– Учти, если ты к мекафам питаешь какие-нибудь вредные настроения, если не склонен работать на полную катушку, тогда и мое предложение, удачно названное тобой тандемом, отклоняется. Все равно ничего из этого не выйдет, проще забыть обо всем и не вспоминать.
– Понимаю, – согласился Том, – тогда так… Сомнения, конечно, есть. Слишком все быстро произошло и как-то легко. Нет, не легко, а гораздо противнее, чем если бы было с кровью и настоящим сопротивлением.
– У них технологическое преимущество, – пожал плечами Зураб, снова закурил и подвинул пачку вперед. Том взял сигарету и тут же почему-то вспомнил, как курил «беломорканалины» на ветру, с автоматом в другой руке… Кажется, это и решило дело.
– Отношение к мекафам, конечно, не простое. Есть за что их уважать и даже поблагодарить… Например, накормили голодных. Хотя еще неизвестно, что здесь правда, а что – обработка общественного мнения. – При этих его словах Зураб опустил голову, спрятав глаза. – Еще они перестраивают технику. Тоже очень хорошо, даже замечательно. Отменили старую экономику, вводят новую схему расчетов, потому что прежняя была архаичной и несправедливой… Согласен и с этим. Глупостей, которые навалили на нас в этом правители за последние двадцать лет, многовато для одной страны и одного поколения.
«А ты разговорился, – мелькнуло в голове, – пожалуй, следует тормозить. Не то боком выйдет тебе вся эта откровенность».
– И новое управление, я имею в виду социальные и административные сферы, тоже выглядят неплохо. Правда, я не все здесь понимаю, могу ошибаться, но кажется, мы уже не работаем только на власть предержащих и их холуев. А это заслуживает признательности… Хотя и среди нынешних управленцев немало прежних лиц, но больше все-таки новых…
– Но? – перебил Зураб. – Ты так все сформулировал, что должно быть «но».
– Это тоже есть. Судя по передачам, богатеньких меньше не стало. Пожалуй, их стало даже больше, чем в прежние годы. Я имею в виду незаслуженно богатеньких, не заработавших своего благополучия. А это обидно, как ни крути.
– Та-ак, – протянул Зураб. – Я думал, ты законченный технократ, а ты… Пожалуй, в мою епархию заходишь, в социальное, так сказать, устройство общества. – Он кивнул на бумаги, лежащие перед ним на столе. – Не думал, не гадал… Слишком широко смотришь, Томаз.
– Просто выражаю свои сомнения. И одно из них вот какое: очень уж ловко эти захватчики спелись с богатеями, не отменили их, наоборот – поддержали.
– А зачем же их отменять? – наигранно удивился Зураб. – Они тоже свое дело делают. Богатство – это такая штука, которая просто так с неба не падает. Если кто-то богат, значит, он полезен обществу настолько, что сумел на этом создать капитал.
– У нас в России богатство – не продукт полезности, увы, а проявление способности урвать кус пожирнее. Ты же не хуже меня знаешь, как назначали на «миллионерские» должности… Только неубедительно назначали, произвольно. И глупо – лишь для того, чтобы замаскировать свои наворованные по случаю миллионы.
– Та-ак, – снова протянул Зураб. – Ладно, что просил, на то и напоролся. – Он поднялся, кофе его остыл совершенно. – Буду думать, стоит ли нам… тандем строить. – Он прищурился сквозь сигаретный дым. – В чем-то ситуация повторяется: я тебе предлагаю дело, а ты… опять дурью маешься и считаешь себя правым!
– Люди вообще не очень-то склонны меняться, – сказал Том, чтобы как-то побыстрее выйти из этого разговора. «Зря я так, – подумалось, – как бы Зураб теперь не подставил».
Когда Извеков уже выходил из здания, так и не сунув гардеробщику никаких чаевых, он все еще вспоминал, что и как было произнесено там, в кабинете Зураба. Это тоже было важно – «как» произнесено. И получалось, что в этом и была главная опасность. А если не опасность, то уж несомненно – неприятность. Они были слишком разные, и именно из интонаций разговора это следовало с доказательностью математической теоремы.
А потом, шагая на работу, Том вдруг стал думать по-другому. Вот они строят свою космическую станцию, а ведь проговорились в какой-то из телепередач по одному из учебных каналов, что им необходима эта станция именно такой – мощной, крепкой и энергоемкой, чтобы отразить любое вмешательство в дела людей. Вернее, в те проекты, которые они, мекафы, осуществляют вместе с людьми. Но если они готовятся отражать чье-то вмешательство, значит, с кем-то воюют? Значит, не все так просто? И есть другие варианты развития, чем построение нового общества тут, на Земле, в исполнении мекафов?..
Да, именно так! Слишком много непонятного, слишком туманны и цели и желания самих мекафов. И их объяснения не проясняют ситуацию, общее положение, в котором оказались и люди, и они, захватчики, а лишь маскируют ее, замыливают… Но тогда спрашивается – зачем? И ответа на этот вроде бы простой вопрос пока нет как нет. Версия едва ли не чистой благотворительности, которую пытаются впарить типы вроде Зураба, не выдерживает самой поверхностной критики.
Вот только в одном Зураб прав: об этом всем следует подумать. Не так, как прежде – от случая к случаю, бессистемно, а толково, трезво и, может быть, даже пристрастно. «Об этом нужно думать, – решил Том. – Хотя бы для того, чтобы больше не попадать неподготовленным в подобные ситуации, из которой только что вышел…» Да и вышел ли? Может, самое скверное для него только начинается?
9
Однажды зимой Том вошел в автобус, чтобы ехать на работу, и… не увидел водителя. Машина, сама по себе, без привычной спины человека за рулем, объявила следующую остановку, закрыла двери уже изрядно переполненной металлической коробки и спокойно поехала вперед. Народ шумел, кто-то возмущался – как обычно в России, где никто никогда от нововведений не ждал ничего хорошего, – но были и такие, как Извеков, приглядывались к тому, что происходит. И выходило, что машина ведет себя адекватно. Она на приемлемой скорости обгоняла другие машины, застрявшие почему-либо в правом ряду, и плавно подходила к остановкам, чтобы открыть двери, выпустить-впустить пассажиров и двигать дальше. Том так засмотрелся на эту простую, но необычную штуку, что чуть было не проехал свою контору.
В курилке в тот день только и разговоров было об этом отказе от шоферов в городских автобусах. Пришли к выводу: если система надежна, то ее давно следовало сочинить. Хотя и тут, в родной курилке института, кое-кто говорил, что так можно поменять слишком уж многих работяг. А это означает, помимо прочего, безработицу, которой никто не желал. Впрочем, сошлись на том, что хочешь не хочешь, а теперь все так и будет: сделают и не спросят, согласны ли люди на подобное.
Потом Извеков несколько дней смотрел передачи, которые вечерами, в самое хорошее и удобное время транслировались по телику. Похожие одна на другую, как два яйца, и об одном и том же: как из общей операторской за всеми машинами города следят недремлющие и очень опытные, прямо-таки матерые водители. Теперь каждый из них может управлять двадцатью машинами или даже больше. Было понятно, что эти передачки – для уверенности, чтобы люди не волновались, но почему-то именно такая заботливость вызывала раздражение. Нашли что разъяснять – шоферов сняли!.. Да если у пришельцев есть приборы, автоматы и механизмы, которые будут выполнять эту работу, – милости просим, не самый сногсшибательный трюк.
В стык этим передачам скоро стали показывать и новые машины, которые обеспечивали совершенно безопасное передвижение и позволяли, по словам «специалистов», снизить дорожный травматизм до долей процента от прошлого, почти массового самоистребления людей посредством автомобиля. И вообще машины эти выглядели как-то иначе, чем в прежние годы, более функционально и даже уютно. Не было привычного напора, деланой непричастности человека к этим механизмам, а было что-то мягкое, едва ли не женственное.
Вот в эти новые машины, которые для начала собирались выпускать всего трех видов, Лариса почти влюбилась и стала подумывать о том, чтобы приобрести такую. Уж очень ей понравилась роль эдакой барыни, которая с дочкой и мужем садится в подобный аппарат и просит их куда-то отвезти. А если понадобится, указывает точное место на электронной карте города, появляющейся на небольшом дисплейчике перед ней. И они едут. А потом электронный водила еще и подсказывает барыне, что сегодня нужно непременно бензин залить, потому что на обратную дорогу им уже не хватит.
Она так рассказывала об этом Тому, что не составляло труда догадаться – хочет утереть нос приятельницам и в больнице об этом только и говорят. Извекову это не казалось интересным, и он попробовал отнекиваться:
– Да пойми же ты, у мекафов другая энергетика – никакой бензин никуда заливать не придется. И если приходится пока бензозаправки поддерживать, так чтобы прежние машины могли ездить. А новые будут… от электрических клемм каких-нибудь заряжаться.
– Ничего, – бодро настаивала Лара, – я согласна и от клемм, как ты говоришь. Главное, что своя машина. Я ее по воскресеньям, когда не на дежурстве, мыть буду, с Летой даже, а весной станем на пляж выезжать… Или, хочешь, к твоей маме в Кинешму смотаемся. Тут недалеко – через час-другой будем на месте. И Летку мне легче будет в школу забрасывать…
Тому оставалось только признать, что он подумает. Хотя и тут Лара была неумолима:
– О чем думать? И деньги есть, и место для гаража во дворике я уже присмотрела.
Трудно с ней было. Том даже временами раздражаться начал, покрикивал, хотя и без успеха. Лариса отругивалась весело, не сердито, допуская, по-видимому, что муж может иногда и ругаться. Главное, как она говорила про автомобиль, «что свой».
Машину купить было действительно возможно. Правда, пришлось бы сходить в инспекцию, что-то там заполнить и подписать, чтобы с его карточки автоматически снимался налог на машину. Извеков и сам это понимал. Не был способен уразуметь только одного: зачем ему эта машина, что он будет с ней делать? Как он, довольно простой и не слишком примечательный инженер-проектировщик, вдруг начнет пользоваться такой привилегией?
В общем, пришлось все же про машину разузнавать. И тут, к его облегчению, Том выяснил, что машин нового типа пока выпускается мало, что нужно стоять в очереди до полутора лет, и все зависит от той категории, которую ему присвоили. А у Тома хоть и была довольно удачная категория, но не самая мощная для такого приобретения, как семейная машина нового поколения. Вот Ларисе и пришлось пока смириться с таким положением. Но под конец всех объяснений она пробурчала:
– Ладно, сразу все не получается. Но прождать год-два – это немного. Если бы я захотела, на нее пришлось бы копить лет пятнадцать… И то, может, не досталось бы.
Она еще помнила коммунистические времена, когда купить машину было сложнее, чем слетать на Луну. Поэтому отсрочка в исполнении желания не слишком вывела ее из равновесия. И Том вздохнул с облегчением. Он и не предполагал, что такая ерундовая вещь, как покупка автомобиля, может на него подействовать едва ли не угнетающе. Даже сам удивился.
Зато Лета, когда разобралась, что машину они пока не покупают, потребовала, чтобы ей в комнату поставили большой и навороченный трехмерный телик. Вернее, не поставили, а повесили. Потому что появились такие аппараты, которые можно было как картину на стену вешать, и создавалось впечатление, что стена после этого исчезает, а появляется новое окно…
Когда они втроем отправились за этой покупкой, оказалось, что телевизоры продавал один из тех ребят, с кем Извеков был знаком на верфи. Мужчины разговорились, пока оформляли покупку и носились с его карточкой, чтобы все оплатить. Этот парень, которого Том величал Игорем, но который перед расставанием признался, что он Владимир, а не Игорь, рассказал, между прочим, что он иногда заходит на верфь и что у них там в пивнушках перед выходом из порта чуть не раз в неделю собирается вполне представительная компания «из старослужащих», как он выразился. Собственно, Том тоже к ней относился, пусть и перепутал имя этого парня. И почему-то ему вдруг захотелось посидеть с прежними знакомыми, расспросить – где, как и что у них происходит?
Еще Володя, убедившись, что Тому интересен этот разговор, сообщил, что заказов на верфи полно, а зарплата поднялась уже настолько, что он сам подумывает, не вернуться ли? В общем, Том еще поболтал бы с ним, но Лариса заставила торопиться, ей не терпелось опробовать новинку.
Телевизор этот Ларе так понравился, что она повесила его в главной комнате, а старый переставила в комнату к Лете и объяснила очень просто: у нового телика оказалась такая функция, как три дополнительных экранчика сбоку, поэтому можно было смотреть четыре передачи разом, не перескакивая по каналам, а для Леты это, мол, слишком «жирно».
Оторваться от нового телевизора было нелегко, как будто он чем-то манил, что-то такое делал с мозгами. И не столько обслуживал человека, сколько… назначал своей приставкой. Его даже выключать не хотелось. Том, разумеется, сразу вспомнил про двадцать пятый кадр и еще о каких-то наводках на сознание человека посредством скрытого цвета… Но делать с этим все равно ничего не стал. Потому что и сам смотрел… в это окошко с удовольствием.
Новый аппарат действительно помогал расслабиться после работы. При этом самому Тому больше всего нравились неожиданно появившиеся в избытке передачи о строительстве постоянной базы человечества и мекафов, разумеется, на Луне. Это было действительно здорово и даже более красиво, чем строительство геостационарных баз над Землей. Это поражало воображение. Или оживляло память прошлых десятилетий, когда люди так мечтали добраться до Луны, высадиться на этом природном спутнике, походить по нему, сыграть в футбол или просто развесить флаги и прочие игрушки, как на новогодней елке. Это возвращало Извекова во времена мира и спокойствия, почти детства…
На этот раз строительство, как понял Том, было даже более масштабным, чем все прочие проекты мекафов. Они размахнулись, собираясь строить четырнадцать наружных куполов с довольно большими окнами, чтобы наблюдать звезды на лунном небосклоне, а также более полутора тысяч разных помещений, заглубленных в грунт, иногда уходящих до километра под поверхность. Это были заводы, станции, предприятия жизнеобеспечения и просто склады со всем необходимым на случай если что-то пойдет не так, как задумано. Хотя, как иногда с тоской думал Том, для самих мекафов в этом было мало новизны. Они, скорее всего, делали свое дело, чтобы остаться на Земле навсегда, и при этом выходило, что выбора у людей не было.
Еще по новому телику Тому довелось просмотреть с десяток новоявленных мыльных телесериалов. Вот тут восхищаться было нечем. Все было предельно просто и однонаправленно. Люди были сволочами, которые, как и в прежних голливудских боевиках, только и делали, что бегали и стреляли из пистолетов в красномундирных. А потом мгновенно стали «хорошими парнями» и под предводительством мудрых и необычайно благородных мекафов принесли на свою планету всеобщие идеалы прогресса и мира. Их нужно было, разумеется, остановить, чем и занимались те, кому положено… Или очередной герой, без сомнения воспитанный на идеалах гуманизма и процветания, ради чего он и уничтожал тупых повстанцев пачками, не задумываясь о прочих проблемах.
Это было бы смешно, если бы русским, как во времена системного предательства ельциноидов, такое уже не пришлось разок испытать. Тогда тоже по всем каналам вдруг принялись крутить почти такие же боевики, где подлецами и тупицами были эти самые русские, мечтающие только о величии «России-матушки» под соусом, разумеется, тоталитаризма или какой-нибудь иной диктатуры. Так что, в общем, совсем оскорбленным Том себя не чувствовал – к чему привык, то уже было не вытравить.
Из сколько-нибудь достоверных передач Извекову понравилась только одна. В ней на базе новых, только что освоенных генно-инженерных идей, заимствованных у мекафов, некая международная банда в Европе изобрела очень долговременный наркотик, вызывающий повышенный уровень серотонина в мозгах, вплоть до постоянной, длящейся неделями эйфории. И когда эту банду раскрыли, их довольно безжалостно расстреляли. Причем публично, словно в Европе возник некий вариант шариата вместо полноценной судебно-правовой системы. Хотя, если уж на то пошло, судить за причастность к постоянно действующей криминальной группировке, пожалуй, было правильно. Иначе этих ребят с совершенно гангстерскими замашками остановить было невозможно, особенно в России, коррумпированной чуть не до последнего, самого мелкого чинуши.