- Вам не кажется, что капитан в лифте был готов сказать что-то важное, если бы его не остановили? - тихо спросил венгр, пристроившись рядом с Алексом, когда они двинулись по коридору.
- Может быть, - уклончиво ответил Алекс. - А может, это просто нервный срыв.
В довольно просторном офисе выделенном инспекторам стояло около десятка рабочих столов, похожих скорее на большие школьные парты, и несколько диванов. На стене был смонтирован мультифункциональный сенсорный экран, на который были выведены какие-то схемы и диаграммы. В офисе уже находились три человека. Один из них в форме майора ВВС США, два других в джинсах и легких куртках с эмблемой министерства энергетики США* (*Министерство энергетики США отвечает за все операции с ядерными и радиоактивными материалами, за исключением их военного применения).
- Добрый день, господа, - вежливо улыбнулся майор. - Я приношу извинения за небольшой инцидент, произошедший в лифте. У сопровождавшего вас капитана вчера умерла мать. Вирус.
- Передайте капитану наши соболезнования, - понимающе кивнув головой, сказал исландец, который формально был руководителем их группы.
- Обязательно, - еще раз улыбнулся американец. - Я майор Редлинг. Мне и моей команде поручено сопровождать вас по объекту и оказывать помощь в вашей работе. Разумеется только в рамках полномочий, оговоренных вашим мандатом.
- Разумеется, - согласно кивнул исландец.
- Это специалисты из министерства энергетики они так же будут находиться с вами, чтобы в случае необходимости ответить на возникшие вопросы. После демонтажа с боеголовок ядерные заряды перейдут под их ответственность.
- Почему, правительство решило предать ядерные заряды в министерство энергетики, - поинтересовался Алекс. - Ведь они находятся объекте ВВС США и именно вы будете отвечать за их складирование и охрану.
- Боюсь, я не знаю причин такого решения. С этим вопросом вам лучше обратиться с официальным запросом. Надеюсь, они вам все разъяснят. Но то, что, происходит с боеголовками здесь в центре, мы вам с готовностью расскажем и покажем. У нас так же есть предложения по учету снятых ядерных зарядов и их хранению, поэтому предлагаю перейти сразу к делу.
Процесс демонтажа и хранения ядерных зарядов, а так же система их охраны были детально проработаны ООН, и в Киртлэнд уже прибыло все необходимое для этого оборудование. При круглосуточной работе можно было демонтировать от тридцати до пятидесяти ядерных зарядов. После демонтажа с зарядов предполагалось снять систему подрыва, состоящую из детонатора и нейтронного инициатора цепной ядерной реакции, который создавал необходимую для ядерного взрыва критическую массу. Затем, активное вещество прямо в металлическом кожухе помещалось в свинцовый контейнер. Туда же на тончайших растяжках устанавливался датчик механических повреждений и мощный спутниковый маяк с уникальным кодом. Все это заливалось полимерной смолой, которая застывая превращавшей внутренности контейнера в сплошной монолит из прочного пластика. По уникальному коду маяка можно было определить местоположение, тип и характеристики ядерного устройства, а датчик механических повреждений подавал сигнал при попытке извлечь заряд из контейнера.
По словам американцев, они так же рассматривали вариант самоуничтожения контейнера при несанкционированном вскрытии, но сочли это опасным, так как в этом случае его можно было использовать как "грязную бомбу"* (*"Грязная бомба", - метод боевого применения радиоактивных материалов, без ядерного взрыва, в основном, путем их распыления различными способами, при котором происходит радиоактивное загрязнение местности).
До отправки из центра, контейнеры с ядерными зарядами партиями по двадцать штук будут храниться в специально оборудованных бронированных помещениях, под охраной бойцов ВВС США и постоянным наблюдением группы инспекторов ООН. Договором предполагалось, что освобожденные от зарядов головные части и боевые блоки будут храниться отдельно на одной из военных баз так же под наблюдением ООН.
После довольно детальной презентации объекта, обсуждения и согласования различных процедур, группу инспекторов провели по автоматизированным подземным цехам, где операторы в шлемах виртуального контроля управляли сложными манипуляторами снимавшими заряды с боеголовок расположенных в камерах за толстым просвинцованным стеклом. Затем два китайских инспектора из числа специалистов ядерщиков, облачившись в костюмы радиационной защиты, прошли в зону упаковки зарядов в контейнеры, провели сканирование радиоактивного материала и, убедившись, что это действительно ядерные заряды со снятой системой детонации дали добро на упаковку. Все это действие происходило в герметичной комнате. Изображение подавалось на монитор с нескольких камер, и Алекс мог наблюдать, как китайцы лично заполнили контейнеры с зарядами полимерной смолой и активировали спутниковые маяки и датчики механических повреждений. Затем контейнеры были запаяны, опечатаны и оставлены в камерах на несколько часов, чтобы дать смоле полностью застыть.
Остаток дня прошел за дальнейшим тщательным осмотром уровней демонтажа и хранения зарядов, систем и протоколов охраны, согласованию списков допуска персонала базы и инспекторов ООН. Вечером, Алекс, который уже изрядно подустал от обилия технических деталей и последние несколько часов с трудом удерживал на лице выражение вежливого внимания, был искренне рад предложению исландца встретиться на поверхности в офицерском баре, чтобы обсудить за бокалом пива результаты первого дня инспекции.
Несмотря на довольно позднее время бар бы почти пуст, только в дальнем углу, сдвинув потертые деревянные столы, сидела группа молодых людей в разношерстной гражданской одежде, по-видимому - офицеров базы, отдыхающих после дежурства.
Потягивая пиво, Алекс краем глаза наблюдал за ними, пока остальные инспекторы по косточкам разбирали то, что увидели сегодня. Кампания, видно, была сбитая, потому что молодые офицеры давно и хорошо знали друг друга. Иногда их стол взрывался громким смехом, но потом, будто опомнившись, парни затихали, виновато поглядывая по сторонам. "Хорошо, что они смеются", - почему-то подумал он. Когда человек смеется, он на секунду забывает все плохое. Смех ненадолго загоняет боль, безысходность и злобу в дальние уголки сознания, позволяя ему расслабится, давая шанс ощутить, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Они смеются, значит ненависть пока не полностью иссушила их сердца, и ослепила разум и они еще способны мыслить рационально и осознанно принимать решения. Интересно, как бы звучал их смех, если бы Лэйсон все же удалось начать ядерную войну, и в Киртлэнд на поверхности сейчас бы царил радиоактивный хаос.
Дверь в бар открылась и внутрь, стряхивая с куртки сухие хлопья снега, вошел капитан, тот самый, который сопровождал их сегодня утром в лифте. Ни слова не говоря, он подошел к бару, взял у бармена бутылку бурбона, три небольших стаканчика пакет с бутербродами и направился к выходу.
- Эй, Холман, ты не знаешь, на кого сегодня босс орал так, что было слышно около дальних складов? - ухмыляясь, бросил ему вслед бармен. - Тебе сейчас не пойло нужно, а вазелин!
Парни за столом дружно заржали.
- Да ну вас! - беззлобно отмахнулся капитан.
- Амиго* (*Амиго от исп. amigo - друг), ты, смотри, сильно не бухай. Завтра тебе на дежурство, - крикнул кто-то из компании молодых офицеров.
- Не ссыте. У меня здоровья на всех вас хватит. Тем более что я не один, - капитан показал три стаканчика и исчез за дверью.
- Пошел боссу проставляться за утрешний залет. Значит завтра поедет в медчасть сдавать тест на беременность! - пошутил кто-то, и за столом снова засмеялись.
- Не нравиться мне все это, - склонившись к Алексу, тихо сказал один из китайских инспекторов. - Надо внимательнее присмотреться к персоналу. Помните, утром майор сказал, что капитан сорвался потому, что у него умерла мать. Я просмотрел файлы допуска в зоны демонтажа и хранения. Мать капитана Парсона жива и находится в городке рядом с базой вместе с его женой и дочерью.
- Действительно странно... Но почему вы мне это говорите, - отставив бокал, Алекс внимательно посмотрел на китайца.
- Не знаю. Думал, вам будет интересно. Наверно надо сообщить руководителю группы, - неуверенно пожал плечами тот.
Среди инспекторов никто не знал о настоящей должности и положении Алекса. Для всех он был просто советником российского МИДа, приписанным к инспекторам ООН. Поэтому обращение китайца именно к нему настораживало. Однако китаец прав. Зачем утром было лгать майору? Или просто не обновили файлы. Ясно одно - в ближайшее время подземный комплекс AFNWC на базе Киртлэнд станет одним из самых опасных мест на планете, ведь сюда будут свезены более трех тысяч ядерных боевых частей с баллистических и крылатых ракет ВВС США со всего мира.
Первый день, проведенный инспекторами под землей, подтвердил принципиальную пригодность объекта для программы разоружения. Системы охраны, технические возможности, уровень подготовки персонала - все было на высоком уровне. Но от одной мысли о мегатоннах собранных в одном месте становилось не по себе.
"Да. Надо направить сюда и на базу ВМФ в Сил Бич пару серьезных оперативников, - подумал Алекс. - Хоть какой-то силовой элемент будет в распоряжении, в случае непредвиденных обстоятельств".
Чили. Консепсьон.
26 февраля 2031 года.
Звонок Алекса был довольно неожиданным. Во всяком случае, Ковач не думал, что его выдернут так быстро после успешно проведенной операции по допросу Марты Гесс особой следственной группой ООН. Сам допрос, несмотря на пассивное, сопротивление Марты прошел гладко. Ооновцы получили необходимый свидетельский материал по проекту "Лунный Свет", который можно было напрямую использовать против США. Правда, с подготовкой операции пришлось повозиться. Чтобы запутать следы, встречу со следователями организовали в самолете ООН над Тихим океаном. Самолет вылетал из Токио, и Марту туда пришлось доставлять с полным набором конспирации: документы, изменение внешности, легенда. При посадке в Джаккатре, где ее снова передали Ковачу - та же история.
Формально было заявлено, что самолет доставляет группу высших функционеров ООН на международную встречу посвященную оказанию помощи беднейшим странам во время вулканической зимы. По документам Марта проходила как член делегации. Допрос велся в отдельном кабинете так, что члены делегации находящиеся в самолете ее не видели. Несмотря на запутанную логистику с пересадками в трех аэропортах и часовыми ожиданиями регулярных рейсов в транзитных зонах операция прошла по плану, и Ковач со своей немногочисленной группой надеялся снова перейти в спящий режим, как обычно осуществляя пассивное прикрытие Марты Гесс, живущей на вилле недалеко от Консепсьон под фамилией Мендес.
- Привет compadre* (*compadre исп. - приятель). Ты когда был в отпуске? - после короткого приветствия и нескольких минут пустой болтовни о погоде и работе спросил Алекс.
- Да я, вроде, брал недельку недавно, чтобы полететь над океаном, - ответил Ковач, который уже давно работал консультантом по безопасности небольшого банка в Консепсьон.
- Да ладно! Это было так - легкая прогулка. Я тебе предлагаю настоящий отпуск со стрельбой и погонями, - серьезным голосом сказал Алекс.
- А молодых нельзя поставить на стрельбу и погони, - настороженно спросил Ковач.
- Шучу, - успокоил его Алекс. - Мы тут команду на охоту собираем. Приглашаем тебя. Дело интересное. Зверь хитер и коварен. Тут нужны твои мозги и опыт. Но трофей стоящий. Закончим приготовления, сброшу по почте место и время сбора.
* * *
Местом сбора оказался центр инструктажа наблюдателей ООН под Шанхаем, где формировались и проходили инструктаж группы международных специалистов для работы в США на объектах по ядерному разоружению. Пройдя недели интенсивной подготовки, после которой Ковач, стал неплохо разбираться в типах ядерных зарядов, детонирующих устройств, и мог с первого взгляда различать десяток различных боевых блоков, используемых в США, его перебросили в Киртлэнд.
Потратив пару дней на то, чтобы обустроится и осмотреться, он приступил к работе в составе одной из смен наблюдателей. Инструктаж Алекса был довольно общим. Он в двух словах объяснил, почему выбрал именно Ковача, сказав, что хочет, чтобы информация с базы поступала напрямую ему, а не в ФСБ или ГРУ так, как те могут ее неправильно интерпретировать и подтолкнуть президента к неоправданно радикальным выводам. Ничего сложного не ожидалось. Нужно было наблюдать за тем, что происходит на базе и сообщать о любых признаках активности американцев направленных против программы разоружения.
Работа наблюдателей шла спокойно и размеренно. Американцы сотрудничали охотно, офицеры даже были дружелюбны и приветливы, хотя сержанты и рядовые, особенно из граждан США, не скрывали своей враждебности и недоверия к ооновцам. Сам процесс разбора боевых блоков и его охрана были налажены хорошо, и оснований для беспокойства с этой стороны не было. Но освоившись в новой обстановке, Ковач начал замечать, вроде бы, незначительные нюансы. Невольно брошенный кем-то из офицеров взгляд, в котором почти открыто читалось презрение, осознание собственной важности и гордость за что-то большое, что им наблюдателям знать не дано. Между прочим брошенная, вроде бы ничего не значащая, фраза, встреченная понимающими кивками. По таким на первый взгляд, незначительным сигналам нельзя сделать конкретный вывод, но они создают определенный фон. И чем дольше Ковач, находился на базе, тем сильнее он этот фон чувствовал.
Он вспомнил рассказ Алекса о случае с молодым капитаном в лифте, который чуть не выболтал что-то важное и был отозван в штаб. Да, в Киртлэнд кроме обычной работы базы ВВС и Центра происходило что-то еще, и это что-то было связано именно с подземным хранилищем, в котором идет разборка боевых блоков.
И вот в один из обычных рабочих дней американцы начали вывозить крылатые ракеты, авиабомбы и оборудование с верхних уровней. С одной стороны они имели полное право и все основания, чтобы это делать. Но с другой - создавалась ситуация, в которой наблюдатели ООН, те несколько десятков сотрудников Центра, которые были задействованы в программе разоружения и их охрана оставались единственными обитателями хранилища, где понемногу собирался ядерный материал, снятый с носителей ВВС США. Это наводило на очень невеселые мысли.
Еще одним поводом для беспокойства стало, то, что руководство базы решило заменить охрану центра, на контрактников одной из не самых профессиональных частных военных компаний. Тоже, вроде бы все было логично потому, что солдатами был усилен внешний периметр базы из-за того, что участились нападения гражданских на склады с продовольствием. Но Ковач чувствовал, что все это неспроста.
В конце одной из смен, когда очередная группа из пяти наблюдателей ООН спустилась на нижние уровни хранилища, чтобы делать уже ставшую привычной работу, Ковач проходил мимо охранника, который безуспешно пытался связаться с постом на верхнем уровне по внутренней связи.
- Что, не отвечает? - остановившись, поинтересовался он.
- Нет, сэр. Что-то со связью. И рации молчат, - сказал тот с ужасным восточно-европейским акцентом и похлопал по портативной радиостанции, закрепленной на плече. - На центральном пульте на первом уровне говорят, что через пару минут все наладится.
- А я как раз хотел подняться на четвертый, на склад оборудования, - Ковач достал допуск и показал его охраннику.
- Пожалуйста, - быстро глянув на пластиковую карту с вмонтированным чипом, безразлично проговорил он. - Только лифт не работает. Если вам срочно, придется подниматься по боковой лестнице.
- Ладно, по лестнице, так по лестнице, - буркнул Ковач, чувствуя, как учащается пульс.
За те годы, что он провел с Алексом в спецназе, у него возникло обостренное чувство опасности, которое не раз спасало ему жизнь. В такие моменты возникало странное беспричинное беспокойство, как будто его рассматривает в прицел, засевший где-то вдалеке, снайпер, не спеша, решая - нажать на курок или нет. По спине волнами прокатился противный холодок, внутри, сводя живот в тугой комок, сжалась стальная пружина. Противное ощущение, мерзкое. Но очень полезное. А главное - почти безошибочно предупреждающее об опасности.