Сам Козак попадал в такие ситуации – когда рядом кого-то подстрелили – трижды. Два раза в Ираке и один – в Ливии. В Ираке больше всего он запомнил тот гребаный денек в Баакубе, когда они вышли на исходную позицию, получив верняк на девятку пик[37], но вместо этого по ним открыл огонь снайпер, засевший в оросительной канаве, а потом и миномет. Хотя нет… четырежды… теперь уже четырежды.
Черт возьми, четырежды…
Когда в Охрименко попала пуля, он был всего метрах в трех… но этим попаданием его откинуло почти на такое же расстояние. Это было как в Голливуде… только происходило на самом деле. Тело шлепнулось на асфальт подобно мешку, а в воздухе повисло красно-розовое облачко… брызги попали даже на лицо Козака.
Снайпер!
Упав, он покатился по асфальту, потому что только так он и мог выжить. Ярко светящее солнце брызнуло ему в лицо.
В следующий момент огромная пуля ударила в асфальт рядом с ним. Это было как маленький гейзер, куски асфальта больно ударили по лицу и по рукам…
Он не знал, кто стреляет и откуда. Понимал только одно – надо выжить. Занять укрытие, потом перебежать еще раз. Двигаться… не давать снайперу надежно прицелиться. Тяжелая снайперская винтовка, да еще и на большом расстоянии – не пистолет-пулемет, беглый огонь из нее вести нельзя…
Боком он наткнулся на бетонный поребрик, вскочил и перевалился за него, стараясь быть ближе к дереву, дерево, возможно, задержит пулю и собьет снайперу прицел. По его ощущениям, по мимолетной памяти попадания в Охрименко, скорее всего, стреляли вдоль набережной, возможно, с моста…
Еще одна пуля попала в дерево, но не пробила его, он видел, как вздрогнул ствол. Дерево было старое, с толстым стволом, и его не смог взять даже пятидесятый калибр.
Нарушая все правила движения, к обочине выскочила серебристая «Нива», открылась дверь, и на асфальт полетел какой-то сверток. Ударившись об асфальт, он подпрыгнул, и с обеих его сторон вырвались клубы плотного серого дыма…
Поняв, что это за ним, Козак бросился к машине. Еще одна пуля ударила почти туда, где он только что был, вырвав здоровенный кусок бетонной клумбы. Он подлетел в воздух на метр, рассыпая пыль и осколки бетона как шрапнель…
«Нива» уже набирала ход, он вскочил в нее на ходу, чьи-то руки втащили его в машину. «Нива» шла по встречной, с визгом тормозили машины, раздался глухой удар, но это был не снайпер, просто кто-то не успел затормозить. Водитель резко повернул руль и вылетел на свою полосу. Дверь больно ударила его по ногам…
Прежде чем он что-то понял, пассажир «Нивы» ткнул ему в лицо ствол «глока»:
– Замри!
Днепропетровск, бывшая Украина.
Окраина города.
Вечер 23 июня 2019 года
Американцы…
Так их мать, американцы…
Я взрослый и много видевший человек, но мне до сих пор сложно определить свое отношение к американцам. Они и друзья, и враги одновременно. Когда сталкиваешься с ними, обычно понимаешь, что у вас много общего. Намного больше, чем это принято признавать с обеих сторон. В девяностые, в той же бывшей Югославии, были редкие ситуации, когда американцы и русские работали вместе… и с этим не было никаких проблем, они легко находили общий язык и даже становились друзьями. В то же время ни мы, ни американцы никогда не сможет по-настоящему дружить… скажем, с мусульманином из Пешавара или Кабула. Никогда не сможет просчитать тот момент, когда мусульманин, даже объявивший себя другом, решит выстрелить кяфиру в спину, потому что так ему велит Аллах. Дружба с такими ненормальна в принципе, это все равно, что дружба человека с людоедом.
С другой стороны – нас многое разделяет. Прежде всего, в политике, но и не только. Груз взаимных страхов, обид, невыполненных обещаний, но не только. Меня всегда поражает циничное лицемерие американцев – они возмущаются тем, что делаем мы, и тут же делают то же самое или нечто худшее. И все потому, что они считают себя богоизбранным народом, которому позволено делать то, что не позволено остальным. Это бесит.
Американцы…
О том, что в городе американец и он задает вопросы, я узнал от Хохла (вы это уже знаете) и попросил проследить за ним. Хохол подошел к делу основательно, отправив за американцем два экипажа, у которых были видеорегистраторы с широкоугольными камерами и даже небольшой операторский беспилотник, который они умели использовать – тут после войны полно и таких аппаратов, которые использовались обеими сторонами как разведывательные, и умеющих использовать их людей. В общем-то, у меня не было особых мыслей насчет американца, мне было важно понять, кто он и насколько ориентируется на местности. Приехал ли он, точно зная зачем или просто наугад. А так у меня были планы на вечер, я собирался отвести свою деточку-конфеточку в ресторан, потом получить заслуженное продолжение. Будете смеяться, но это тоже разведка, если я знаю, чего она хочет, то в ловушку идет она, а не я. Но Катерина позвонила и сказала, что ей надо устроить мать в больницу и она не сможет прийти, а под вечер позвонил Хохол и выдал такое, от чего я натурально о…, ох…, короче, ох как выбило меня это из колеи.
Перестрелка на набережной. И его люди взяли американца.
Это полный… ну вы поняли, да?
Охренев, я спросил, куда мне приезжать, и получил ответ. Осталось еще понять, что с этим со всем делать.
Пока ехал, так и не придумал ничего. Голова – кругом.
Заехал – это то самое место, в которое меня привез Хохол (другого найти не могли?!!). Та самая база, непонятно, какая, левая, короче. Стоит «Нива» в углу, рядом – «Гранд Чероки» Хохла. Тут же и пацаненок с автоматом тусуется. Который он на меня вскинул, как только я подъехал. Резкие все, как понос, когда не надо!
– Свои! – из «Гранд Чероки» вымелся Хохол. Подошел, обнялись по-братски.
– Вы чего, – с ходу спросил его я, – о… ли?
– Я пацанов сориентировал, думали, он тебе нужен.
– Нафига он мне нужен?!! – сорвался я. Все это – целый рабочий день без бухгалтера-секретаря, как следствие завал на работе, облом с сексом, облом с продвижением по интересующему меня делу… пустышка за пустышкой. В общем, нервы сдали даже у меня.
– Не вопрос, – не расстроился Хохол, – щас за город вывезем…
Вот… б…, вот что делать с этой наивной деревенской хитропопостью? В России такого даже в провинции нет, а тут полно, причем в крупных городах. Я не знаю, почему, может, в Украине позднее процесс переселения в города начался? Может, так оно и есть – из страны все время ее нэзалэжности шел мощный поток миграции, страна теряла людей, как при голодоморе. Понятное дело, что ехали в основном из городов… та же Одесса – наполовину в Израиль и США переехала, а на их место ехали селяне. А украинское село… это еще круче, чем российское, на кабане не объедешь…
– Вывезем… – передразнил я, – обшмонали, нашли чего?
– Ага. Бумажник, телефон, пистолет.
– Пистолет?
– Ага. «Макаров».
Весьма интересно. Это в посольстве дали или сам купил?
– Да ты хоть видео посмотри… – Хохол протянул планшет… – Пацаны записали. Там такая мясня была… п…ц полный. Кажись, снайпер отработал.
Я взял планшет… посмотрел… неслабо. Перемотал… просто интуиция подсказала – запись шла сплошная, на авторегистратор. Посмотрел… остановил… отмотал… вот же…
– Вот же… б… с…
…
– Короче, Хохол, ты все правильно сделал. Супер. Молодец.
– Да? Тогда гони пятерку.
– Чего?
– Пять штук баксов. Пацанам заплатить надо… зря что ли ж… подставляли?
Да. Не зря. В этот раз – точно не зря.
Свой «Порш» я остановил на проспекте Независимости, бывшей Ленина, примерно в сотне метров от того места, где стреляли. Местных полицаев там уже не было, стемнело…
Американец сидел рядом. Я передал ему планшет со стоп-кадром.
– Видел ее когда-нибудь?
Тот всмотрелся.
– Нет. Никогда.
– Моя секретарша. Катерина. Сказала, что сегодня должна отвезти маму в больницу. И не пришла на работу. У нее телефон.
…
– Посмотри дальше.
Американец нажал на кнопку… изображение завертелось с обычной скоростью. Уже через две секунды один из двоих, стоявших у ограждения набережной, бросился бежать, а еще через шесть в него попала пуля. Выглядело это эффектно… если вам нравятся фильмы ужасов…
Изображение задергалось – это «Нива» тронулась с места, спеша на помощь.
– Откуда стреляли, как думаешь?
Американец нажал на перемотку. Отмотал назад, потом еще раз запустил.
– Спереди… – уверенно сказал он, – и откуда-то сверху.
Я тронул машину с места.
Откуда стреляли – нам сразу стало понятно, едва мы проехали мост. Здоровенная бетонная громадина стояла на излучине реки, видная из любой точки города. Это был местный эквивалент ливанской башни Мюрр – оттуда, с верхних этажей, простреливалась большая часть Бейрута[38].
Отель «Парус» – мрачный символ Днепропетровска, стоящий в одном ряду с такими произведениями архитектуры, как башня Мюрр в Бейруте или гостиница «Рюген» в Пхеньяне[39]. Гостиница в тридцать два этажа, строительство было начато в 1975 году и остановлено в 1995 году, когда коробка гостиницы была полностью возведена. Днепропетровск вообще может похвастаться подобными чудесами, которые были ему явно не под силу, – начиная от «Паруса» и заканчивая тем же метрополитеном, самым коротким в мире, всего с шестью станциями. Когда в 1995 году строительство «Паруса» было остановлено, объект не законсервировали, его просто бросили. Теперь поржавели открытые всем ветрам и снегам металлические конструкции, и было вообще непонятно, может здание эксплуатироваться или нет. Как и все в этом городе, отель принадлежал группе «Приват», которая купила его за бесценок с обещанием ввести его в эксплуатацию в 2015 году, но так и не ввела[40]. Причина, кстати, была уважительной – обещание давалось правительству Украины, а теперь не было ни Украины, ни ее правительства.
Когда в/на Украине бушевала «революция гiдности», то здание это по ночам подсвечивалось, чтобы был виден самый большой на Украине прапор, символ свидомости Днепропетровска и его людей. Сейчас, когда свидомость показывать больше не требовалось, деньги на электричество не тратили, и недостроенный отель стоял в темноте – тихий и страшный. Тут было ограждение, но через него перелезть – не проблема.
Я полез под сиденье и достал монокуляр ночного видения. Зачем я его вожу с собой? Да затем, что монокуляр ночного видения можно купить за десять-пятнадцать тысяч рублей, и пусть он лучше лежит под сиденьем всю жизнь и не понадобится, чем в один прекрасный день ты окажешься без него и попадешь в неприятности. Десять-пятнадцать штук – это приличный телефон или средний планшетник, но если сравнивать монокуляр и планшетник, сразу вспоминается анекдот про полшестого[41]. У каждого свои тараканы в голове, и у меня вот такие, иначе я вряд ли бы оставался в живых до сих пор.
Оттуда же я достал пистолет «глок», оттянул затвор, проверяя патрон в патроннике. Достал «макаров» американца и протянул ему.
– Идешь?
Он, поколебавшись, взял пистолет.
– Фонарь есть? – спросил он.
– Ночника хватит. Телефоном подсветим, если надо…
За спиной пиликнула сигналка, и от этого звука меня как током ударило. Конечно, я не верю в то, что снайпер до сих пор там. Но все равно не по себе.
Внизу был застарелый бедлам строительной площадки, валялись куски бетона, самые большие – размером с автомобиль, в любой момент можно было ухнуть в яму или напороться на ржавую арматурину ногой. Строительная площадка давно заросла, здесь были протоптаны тропы, ведущие прямо к Днепру. Пахло мочой и испражнениями – гостиница, в строительство которой были вложены по нынешним деньгам миллиарды, не смогла найти иного применения, кроме как общественный туалет. Снести его вряд ли смогут – побоятся общественного мнения. Достраивать тоже вряд ли будут. Так это все и сгинет – как памятник человеческому труду, пошедшему впустую…
А мы бы достроили.
В этом разница между нами и ими. Мы свое достроили. А они используют как туалет. И нет у них ни нормального метро, ни нормальной гостиницы, ни нормальной страны.
– Осторожно, мины, – пошутил я, судя по реакции американца, понял, что переборщил. – Не бойся. Так у нас говорят, когда хотят предупредить, что впереди говно.
– Говно?
– Экскременты. – Я подобрал слово, которое означает одно и то же и в русском, и в английском. – Знаешь русский?
– Не так хорошо, как хотелось бы. Говно – это когда все плохо?
– Да. И это тоже. А откуда знаешь?
– Дед иногда говорил это слово. Когда все плохо.
– Так ты русский?
– Не знаю. Русский или украинец.
Доверял ли я ему? А сами как думаете?
Мы зашли в здание, через какой-то пролом в стене, пригнувшись. Здесь воняло просто адски – на улице ветер с Днепра сдувает. Еще не хватало упасть в это во все. И еще не хватало попасть на какую-нибудь ловушку. Через монокуляр далеко не все видно.
– Осторожно. Прикрывай на шесть.
– Понял.
Держа пистолет у пояса – держать его в вытянутых руках при зачистке большая глупость, – я прошел дальше, борясь с желанием включить подсветку в телефоне, и тут увидел, что дальше пролет лестницы. Вот и отлично, так поднимемся наверх.
– Лестница.
– Понял.
– Идем наверх.
Мы начали подниматься вверх – этаж за этажом. Ограждения у лестниц не было, но сами лестницы довольно широкие, не упадешь, если сам не захочешь. Везде ржавое железо и крошащийся бетон… наверное, при стройке еще и цемент скоммуниздили. Какое нахрен место преступления, тут можно до завтрашнего вечера искать. Еще и упасть в процессе поисков.
– В стрельбе понимаешь? – спросил я американца, крадущегося сзади.
– Я снайпер.
– Тогда иди первым. Подумай, где бы залег ты сам.
Американец вышел вперед…
Место мы нашли неожиданно быстро. Просто американец прикинул сам, где бы лежал он. И, проверив два этажа, мы наткнулись на следы…
– Посвети…
Я отключил монокуляр и включил фонарик в телефоне. Американец присел и начал щупать бетонный пол.
– Посвети туда… да, это здесь.
– Как ты понял?
– Дульный тормоз-компенсатор. Вот, видишь? Здесь все чисто, а здесь – пыль как будто дюной… миниатюрная дюна, и видишь, как она изгибается. Посвети здесь… ага. Вот. Вот и еще следы.
– Что это?
– Что-то, что он использовал как платформу.
– Что это могло быть?
– Что угодно. Кровать… что-то в этом роде.
Я посветил по сторонам.
– Как вон это?
Неяркий луч света высветил валяющуюся в углу, сколоченную из толстых брусков конструкцию.
– Козлы.
– Козел?
– Козлы. Строительная конструкция. Подставка, если надо на что-то встать и работать вверху, понимаешь?
– Надо посмотреть в коридоре.
Мы вышли в коридор. Несмотря на то что там остались и наши следы, мы почти сразу нашли следы волочения – две борозды, ширина между ними как раз соответствовала ширине между ножек этой конструкции. А по центру мы нашли и другие следы, следы ног.
– Он был один. – Американец достал свой смартфон и начал фотографировать. – Тащил козла на позицию.
– Козлы.
Он всмотрелся в след и даже проверил глубину рукой.
– Он не слишком сильный. Упирался, когда тащил. Примерно… сто – сто десять фунтов веса…
– Это много?
– Это мало. Это могла быть даже женщина.
Я много чего знаю в этой жизни, но сколько весит английский фунт, я не помнил.