– А обычные заключенные как к Светлым относятся? – заинтересовался Угорь. – Ведь Иным здесь пользоваться магией нельзя, значит, симпатии с антипатиями внушить братве получится только самым традиционным способом!
– Верно, – согласился Степанов и пожал плечами, – только вы же знаете, что все Иные сами по себе обладают определенным шармом, тут никакого дополнительного воздействия не требуется. Горина и до инициации уважали, и после отношение к нему мало изменилось. А вообще – вы бы лучше Саньку на этот счет расспросили.
– Санька, я так понимаю, это тот самый единственный Светлый Иной, который сейчас остался на зоне?
– Ну да, сосед… – Степанов на мгновение нахмурился и тут же поправился: – Бывший сосед Горина по нарам. Хороший парнишка, сюда совершенно напрасно попал…
Не в первый раз уже за время разговора чудилась Угрю в голосе надзорного тоска. Вот и сейчас – сказал «совершенно напрасно», а у самого интонация сказанному не соответствует. Переживал Степанов, томился, накручивал себя постоянно – дескать, а все ли я сделал, что мог? И речь тут, наверное, шла не только о страшном позавчерашнем инциденте, но и о работе тюремного Надзора вообще. Вот вверена тебе колония на полторы тысячи человек, и находятся в ней семеро потенциальных Иных, и от твоих действий в большой степени зависит то, Светлыми они станут или Темными, выйдут они отсюда действительно перевоспитавшимися, достойными членами общества, или их преступная сущность вопреки твоим стараниям окажется подкреплена и усилена недоступными обычным людям возможностями. Может, ты плохо старался? Может, если бы вовремя нашел правильный подход, Светлых в колонии было бы еще больше? И ведь невдомек этому интеллигентному перфекционисту, что соотношение два к пяти – это уже настоящее достижение, потому что обычно количественная разница между Светлыми и Темными куда больше. Угорь подозревал, что существуют тюрьмы и колонии, где Светлых нет вообще.
Нужно было как-то разболтать Степанова, не дать ему окончательно закрыться в скорлупе из самобичевания.
– Слу-ушайте, а ведь вон там – это же место преступления, верно?
– Да, это клуб.
– Мы можем сейчас туда зайти? – оживился Угорь. – Пустят?
– Пустят, конечно, – вежливо улыбнулся Степанов. – Там сейчас никого. Собственно, с тех самых пор клуб закрыт. До окончания расследования.
– Ну, пойдемте, пойдемте! – поторопил Евгений. – Я осмотрюсь, а вы мне пока расскажете о Темных. Что, действительно они всей зоной заправляют?
– Я разве так сказал? – смутился надзорный. – Нет, вы меня, видимо, неправильно поняли. Просто, во-первых, Темных традиционно больше, чем Светлых Иных. Везде, в любом коллективе. Мы тут не исключение. Иные, пусть даже неинициированные, – они всегда чуть фартовее обычных людей. На уровне чуйки предугадывают опасность и легкую добычу, оттого и авторитет на воле зарабатывают быстрее преступников-людей. Ну и в местах лишения свободы заключенные к таким тянутся, поэтому… Короче, у Темных всегда много добровольных помощников – «шестерок» и шнырей. Но свой шнырь был и у Горыныча, к примеру. Даже когда я его уже инициировал. У него и десяток помощников был бы, если бы он захотел.
– А во-вторых? Вы сказали: во-первых, Темных всегда больше. А что во-вторых?
– Ну, у них тоже своя специфика в воспитании и обучении. Вы же помните – наша зона черной масти. Сотрудник Темного Надзора… как и сотни его коллег по всей стране… они, конечно, справляются с обязанностями по мере возможностей, но я вам уже говорил, как в зонах относятся к вертухаям. А раз надзорный лишает тебя свободы, не дает пользоваться Силой, не способствует тому, чтобы твое дело исчезло, а о тебе самом «мусора» и думать забыли, – значит, он вертухай и есть. Даже уже инициированный Темный предпочтет не знать простейших заклинаний, чем научиться им от надзорного. И вот чтобы в зоне все было нормально, сюда обычно подсаживается бывалый, авторитетный Темный с воли.
– Что значит – подсаживается? – удивился Угорь. Они уже стояли на ступеньках бокового, служебного входа в клуб, но Евгений не спешил зайти внутрь, предпочтя не отвлекаться и дослушать Степанова.
– Ну, по поручению воровской сходки один из членов банды, Иной, совершает мелкое преступление или берет на себя вину кореша – специально для того, чтобы получить срок и стать «смотрящим» для Темных в колонии. Во-первых, если «смотрящий» даст зэку задание посещать занятия в тюремном Надзоре, то общение с вертухаем уже не западло. Во-вторых, он и сам учит их потихоньку. Темный Надзор готовит Иных для Дневного Дозора, а «смотрящий» – для фартовой жизни на воле.
– Конкуренты, стало быть… И что? Цапаются между собой?
– Не замечал. Скорее терпят. Понимают, что друг без друга у них все будет… сложнее.
Евгения не совсем кстати осенило: давным-давно до него доходили слухи о том, что Аесарон, нынешний глава Дневного Дозора Томской и еще двух сопредельных областей, когда-то отбывал наказание в местах лишения свободы. Угорь терялся в догадках – как это Темный умудрился попасться в руки органов правопорядка, обычных людей? Почему не воспользовался возможностями Иного, дабы избежать ареста и наказания, почему не улизнул из следственного изолятора или из тюрьмы сквозь Сумрак? Теперь же дозорный со всеми основаниями подозревал, что Аесарону двадцать пять лет назад было поручено стать «смотрящим» на зоне – чтобы приглядывать за инициированными Темными и обучать их. Ведь в то время он не только не был главой Дневного Дозора, но и вообще в Дозоре, кажется, не состоял. Неплохая такая карьера – от уголовника до руководителя областного масштаба!
Они наконец вошли внутрь и сразу поднялись на второй этаж. Степанов мимоходом пояснил, что внизу остались спортзал и художественные мастерские. Там, к счастью, во время инцидента никого не было. По коридору второго этажа они последовательно прошли мимо маленького кинозала и «ленинской комнаты». Самым дальним помещением здесь была библиотека.
– Вот, – выдохнул Степанов, и Угрю показалось, что он непроизвольно поежился.
В реальном мире коридор был как коридор, светильники как светильники, двери как двери – все неказистое, чистенькое, недорогое, казенное. Никаких тебе надписей на стенах, пол недавно покрашен, металлическая дверная ручка на входе в библиотеку отполирована до блеска тысячами прикосновений.
В Сумраке все было иначе. Здесь коридор напоминал деревенскую избу после пожара: самые толстые бревна уцелели, а остальное выгорело напрочь. Волна чудовищного жара пронеслась отсюда, от библиотеки, до лестницы, спустилась вниз и промчалась по первому этажу, уперлась изнутри в торцовую стену и… развеялась без остатка. Заклятье «протуберанец», оно же – «кара небесная», воздействие третьего уровня.
Из характеристик, подколотых в дело, Угорь знал, что третьим рангом здесь, в зоне, не обладает никто, включая обоих надзорных. Степанов и его Темный коллега тянули на четвертый-пятый уровень, что надежно компенсировалось служебными амулетами: да, в их арсенале были мощные артефакты, заряженные непосредственным руководством, да только были они защитного действия. Скажем, обуздать толпу, если вдруг вся зона взбунтуется, подобным артефактом можно, а вот развеять в Сумраке пусть даже не толпу, а всего лишь четверых, – не получится.
С их подопечными все еще очевиднее: сдерживающие заклинания не давали набрать им должной Силы. Но даже не будь сдерживающего фактора… скажем, самый перспективный из всех, заключенный Горин, смог бы, наверное, лет через десять-пятнадцать выдать на пике четвертый уровень. Темный «смотрящий» Фагот (а теперь Угорь уже понимал, что инициирован он был не в зоне, что попал сюда по решению воровской сходки – присматривать за потенциальными кадрами) мог бы, наверное, показать на воле аналогичный результат, хоть и записан он был пятым рангом. Вот только и Горыныч, и Фагот – оба погибли здесь, в коридоре, ведущем в библиотеку.
Про Светлого Саньку и остальных Темных и говорить нечего – им подобный уровень мог быть доступен лет через пятьдесят-сто.
«Кара небесная» – заклятье универсальное, сотворить его мог и Темный маг, и Светлый, различия только в оттенке Силы, использованной в процессе. Судя по тому, что синий мох на десяток метров вокруг здания клуба не выжжен, а выморожен, Сила была Темной. Что же получается – все-таки Фагот? Рискнул, не совладал – и поплатился? А чего ради рискнул? В материалах фигурировал какой-то «подогрев»[6] с воли – не то перепутанный, не то украденный. В своем рапорте в Ночной Дозор Степанов в качестве рабочей гипотезы выдвигал предположение, что именно «подогрев» мог стать причиной раздора между Темными и Светлым заключенными. Если Горыныч действительно присвоил себе незаконную передачу с воли, адресованную Темным, Фагот со товарищи могли бы попытаться его наказать. Попытались – и сами погибли, не сумев обуздать поток выплеснувшейся Силы?
Угорь заглянул на второй слой Сумрака и тут же отшатнулся обратно. Нет, конечно же, там не было обгорелых трупов, оторванных конечностей, не было никаких таких ужасов реального мира, нехорошо воздействующих на психику неподготовленного человека. И все же едва уловимые, не успевшие окончательно развеяться следы там были: неосязаемые, неощутимые в физическом плане, пространство на втором слое пронизывали разорванные в клочья, испепеленные, микроскопические частички аур погибших. Будто останки растерзанных не тел, но душ Иных. Еще живая, но уже безвозвратно умирающая пыль.
Информативный слепок с таких аур не снять. Временное ревоплощение хотя бы одной из жертв для дачи показаний… даже если и возможно, то слишком хлопотно: решение о краткосрочном «воскрешении» погибшего или упокоенного в Сумраке Иного принимает Инквизиция, энергозатраты при этом такие, что мама не горюй, и основания для подачи заявки на ревоплощение должны быть чрезвычайно серьезными. А тут, похоже, не тот случай. Всего лишь разборка заключенных на зоне.
Или нет?
В деле упоминалось и еще одно убийство, совершенное накануне применения «кары небесной»: один заключенный (обычный человек) жестоко расправился с другим заключенным (обычным человеком). Связано ли то убийство с предполагаемой разборкой между Горынычем и Фаготом?
Угорь помотал головой и вынырнул в реальный мир.
– Похоже, мне все-таки придется побеседовать с уцелевшими участниками всех последних событий.
Степанов в ответ уныло кивнул и осведомился:
– С кого хотите начать?
– Я так понимаю, что хронологически все началось с инцидента в промзоне, с людей?
– Н-нет, – с сомнением выдавил надзорный. – Скорее всего, сначала исчез «подогрев».
* * *Санька не успел даже обдумать как следует, отчего это Темный интересуется его ужином, а Фагот озадачил пуще прежнего.
– Вкусно было? – совсем ласково осведомился «смотрящий».
Странный вопрос. «Положняк» – нехитрый рацион питания – одинаков на зоне для всех, независимо от масти и статуса. Только всяким диетикам-диабетикам выдают еще более пресную, недосоленую или совсем несладкую жратву. Как тут можно говорить о вкусе?
Правильно поняв удивленное молчание Саньки, Фагот театрально вздернул брови.
– Что, Горыныч даже не угостил, не поделился?
Только теперь до Саньки доперло: его кореш, сосед с нижнего яруса нар, намедни обмолвился, что ждет «подогрев» с воли. «Дорога» была давно налаженная – хоть Горин и считался блатным, в промзоне он время от времени появлялся вместе со всем отрядом. Ну, не работать, конечно, появлялся – дела какие-то решал. А на производстве мастера и бригадиры – вольные пташки. Да еще и людишки попроще постоянно наведывались в цеха ночами, когда зэки возвращались в жилую зону. Людишки эти завозили материалы и заготовки, вывозили мусор, металлическую стружку и прочие производственные отходы, забирали готовую продукцию. Обычно договаривались именно с ними – пронести в цех и оставить в укромном местечке передачу для конкретного зэка. Таким образом Горыныч регулярно разживался то водярой, то куревом поприличнее, то хавчиком. Протащить «подогрев» из промзоны в жилку, через шлюз с охраной и обязательным шмоном – это отдельная песня, но у братвы и тут все было замазано.
Ладно, допустим, Горин получил «подогрев». Но опять же – какое до этого дело Фаготу и остальным Темным? Они что же – решили Горыныча данью обложить? А очко у них не треснет?
– Где сейчас твой сосед? – не дождавшись ответа, задал «смотрящий» новый вопрос.
– Не докладывал, – вздернув подбородок, отрезал Санька. – Да и ты, Фагот, не прокурор, чтобы меня об этом спрашивать.
– Ну, ну, – басовито прогудел Темный и примирительно выставил ладони, – не гоношись. Ты пойми, парень: порожняк гнать никто не собирается, но разобраться надо. Горыныч – он ведь из правильной босоты, не то что нынешние… – Фагот сделал едва заметное движение головой, будто бы указывая себе за спину; его спутники молча проглотили сказанное, только Лыко и Фирмач переглянулись с недобрыми усмешками. – Мы заслуги Горыныча помним и уважаем. Вот только брать без спроса у своих – последнее дело, а по всем раскладам выходит, что взять мог только он.
– Да что взять-то? – искренне не понимая, повысил голос Санька.
– Человечек один вчера кинул мульку, что будет в промзоне для меня «подогрев». – Пригнувшись, Фагот доверительно сообщил: – Тушеночки мне захотелось говяжьей, понимаешь ли. Ночью хавчик доставили в нычку. Днем видели, как неподалеку крутился Горыныч, а в конце смены шанулись – пусто в нычке. И Горыныча нетути.
Санька облегченно выдохнул. Это не предъява, это – тьфу! Представить себе, что Горыныч (мало того что Светлый, так еще и на понятиях) тасканет у братвы, он, Санька, ну никак не мог. Странно, что Фаготу это вообще в голову пришло!
– Ты его после работы видел? – ласково спрашивал Фагот. – В отряд он возвращался?
Поскольку предъява была смешной, неправдоподобной, Санька решил, что играть в молчанку смысла нет.
– Не видел. Мы же в разных цехах с ним числимся, шлюз из промзоны в жилку в разных партиях проходим.
– А за ужином он был?
За ужином вместо Горыныча за столом сидел его шнырь. Такое уже случалось пару раз, когда присутствие Горыныча во время приема пищи требовалось в другом месте. Поскольку зона была черной, вертухаям было вполне достаточно, что «по головам» в столовой все сходится, а уж кто там сидит за столом – пусть «смотрящие» следят.
* * *– Так, Санька! – Угорь звучно шлепнул ладонью о ладонь. – Значит, вы с Фаготом выяснили, что Горин по случайному стечению обстоятельств именно в этот день и именно в этом месте тоже должен был получить «подогрев». На чужое он бы не позарился, поскольку это такой воровской закон. Верно?
Парнишка, которого в последние дни кто только не допрашивал, неуверенно кивнул.
– Но ведь могло быть такое, что Горин перепутал? Скажем, предназначенный ему «подогрев» доставить просто не смогли, а предупредить – не успели. Он заглянул в нычку, увидел… ну, скажем, сверток и решил, что этот гостинец – для него. Могло так случиться?
– Могло, наверное, – пожал плечами Санька и шмыгнул носом, – только ведь он сразу обнаружил бы, что это не его «подогрев». Фагот говорил, что тушенки себе заказал, а Горыныч консервы никогда не ел, говорил, что туда всякую тухлятину засовывают.
Говорил, говорил… И тот, и другой – в прошедшем времени. Ни у того, ни у другого уже не уточнишь…
– Ла-адно… – протянул Угорь. – Но если мы с тобой на секундочку предположим, что Горин все-таки ошибся и присвоил чужое… Что бы его ждало в таком случае?
– Ну, с него бы спросили, – снова пожал плечами Санька. – Могли бы разъяснить по-братски…
– Это значит – врезали бы по лицу, – подал голос Степанов. – Один раз, без всяких последствий.
– Ну да, – коротко оглянувшись на надзорного, подтвердил Санька. – Если бы стал быковать – могли бы перевести в обиженку…
– Это значит – лишили бы статуса, – пояснил Степанов. – Обиженные – это, конечно, не опущенные, но каста презираемая.