Он проделывал всю эту бессмыслицу уже в четвертый раз, когда Банг негромко произнес:
— Может, хватит? Он и так продержался дольше, чем любой из них.
Адмирал покачал головой:
— Нет, надо продолжать. Просто он сильнее и выносливее остальных. Он должен дойти до предела своих сил — лишь в этом случае мы можем рассчитывать на чистую реакцию.
— Ну не знаю… — пробурчал Банг. — Треть этих цуциков вообще начали возмущаться еще до того, как мы повесили на них ранец. А еще треть пригрозили нам страшными карами после того, как им предложили отжаться — это, видите ли, глупость и оскорбление Деятельного Разумного! А этот пыхтит, но бежит.
Ответил ему стоявший рядом с адмиралом русский:
— Значит, есть шанс, что мы нашли еще одного местного ненормального, из которого можно воспитать настоящего человека, Банг. Но для этого его нельзя жалеть. Человек-то ведь получается только через преодоление, дружище. Сам по себе, как по жизни случается, он не вырастет.
Джо хмыкнул:
— Да, Иван, я гляжу, ты наслушался нашего адмирала. Недаром торчишь у него все вечера. А мне даже пивка выпить не с кем.
Русский усмехнулся:
— Так ведь, старина, учиться ж никогда не поздно. Особенно у умных людей. К тому же адмирал-то ничего нового не сказал, просто… ну… сформулировал, что ли, то, что я раньше и сам знал или чувствовал. И вообще, я тебе так скажу — все, чего я достиг в жизни, как раз из-за того, что я учился. Да и Владимир Ильич завещал — учиться, учиться и еще раз учиться. И я как коммунист просто обязан поступать так, как завещал Ленин.
— Так, если об идеологии — это не ко мне, — тут же вскинул руки Розенблюм. — Это вон с майором глотки дерите. Только чур без мордобоя. У меня еще с прошлого раза, как вас разнимать пришлось, палец не зажил.
— И все ты врешь, — лениво отозвался Скорцени, — тут все заживает почти мгновенно. Беноль позаботился. Впрочем, что еще можно ожидать ют еврея, кроме вранья?
— Не понял, — недобро прищурился Банг, — что ты там вякнул о евреях?
Но в этот момент с беговой дорожки раздался тягучий стон.
— Ыый, — шатаясь замычал Ликоэль, который был уже так измучен, что не слышал ничего из того, что говорили рядом с ним. — Ыых… — Он споткнулся, но каким-то чудом удержался на ногах. Однако его повело в сторону с такой силой, что всем стало понятно: это ненадолго.
— Вот теперь уже скоро… — прошептал адмирал.
— Хыык. — Мастер рухнул на беговую дорожку.
Ямамото подобрался и обвел взглядом троих землян.
— Кто… — начал он, но тут русский тряхнул головой и сделал шаг к лежащему киольцу.
— Эй, парень, — тихо позвал он, — вишь, какое дело… Еще б надо.
— Ш-ш-што? — прошелестел Ликоэль.
— Пробежать надо. Еще чутка.
— Н-не мо-у… — выдохнул мастер.
— Надо. Для проекта надо.
Ликоэль не ответил, но спустя несколько мгновений зашевелился и, едва не завалившись на бок из-за перекосившегося при падении ранца, начал неуклюже, на дрожащих руках и ногах, подниматься.
— От так, — приговаривал русский, помогая ему, — от и ладно. Занудаку [26]пойдем.
Ликоэль не отвечал — просто сил не было. Наконец они поднялись. Мастер постоял на подгибающихся ногах, а затем качнулся вперед и сделал шаг, другой…
— От так! — Иван расплылся в улыбке. — Здорово! Занудаку и батьку бить легче. Давай, родной, давай… Ты ж наш, комсомолец, ну, в душе, а не шелупонь какая буржуазная. Я ж вижу…
* * *В себя Ликоэль пришел уже в той комнате, которую занимал в иуэле Беноля. Было темно. Он некоторое время лежал, ни о чем не думая и ничего не вспоминая, молча глядел в потолок и не понимал, почему ему так здорово от того, что он просто лежит и не двигается. «Интересно — мышцы не болят, кости не ломит», — подумал мастер, осторожно сев на ложе, и вдруг удивился тому, что отсутствие боли вызывает у него удивление. А затем вспомнил. Всё…
К завтраку Ликоэль вышел, кипя возмущением. Нет, Беноль, конечно, — великий ум Киолы, и его доля Общественной благодарности не идет ни в какое сравнение с тем, на что может рассчитывать сам Ликоэль, но так поступать с полноправным Деятельным Разумным — недопустимо!
Однако выразить свое возмущение хотя бы ассистентам ученого не удалось, потому что в это утро завтрак состоялся не там, где обычно, а на два уровня ниже, в большом зале, расположенном, похоже, у самого ядра сервисио иуэлы. Причем столы были накрыты не на пару-тройку трапезничающих (время от времени за завтраком к Ликоэлю присоединялся кто-нибудь из ассистентов), а на двадцать с лишним человек. И к моменту прибытия Ликоэля половина мест за столами уже были заняты. Так что высказывать свой протест в присутствии посторонних Ликоэль не рискнул — это было бы невежливо. Тем более что на личное присутствие Беноля он не рассчитывал, а ругаться с теми четырьмя его ассистентами, с которыми он за это время познакомился, в окружении остальных (в том, что все сидящие за столами тоже были ассистентами ученого, мастер не сомневался — ну кем еще могли быть присутствующие здесь люди?) было как-то неэтично. Да и четверо знакомцев к завтраку еще не вышли…
— Эй, ты тоже жертва этого проходимца?
Ликоэль, только присевший за стол, скосил глаза влево, откуда донесся голос. Рядом с ним с крайне недовольным видом стоял высокий, стройный парень с длинными вьющимися волосами. Ликоэль окинул его настороженным взглядом. Он никогда с ним не встречался, совершенно точно, почему же этот незнакомец обратился именно к нему?
— Прости, — осторожно сказал мастер, — я не понимаю, о чем ты.
— О нашем хозяине, Алом Беноле, конечно! — воскликнул длинноволосый, усаживаясь рядом с Ликоэлем и придвигая к себе тарелки с едой. — Он просто спятил! Так издеваться над людьми! И еще прикрывается какими-то экспериментами. Нет и не может быть никаких экспериментов, так нагло и беспардонно нарушающих права и попирающих достоинство Деятельного Разумного!
Удивительное дело — только несколько минут назад Ликоэль и сам кипел возмущением и был переполнен желанием многое высказать по сходному поводу, но едва этот парень громко озвучил свое негодование, как порыв присоединиться к нему у мастера исчез. Наоборот, сейчас ему казалось, что этот шумный длинноволосый со своим высокомерным возмущением выглядит странно и оглашенные им мысли как-то глуповаты. Нет, это отнюдь не означало, что все проделанное с ним, Ликоэлем, ассистентами Беноля начало ему вдруг нравиться. Но градус его гнева под действием визгливой речи длинноволосого заметно упал. Более того, ему пришло в голову, что произошедшему с ним есть какое-то логическое объяснение.
А длинноволосый обличитель все не унимался:
— Это ж надо было додуматься — заставлять Деятельного Разумного, ничем не отличающегося от него самого ни по правам, ни по статусу, подвергаться столь гнусным издевательствам! Да что он вообще себе позволяет?!
Визгливый голос отнюдь не добавлял мастеру аппетита, и спустя некоторое время он раздраженно отодвинул от себя тарелку и начал разворачиваться к длинноволосому. Но сказать ничего не успел. Потому что то, что он собирался сказать, уже прозвучало с другой стороны:
— Послушай, уважаемый, прошу простить, что не знаю твоего имени, но ты не мог бы высказывать свое возмущение немного потише?
Ликоэль скосил глаза. Голос, прервавший визгливого, раздался из-за соседнего стола, все места за которым были заняты. Мастер исподтишка рассмотрел говорившего. Это был высокий, широкоплечий молодой мужчина с несколько угрюмым выражением лица. Впрочем, его угрюмость вполне можно было объяснить — вероятно, один из «отстранившихся», судя по отсутствию личного терминала. Хотя… Ликоэль озадаченно взглянул на свое предплечье — вот незадача, у него самого тоже не было личного терминала, его сняли при первом же эксперименте, а потом было как-то не до того, чтобы вспоминать о таких пустяках. После «тестов» он едва добирался до своей комнаты, а по утрам, едва мастер продирал глаза, на пороге комнаты появлялся один из ассистентов, задавал сакраментальный вопрос насчет того, согласен ли он и далее принимать участие в проекте, и все начиналось по новой…
— А ты не затыкай мне рот, Бенолев прихвостень! — взвился длинноволосый. — Вы посмели посягнуть на самое святое — на свободу и права Деятельного Разумного, и я непременно призову вас к ответу! Вам вместе с вашим ополоумевшим предводителем придется держать ответ перед Симпоисой! Нет — перед всей Киолой! Собрались здесь, недоноски, получающие удовольствие от чужих страданий…
— По-моему, — прервав этот бурный поток, произнес широкоплечий, — у каждого из тех, кто принял приглашение Беноля, каждое утро спрашивали, желает ли он продолжить эксперименты. Или вас, уважаемый, к чему-то принуждали силой?
Визгливый слегка растерялся, но лишь на мгновение, и тут же снова заверещал:
— Это не ваше дело! В том состоянии, в котором я находился после ваших бесчеловечных экспериментов…
* * *— Такого бы мне в отделение, — мстительно ухмыльнулся Банг, наблюдавший за балаганом в столовом зале на большом, в рост человека, экране. Но быстро переменил мнение: — Хотя я вообще не понимаю, на хрена мы додержали этого мозгляка до самого конца программы? Ведь остальных визгунов вышвырнули, как только они начали верещать. Прям как наши писаки из… — тут Джо смачно сплюнул себе под ноги, — «Дейли ньюс», «Нью-Йорк таймс или «Нью-Йорк пост», Тоже ни хрена не делают, только виски в барах накачиваются да корчат из себя важных шишек. А как такого за шкирку возьмешь да приподнимешь, чтоб хотя бы заблеванную стойку протереть, — так тут же все дерьмом изойдут. Мол, покушение на свободу прессы!
— А мне в роте такого и даром не надо, — отозвался Иван, — хотя старшина Провоторов таких быстренько на место ставил…
— Он здесь не из-за себя самого, — тихо сказал сидевший у того же экрана адмирал Ямамото.
— А из-за кого же? — удивился Банг.
— Из-за остальных, — пояснил Ямамото. — Мы с майором Скорцени отобрали сорок два человека, просмотрев личные страницы почти восьми тысяч кандидатов, которые разработанная мной программа до этого отобрала из шестисот сорока тысяч, найденных поисковой программой по заданным нами параметрам. — Адмирал вздохнул. — И как видите, из этих кандидатов, прошедших тройной отбор, почти половина отсеялась еще на этапе тестов…
— Ну, если быть честными, то отсеялась не половина, а практически все, — подал голос майор. — Просто никого более подходящего мы на этой планете найти не смогли.
Русский с Бангом, проигнорировав немца, молча смотрели на адмирала, ожидая продолжения.
— Так вот, отбор закончен. Но для того чтобы мы могли хотя бы попытаться сделать из этих людей бойцов, нам надо, чтобы они сами захотели ими стать… ну или как минимум были уверены, что именно они, сами, без принуждения, решили продолжать свое участие в экспериментах. — Адмирал замолчал.
Банг некоторое время напряженно размышлял над его словами, потом недоуменно покосился на экран, на котором разворачивалась роскошная многофигурная дрязга.
— А этот-то тут при чем? Ну затеял склоку, и что?
— Те, кого мы отобрали, конечно, пока еще слишком слабы и отучены от любого насилия, но одним из основных параметров, по которому мы отбирали людей Киолы для своих тестов, был индивидуализм, — пояснил адмирал. — Ибо индивидуализм — один из отличительных признаков лидера.
Банг еще некоторое время подумал и честно признался:
— Все равно не понял.
— Ну сам прикинь, Банг, — вмешался старший лейтенант Воробьев, до которого уже дошло, что имел в виду адмирал, — ежели бы вот ты ввязался в какое дело, а потом понял, что у тебя к нему душа не лежит, и тебе от этого хреново, и напряги всякие — устал там, мышцы болят, короче, так и тянет всех послать далеко и по матушке… А тут у тебя под боком вылезает этакое говно и начинает тебе в уши свое дерьмо выблевывать, ну на вроде тех твоих писак. Причем по смыслу-то говорит именно то, о чем ты сам только что думал. Что, мол, и устало оно, и напряги у него, и мышцы болят, и вообще все вокруг ему за это должны, а те, кто не согласен, — уроды и быдло. Вот если бы так — ты бы что сделал?
Джо озадаченно наморщил лоб, а затем его лицо озарила вспышка понимания.
— Ага, так вы их на слабо хотите взять? То есть подсунули им дерьмо, глядя на которое так и хочется… кхм, ладно — отвернуться, раз уж они тут все такие послушные мальчики из церковно-приходской школы. Ну и чтоб им себя с этим дерьмом не равнять — им теперь придется к нам в оборот идти?
Адмирал улыбнулся:
— Где-то так…
— Ло-овко! — восхитился Банг и уважительно кивнул: — Я, пожалуй, присоединюсь к моему приятелю Ивану и тоже буду вечерами заходить к вам, адмирал, поболтать. А то так, глядишь, вы и меня, как-нибудь разведете…
И в этот момент в комнату, где сидели у экрана четверо землян, влетел обеспокоенный Алый Беноль.
— Мне кажется, что мы с вами совершили страшную ошибку, — нервно начал он, — когда решили утром собрать всех, кто участвовал в наших экспериментах, в одном зале. Вы бы видели, что сейчас там творится… — Он заметил, что демонстрирует экран, и всплеснул руками. — А, да вы всё видите! О боги, мы должны немедленно идти туда и прекратить эту безобразную склоку! Я опасаюсь, что там может даже совершиться насили… — Тут ученый осекся, потому что на экране визгливый схватил стоявшие перед ним чашку и тарелку и со всего размаха жахнул их об пол.
В столовом зале установилась ошеломленная тишина.
Беноль несколько мгновений скорбно пялился на экран, потом тяжело вздохнул.
— Ну вот, я же говорил… — горько пробормотал он, опускаясь на ближайшее сиденье и печально склоняя голову.
Адмирал же, все это время взиравший на экран спокойно, легко поднялся на ноги.
— Да, нам пора вмешаться. Господа, вы не составите мне компанию?
И все поднялись, грохоча отодвигаемыми креслами. Ученый же уставился на них недоуменным взглядом, а затем взволнованно заговорил. По его мнению, то, чего изо всех сил должен избегать любой Деятельный Разумный, а именно — насилие, уже произошло, и пусть от него никто не пострадал, все равно надежды рухнули и никаких шансов на успешное завершение проекта более не существует… Примерно в таком духе он и высказался.
Адмирал с трудом сдержал улыбку. Действительно, то еще насилие — тарелку об пол жахнул…
— Мне кажется, в вас говорит стереотип, вы просто забыли самую суть предложенного нами и уже одобренного проекта, — мягко ответил он ученому. — Мы ведь собирались учить выбранных нами киольцев именно насилию, причем в самом крайнем его проявлении, то есть умению лишать жизни Деятельных Разумных… вопреки их собственному желанию. Так что не принимайте близко к сердцу этот пустяк. А вот использовать запись, гм, проступка этого кандидата, чтобы уверить ваших друзей из Симпоисы, что он не слишком адекватен и его слова не заслуживают доверия, было бы очень неплохо. Мы переходим на основной этап проекта, так что не хотелось бы привлекать излишнее внимание…
Беноль ошеломленно воззрился на адмирала, обдумывая услышанное, и склонил голову:
— Да… понятно… пожалуй, я так и поступлю.
— Буду вам за это очень благодарен, — просиял Ямамото. — А мы, с вашего разрешения, отправимся к кандидатам и предложим им продолжить участие в экспериментах.
Беноль величественно откланялся и покинул комнату…
— Для столь великого ума он как-то странно наивен, — задумчиво произнес немец, когда земляне уже шагали по извилистому коридору в сторону столового зала.
— Можно сказать и так, — покивал адмирал. — Но эта так называемая наивность вполне объяснима — она лишь следствие его склонности работать в одиночку. У него не было возможности, как, впрочем, и особого желания, изучить людей. Однако я бы остерегся недооценивать его могучий ум… да и среди других ученых и правителей Киолы вполне могут оказаться люди, гораздо лучше разбирающиеся в таких вопросах. — Адмирал покачал головой и окинул взглядом троих соратников. — На самом деле мы с вами сегодня вступаем на хрупкий лед, лишь пройдя по которому сможем достичь успеха. Ибо то, за что мы возьмемся завтра, Киола примет с той же враждебностью, какая ждет нас на Оле. Помните об этом, друзья мои…