того ублюдка в алом шапероне, который отдал меня Вальтеру и людям маркграфа. Пугало отправилось за ним через вьюгу и, уверен, напластало законника на множество маленьких кусочков.
— Увы, нет.
Я не стал спрашивать, откуда Орден Праведности вообще узнал о случившемся. Узнал. Возможно, законник успел оставить послание. Возможно, поблизости оказался Видящий. Теперь это совершенно не важно.
— Сможете рассказать все, что вам известно об этом одушевленном? Он очень опасен, и любая информация поможет нам найти его и уничтожить как можно скорее.
— Боюсь, мне нечего вам сообщить.
Его глаза больше не улыбались. Клаудио Маркетте произнес вкрадчиво и в то же время твердо, словно считал меня дурачком:
— Господин ван Нормайенн, мы давно знакомы. Я знаю вас. Вы знаете меня. Как говорится, игра в квильчио, пускай и кровавая, объединяет даже врагов.
— Я не считаю вас моим врагом.
— Тем лучше для всех нас. Я пришел как друг. Неофициально. И мне нужны ответы. А так как вы — умный человек, то понимаете, что я их получу. Так или иначе. Зачем вам нужно лишнее внимание Ордена Праведности?
Я улыбнулся ему, глядя сверху вниз:
— Господин Маркетте, я не против внимания Ордена Праведности, поскольку мне нечего скрывать. Если вас что-то интересует, обратитесь официально. Пришлите мне приглашение на беседу. Не забудьте о трех свидетелях — городском чиновнике, клирике и страже. А также, поскольку я не совершал никаких преступлений, добейтесь разрешения у магистров. Если они прикажут мне побеседовать с вами, я с радостью соглашусь.
Он хмыкнул:
— Всегда приятно видеть человека, который столь сведущ в законах.
Я благосклонно кивнул, принимая эту «похвалу»:
— В таком случае позвольте откланяться. Меня ждут дела.
Он сделал шаг в сторону, открывая мне путь.
— Мы побеседуем позже, господин ван Нормайенн. — В его голосе мне послышалась угроза. — Мне нужен этот одушевленный.
— Так ищите его сами, — развел я руками и пошел прочь.
Проповедник нагнал меня спустя минуту, и выглядел он не сказать чтобы очень спокойным:
— Плохо, Людвиг. Очень плохо.
— Знаю.
— Он ведь сообщит в Орден?
— Зависит от того, какие цели преследует. И хочет ли делиться этой информацией с другими. Как бы он ни поступил, внимание законников для меня сейчас крайне нежелательно. Поэтому прошу тебя, вернись в комнаты и, если Пугало там, расскажи ему свежие новости. Но только о законнике.
Старый пеликан быстро глянул на меня:
— Но не о приказе совета?
— Об этом я с ним позже поговорю. Пусть страшила никуда не выходит и дождется меня. Если его сейчас заметят, мы хлебнем неприятностей.
— Угу. А чтобы их не хлебнуть, надо бы уехать из Арденау.
— Как только найду убийцу Шуко.
Он скорчил раздраженную рожу и, развернувшись, поспешил прочь.
Разговор с Карлом получился таким, как я ожидал. Страж не выглядел довольным моим планом, но пообещал сделать все, что нужно.
Я постучал в дверь Стёнена, и ее сразу же открыл дородный слуга в лиловой ливрее.
— Людвиг ван Нормайенн, — представился я. — Хочу поговорить с магистром.
— Простите, страж, — вежливо, но непреклонно сказал лакей. — Но мастер совсем недавно вернулся с совета и очень устал. Сегодня он не принимает. Желаете ему что-то передать?
— Скажи, что дело касается случившегося в моих комнатах.
— Простите?
— Передай. Он поймет. Я подожду здесь.
Слуга поколебался, но решил, что ничего страшного от его вопроса не случится, и ушел. Я с равнодушным видом прислонился к стене, слушая, как усилившийся дождь колотит по подоконникам. Возможно, мне не стоило приходить сюда, но иного пути я не видел. Рассчитывать на поддержку других членов совета в сложившейся ситуации не имело никакого смысла. Сейчас мне нужен лишь этот магистр.
Вернулся донельзя удивленный слуга:
— Он вас примет.
Коридор оказался прямой и белый, как мысли праведника. Мы миновали девять закрытых дверей, прежде чем я столкнулся с Калебом, выскочившим из полутемной залы. Лицо у него было красным от гнева, руки тряслись.
— С дороги, ван Нормайенн! — прорычал он.
Я не видел смысла упираться рогом и отступил в сторону, давая ему пройти. У человека дурное настроение, и его можно понять. С Тильдой не получилось, его самого сослали в Витильску, да еще и учитель, на которого он так надеялся, не поддержал на совете.
В большой комнате с двенадцатью высоченными окнами, половина которых была закрыта тяжелыми портьерами, царил полумрак, особенно сильно сгущавшийся в дальнем конце, там, где находилась еще одна дверь, ведущая в следующее помещение. Я увидел клетку с желтой заморской певчей птахой, дремавшей на жердочке, громоздкий, похожий на носорога стол и массивные закрытые шкафы, стоявшие вдоль стены. На специальной стойке покоились разнообразные трости.
Стёнен встретил меня, сидя в кресле и опустив голые, отекшие ноги в таз с горячей водой. Выглядел толстяк не то чтобы очень довольным. Отправив слугу, он без всякого дружелюбия сказал:
— Если и есть неудобный момент, то он наступил прямо сейчас. Ты совершенно не вовремя, ван Нормайенн.
— Но ты все же нашел возможность выслушать меня.
Тот неприятно щелкнул пальцами:
— Любопытство. Раньше ты не удостаивал меня своими визитами. Что-то насчет убийства Шуко? Есть подвижки?
— Полагаю, что да.
Магистр повозился в кресле:
— И ты пришел ко мне.
— Мириам уехала. А с Павлом мы никогда особо не ладили. Ты нейтрален, так что мой выбор очевиден.
Он глянул на меня задумчиво, оценивая слова.
— И что ты узнал?
— Мы с Карлом вышли на продавца яда. Он кое-что сказал.
— Превосходно, — оживился тот. — Уже отправили за ним кого-нибудь из гвардейцев?
Я подошел к стойке с тростями:
— К сожалению, нет. Его убили прямо у нас на глазах.
— Кто?! — впившись в подлокотники, спросил толстяк.
— Сообщники убийцы, я полагаю.
— Плохо. Значит, у нас нет никаких зацепок. Эй!
— Я всего лишь посмотрю, — успокоил я его, взяв с подставки трость, которую я увидел на совете. — Великолепная работа.
— Золянская береза, кость буйвола и янтарь. Быть может, мы вернемся к обсуждению того, ради чего ты пришел?
— Да, конечно, — охотно сказал я, но тяжелую трость из рук не выпустил, проверяя баланс. — На чем мы остановились?
— Ты собирался рассказать, что узнал от продавца яда.
— Он назвал имя убийцы, — равнодушно пожал я плечами, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном, и вновь стал разглядывать трость.
Мастер, конечно, поработал на славу. Красивая вещь, и чудеснейшая резьба по дереву — пляшущие горностаи. В Золяне эти животные считаются вестниками, приносящими сообщения от мертвых. В Хагжите, где их никто никогда не видел, вполне могут перепутать с крысами.
— Я могу его услышать? — Стёнен терял терпение.
— И даже увидеть. — Я заозирался. — У тебя есть где-нибудь зеркало?
Несколько секунд он не понимал, на что я намекаю, затем его лицо окаменело, а взгляд стал злым.
— Ты пьян?
— Нет.
— В таком случае это не смешно.
— Разве похоже, что я шучу?
— Вижу, ты не в своем уме. Убирайся прежде, чем я разозлюсь!
Я сделал несколько шагов к нему:
— А что же будет, когда ты разозлишься, Стёнен? Неужели расскажешь магистрам о том, что я обвинил тебя в убийстве Шуко?
— Конечно, — хладнокровно произнес тот. — У тебя нет никаких доказательств. Твое слово против моего. Ради бога, пусть они проведут расследование, препятствовать не стану. Мы все зря потратим время. И после совет спросит с тебя. Так что лучше уйди сам, и я обо всем забуду.
— Если честно, Стёнен, я одного не понимаю. Зачем было самостоятельно покупать яд? С таким же успехом ты мог прокричать о содеянном с балкона. Такой глупости я от тебя не ожидал.
— Мое терпение лопнуло! — Он оперся руками о подлокотники кресла, резко встал, хотя его ноги все еще оставались в тазу с остывающей водой. — Убирайся!
Сперва я хотел ударить его палкой в лицо, но побоялся сломать челюсть до того, как он признается, так что со всей силы заехал ему в бок. Он, не ожидавший такого, охнул от боли, покачнулся и всей своей тушей грохнулся на пол. Таз перевернулся, вода хлынула по полу, лизнув мне ботинки и замочив одежду магистра.
— Мои ребра, сукин ты сын! — взвыл Стёнен, как только смог отдышаться.
— Всего лишь сломаны. Ну, я надеюсь на такое приятное развитие событий, — вежливо сказал я, крутанув трость в руке.
— Тебе конец! — прохрипел он, садясь.
Вид у него был потрясенный.
— Возможно, — не стал отрицать я, больше не улыбаясь. — Но, боюсь, ты его уже не увидишь, магистр.
— Я этого не делал, сумасшедший идиот! Мне вообще нет никакого дела до этого чертового цыгана!
— Я бы поверил тебе, не приди ты на совет с этой замечательной палкой. — Я ткнул ею ему в грудь, и Стёнен упал на спину.
Надо сказать, мне это не доставляло удовольствия. Почти не доставляло. Будь моя воля, я бы просто сразу прикончил его, без всяких избиений.
— Ты! — поперхнулся тот. — Тебя распнут! Нет никаких доказательств! Тебе никто не поверит! Николо! Николо!
Я понял, что он зовет слугу, и не слишком сильно огрел его по плечу.
— Твой лакей не появится, магистр. И ты, кажется, не понял всю серьезность ситуации. Мне плевать на доказательства. Главное во всем этом — я знаю, что ты подсыпал отраву в вино и подсунул бутылку Шуко. Все остальное не важно. И знаешь почему? Потому, что я не пойду к магистрам или городским властям. Я сам свершу суд над тобой.
— Ты не мож…
Я ударил его по голени, и он взвыл.
— Ну-ка, еще раз скажи, что я могу, а чего нет.
— Я ничего не делал! Я невиновен!
— Не старайся. И не ори. Сюда никто не придет. И тебя никто не услышит. За смерть Шуко ты ответишь. Передо мной. И прежде, чем ты умрешь, я постараюсь сломать тебе все кости. Превращу их в порошок, а тебя — в отбивную.
Он попытался отползти:
— Зачем ты это делаешь?!
Я с удивлением поднял брови:
— Быть может, мы с цыганом и не были близкими друзьями, но сражались плечом к плечу. Мы довольно многое пережили вместе, а теперь он в могиле. А ты жив. Я считаю это несправедливостью.
— Хорошо! Хорошо! — Он явно счел, что говорит с умалишенным. — Я признаюсь!
Я расхохотался, размахнулся, и трость прошелестела в опасной близости от его лица, так что он взвизгнул.
— Ты меня не слушаешь! Мне плевать, признаешься ты или нет. Не будет никакого суда, магистров и прочей ерунды. Я не дам тебе шанса выкрутиться.
— Ты сумасшедший! — Теперь на его лице появился ужас.
— Рад, что ты это понял, — отвесил я поклон.
— Если ты убьешь меня, тебе не спрятаться! Рано или поздно тебя найдут! И даже Гертруда больше не спасет.
— А мне плевать. Пожалуй, для начала я раздроблю тебе пальцы на руках, — сказал я, занося трость для нового удара.
Он оскалился и наконец-то крикнул:
— Убей его! Чего ты ждешь?!
Дверь в темной половине комнаты лопнула точно мыльный пузырь, разлетелась на лучины, и размытый силуэт ринулся на меня. Я был готов к этому, так что швырнул фигуру и отшатнулся назад, сбрасывая с пальцев дремлющий знак.
Я не попал ни в первый, ни во второй раз, но темная сущность, чтобы избежать гибели, невероятно быстро отклонилась в сторону, прекратив атаку, замедлилась и встала у выхода из комнаты так, чтобы я не смог убежать. Это был худой, изможденный мужчина с серым пористым лицом и глубокими складками вокруг рта. Ничем не примечательная душа, если бы не пальцы, заканчивающиеся восьмидюймовыми когтями, сотканными из тьмы.
— Окулл, — сказал я, переложив трость в левую руку и выставляя перед собой кинжал. — Как ты убедил его сотрудничать?
Стёнен лишь зло рассмеялся, и я краем глаза увидел, что он вновь пытается сесть. Я, используя опыт Мириам, окружил себя тремя крутящимися знаками. Пускай они не были такими мощными, как у моей учительницы, но заставили окулла не спешить.