— Похоже, тварь кого-то пасла. Надо посмотреть, что там внутри! — крикнул один.
— Да не, она просто каталась! — заржал второй.
Сейчас, сейчас они доберутся до него… Уж эти-то точно просто повернут ручку, а там…
Альтобелли приготовился нажать на спусковой крючок, и в этот момент мир вокруг него обрушился куда-то вниз вместе с древним комбайном «Нива».
Очнулся он от того, когда кто-то бесцеремонно вытаскивал его из люка, ухватив под мышки. Лейтенант дернулся, моментально приходя в себя, распахнул глаза и увидел перед собой вполне нормального человека. Сталкера. В полной амуниции. Откуда-то светили мощные фонари, жутко болела голова — ею-то он, видать, и долбанулся…
Сталкер ухмыльнулся Альтобелли в лицо и громко сказал:
— Ты, я смотрю, крут, мужик, если химеру себе в водилы приспособил!
Откуда-то сверху раздался громкий смех. Сталкер окончательно вытащил лейтенанта из люка и поставил на площадку. Альтобелли первым делом посмотрел наверх — с края обрыва, откуда, видимо, и свалился многострадальный комбайн, в свете фонарей торчали несколько голов, скаливших желтые прокуренные зубы. Кто-то крикнул:
— Чего ты там возишься, Поролон? Поднимайтесь, мы тоже хотим позырить на погонщика химер!
Альтобелли огляделся — похоже, ему повезло. Обрыв был хоть и глубокий, но сам овраг — узкий, а центр тяжести у комбайна находился весьма низко, поэтому машина не перевернулась, а рухнула ровно вниз, и, кстати, мотор продолжал урчать. Сбоку на кабине висел труп химеры. Лейтенант пригляделся и самым неуместным образом разинул рот от удивления. Считающаяся одной из умнейших тут тварей попала в банальную ловушку — хапнув обеими лапами по крыше кабины и стенке, она прорвала железо своими когтищами и застряла в нем. Полоски железа загнулись розочками под ее когтями, не дав распороть кабину донизу, а зазубрины не давали выдернуть когти вверх. Маленькие размеры кабины тоже мешали развернуться как следует… Стало быть, те удары, что слышал Альтобелли, — это химера билась о стенку кабины, пытаясь высвободиться. Что ж, довольно легкая добыча. Понятно, почему сталкеры решили на нее поохотиться.
Они поднялись на обрыв с помощью веревки. Сталкеров оказался целый отряд — восемь человек. Все экипированы как следует, обвешены оружием, в хороших спецкостюмах, которые только недавно поступили на вооружение военным сталкерам. Но это были, конечно же, не военные сталкеры. Таких рож даже у военных сталкеров не бывает. К тому же на двоих были черные плащи с откинутыми сейчас капюшонами, по которым Альтобелли и понял, что угодил в лапы Тёмных.
В лейтенантской голове услужливо всплыли строки из брошюры, выдаваемой солдатам: «Тёмные — люди, пережившие второй взрыв в Чернобыле. Многие из них умерли от неизвестных ранее науке болезней, но кто выжил, оказался изуродован. Одетые в грязные лохмотья, они скитаются по всей Зоне, храня в своих сердцах многие ее тайны и умирая вместе с ними. Они ненавидят сталкеров-одиночек за то, что многие из них приходят в зону ради легких денег, считая их за мародеров Зоны. Но больше всего они ненавидят «монолитовцев».
Тёмные сталкеры, как они сами называют себя, жестокие люди. Свою группировку они называют «Грех». Мало кто способен установить с ними контакт, но некоторым сталкерам удавалось это сделать. По словам этих сталкеров, база темных сталкеров находится где-то за Тёмной Долиной, и их лидером является Ворон.
Тёмные сталкеры одеты в темные плащи с низко надвинутыми капюшонами, так что не видно лица. Если задрать капюшон, то откроется лысая голова с кровавыми дырами вырванных глаз».
Там было еще много интересного, видимо, книгу писал человек с хорошим воображением, но Зону видевший разве что на картинках. Солдатам, конечно, годилось, особенно новобранцам-срочникам — тем что ни страшней, то полезней. Напугать опять же, чтобы на посту не спали — дескать, украдут Тёмные, натянут глаз на задницу и заставят моргать…
Ни одной лысой головы с кровавыми дырами вырванных глаз Альтобелли перед собой не лицезрел, что, впрочем, радости ему не принесло. Тёмные были немногим лучше химеры, поскольку сталкеров они не жаловали, гражданских, если те каким-то чудом попадались им, без особенных разговоров убивали, военных ненавидели и убивали тоже. А может, еще и жрали. А может, на потеху мутантам отдавали — слышал Альтобелли всякие истории о приключениях на заводе «Росток», к примеру… Договориться с ними было практически невозможно. Они и сами черт знает кто, полумутанты, поскольку постоянно живут внутри Периметра. Тут брошюра почти не соврала.
Автомат лейтенанта держал Поролон, который и вытаскивал его из бункера. Отдавать оружие он явно не торопился, мало того, Альтобелли по осклизлой глинистой тропинке подняли наверх и тщательно обыскали. Забрали пистолет и вещмешок, флягу, часы, даже завалявшуюся в кармане мелочь… Лейтенант не сопротивлялся. Численное преимущество очевидно, чего уж тут дергаться.
Мордастый главарь с землистой кожей и странными глазами без зрачков (почему-то Альтобелли подумал, что это именно главарь) посветил на нашивки и хмыкнул:
— Лейтенант Аль-то-бел-ли, значит?
Лейтенант согласно наклонил голову.
— Жид, что ли?
— Итальянец.
— И что мы делаем в Зоне, итальянец?
Альтобелли беспечно сказал:
— Гулял.
Главарь повращал глазами и усмехнулся:
— Ну да, я понял. Это бородатый анекдот, да? «Что болит? — Голова. — А почему повязка на ноге? — Сползла».
Тёмные подобострастно и не слишком весело заржали.
— Убивать тебя вроде резону нет пока, лейтенант Аль… Белль…Ё! Имя как?
— Альтобелли.
— Ё. Я имя спрашиваю, мужик!
— Луиджи.
— Ё. И имена у вас тоже корявые какие. Пойдешь, короче, Лужа, с нами, может, по дороге пригодишься. В качестве приманки, к примеру.
Тёмные снова заржали и двинулись в сторону леса. Поролон ткнул лейтенанта стволом автомата в спину:
— Давай топай, Лужа.
«Моим ведь автоматом тычет», — зло подумал Альтобелли, но молча двинулся вперед. Остальные тоже не особо болтали — посетовали на погоду, мол, скоро дождь пойдет, и утихли. Лейтенант нашарил в кармане пачку с оставшейся парой сигарет и закурил. Сразу вспомнилась местная поговорка «Дело — табак».
Табак был преотвратный…
Глава двадцать пятая
Возмездие
Я успел сгруппироваться и проскочить под корытом, поднявшимся в воздух вместе с пылающим костром. Корыто описало надо мной небольшую параболу, рассыпая снопы искр, и врезалось в стену как раз между капитаншей и Бернштейном. Капитанша увернулась, а на Бернштейна обрушились полетевшие из корыта куски горящей дранки и поленьев. Взвизгнув, газовый магнат отшвырнул от себя автомат, тотчас взмывший к потолку.
Пассажиры, не понимающие, что происходит, заголосили. Кто-то бросился к выходу, стюардессы накрыли собой раненого бортмеханика, мамаша-жаба — пацанов, гомики бросили золотистоволосую стерву и трогательно обнялись, а я выдернул из потайного чехла пистолет и выстрелил в тощего Толика. Его слова — «вообще лучше всего прикончить их и оставить одного в качестве проводника… за это нас только похвалят…» — не оставили другого выбора мишени. Тощий сполз по стенке, оставляя приятный кровяной след.
Пауль и Аспирин тоже не дремали. Вскочив на ноги, они бросились вперед и, словно тараны, снесли несчастного лейтенанта Воскобойникова, который стоял среди творящегося безобразия наподобие статуи.
Мимо пролетел молоток. Потом, больно стукнув по голени, на пол брякнулось выпущенное Бернштейном оружие, которое я тут же схватил и направил на капитаншу, закричав:
— Профессор, включайте!!!
Бюреры были явно настроены побушевать, но их энтузиазм хитроумный прибор подавил в корне — начавший подниматься вверх сварочный аппарат неуклюже завалился набок, а завившийся было вихрь мелкого строительного мусора тут же осел. Полутьму прорезал луч фонаря — это снова проявился с лучшей стороны Петраков-Доброголовин. Стюардесса Марина, видимо, осознавшая вину, распутывала веревку на руках Аспирина, пока Пауль придавливал своим весом к полу снайпера. Бернштейн визжал, срывая остатки тлеющего костюма, а капитанша угрюмо смотрела на меня.
— Видите, как быстро все меняется в этом нестабильном мире, — заметил я наставительным тоном. — Вы вели себя очень плохо, капитан. Глупо. Думаю, вы действительно работаете в детской комнате милиции и никакой вы не оперативник. Наврали, а? Ну, признайтесь уже. Говорить правду легко и приятно.
— Думайте что хотите, — холодно ответила Заяц.
— У меня истекает время, — продолжал я. — Вариант первый: мы приносим вас в жертву и обмениваем на девочку. Орден хотите?
Капитанша молчала.
— Не хотите орден, — заключил я. — Жаль, при ваших размерах он смотрелся бы очень импозантно. Прикиньте — бюст на плацу училища… вы что оканчивали?
Капитанша продолжала молчать, нервно подергивая углом пухлого рта.
— Тогда активируем вариант второй. Пауль!
— Чего?! — отозвался он. Аспирин поправил остатки костра, стало заметно светлее. Боря и Сережа спорили, кто в кого зачем стрелял и «дядька мертвый валяется или притворился просто?».
— Слезай со снайпера.
— Да я его…
— Слезай, не мороси. Он мне нужен.
Пауль поднялся с изрядно помятого лейтенанта. Стюардесса занялась освобождением его рук, а гомики бросились помогать Воскобойникову. Лейтенант оттолкнул их.
— Не ожидал от вас! — возмущенно заявил он. В смысле, от меня он не ожидал, а не от гомиков. Это стало ясно, когда, обвиняюще указуя перстом на мертвого (в этом я не сомневался) Толика, Воскобойников воскликнул: — Это же гражданский!
— Был гражданский, чува-ак, — уточнил Аспирин.
— Этот гражданский хотел меня прикончить, — сказал я, качая головой. — Я таких поступков никогда не приветствовал. И я тоже не ожидал от вас, что вы примкнете к этим… к этим людям.
— Вас будут судить, — встряла капитан Заяц. Рядом с ней, сидя на корточках, всхлипывал полуголый Бернштейн, весь перемазанный гарью и копотью.
— Заткнись, сука, — беззлобно велел ей Пауль. Он стряхнул с запястий остатки веревок и подобрал ружье Воскобойникова. Аспирин собирал остальное оружие, я подал ему автомат.
— Потом будем обсуждать мои моральные устои, офицер. Берите ружье, мы идем спасать девочку.
Пауль вопросительно уставился на меня. Я кивнул, и лейтенант нерешительно взял Соболеву мортиру.
— Там есть ночной прицел. Вы умеете им пользоваться?
— Так точно, — с некоторой обидой сказал Воскобойников. — У меня же спецподготовка.
— Отлично. Аспирин, Пауль — следите тут за порядком да второй раз впросак не попадите. Марина, у вас масса освободившихся веревок — свяжите, пожалуйста, госпоже Заяц руки. Крепко. И оставьте хвост подлиннее.
Стюардесса послушно подошла к капитанше.
— Вас тоже будут судить! — окрысилась на нее Заяц. Марина безмолвно затянула узел, протянула мне свободный конец. В этот момент до капитанши дошло, что с ней собираются сделать.
— Вы не имеете права! Я не согласна! — завопила она, и Марина, сняв форменную пилотку, заткнула капитанше рот. Я ее об этом не просил, но мысль мне понравилась. Дернув за веревку, я потащил упирающуюся Заяц за собой, бросив негодующему Воскобойникову:
— За мной, офицер. По пути все объясню.
Солнце село. Стало темно. Я не знаю, что было бы, отдай Соболь лейтенанту другое ружье, без ночной оптики. Конечно, я мог бы использовать свой прибор ночного видения, но это примитивная «гляделка», никак не предназначенная для снайперской стрельбы. А мне нужен был один точный выстрел. Потому что времени для второго не будет.
Я временно привязал пыхтящую капитаншу к ручке бульдозерной дверцы и отвел Воскобойникова в сторону, чтобы Заяц не слышала наш разговор.
— Офицер, вон тот дом видишь? Разваленный? Я иду туда, ты выбираешь точку, с которой простреливаются эти руины. Думаю, вон та крыша в самый раз, только не провались — там все гнилое, трухлявое… и глянь сначала, нет ли кого внутри. Когда разместишься, выцеливай мудака в плаще, с огромной ручищей. В руке — девочка.
— Не понял, — озадачился Воскобойников.
— Излом — это падаль с уродливой лапой, размером с три лопаты. Мутант. Выцелишь — жди. В руке у него девочка.
— То есть — в руке? — не понял лейтенант.
— У него рука как экскаватор. Увидишь — сообразишь. Короче, выцеливаешь и ждешь. А стрелять ему в лобешник ты должен в тот самый момент, когда он уже выпустит девочку, но еще не схватит эту пухлую дуру в погонах.
— Понял, — сказал Воскобойников.
— Не подведи. Если что — стреляй второй раз, но это уже если тебе не жалко капитаншу. Мне, если честно, на нее плевать, но все ж как-то нехорошо может получиться… Все, я пошел, а ты аккуратненько — на крышу.
Снайпер бесшумно скрылся во тьме. Я отвязал капитаншу.
— Ну, дохлая! — басом прикрикнул я на нее, испуганно мычавшую и упиравшуюся, и потащил по дороге к мертвой деревеньке.
Излом терпеливо ждал, даже не переменив, кажется, позы с тех пор, как я покинул руины. Ждал и Соболь, который присел на грудку кирпичей. Девочка еле слышно поскуливала. Всю эту картину едва-едва освещали угасающие уголья костра, куда Соболь сунул какие-то доски, но они оказались сырыми и вяло тлели. Полумрак скрыл уродство Излома — он выглядел добрым дедушкой, собравшим внуков у костерка, чтобы рассказать сказку.
Но сказку нужно было рассказывать мне. Еще по пути отсюда я вспомнил разговоры о том, что у Излома имеются телепатические возможности. Их силу никто не знал, как не знал точно и то, есть ли они вообще. Но если эта скотина прочтет у меня в мозгу весь план, девочка погибнет. Раньше-то он прочесть его не мог, потому что плана еще не было. Но теперь…
— Ты опоздал, — сварливо заметил Излом. — Я уже подумывал расторгнуть договор, Упырь.
— Возникли непредвиденные сложности. Тем не менее — вот, — сказал я, грубо дергая за веревку. — Привел.
— Ценю. — Излом цокнул языком, и тут угольки чуть вспыхнули, явив мутанта во всей красе.
Капитанша, видимо, онемела от ужаса, потому что никаких звуков не издавала. Я же старался не думать о белой обезьяне, то есть о Воскобойникове, который влезал, должно быть, на крышу. Я вспоминал всех своих девок, начиная со студенческих попоек в общежитии и до звезд городских злачных заведений, берущих за услуги редким хабаром. Я воспроизводил в памяти самые непристойные детали этих встреч, даже не зная, представляют ли они интерес для Излома с его сомнительной и скорее всего ни разу не человеческой физиологией. Но только не думать о белой обезьяне с ночным прицелом.
Соболь, наверное, ничего не понимал в происходящем, но на то он был и Соболь, чтобы не лезть поперед батьки в пекло. Сидел себе, оценивал ситуацию, следил за останками костерка.
А вот Излом насторожился.
— Что-то здесь не так, — сказал он тревожно и, как делал уже не раз, сжал кулак. Ирочка слабо пискнула.
— Отпусти девочку. Зачем мучаешь?! Мы так не договаривались.
— Что-то здесь не так, — повторил Излом с явной тревогой. — Мне что-то не нравится, Упырь.
— Я без оружия, — сказал я, прокручивая в голове очередную порнографическую сцену. — Уговор был какой? Меняемся и уходим. Тебе не нужны неприятности, нам они тоже не нужны.
Излом колебался. Наконец он сделал шаг ко мне, потом внимательно всмотрелся, наклонив голову набок.
— Вот. Баба. Бери ее. — Я протянул хвост веревки, но Излом был умен. Он проигнорировал веревку, сделал еще шаг, подойдя вплотную. Пахло от него сыростью, плесенью и сырым мясом.
— Хорошо. Обмен, — буркнул Излом. Лапища его приоткрылась, выпуская Ирочку, бессильно осевшую на пол. В следующее мгновение бородатая головенка, покрытая лишаями, расплескалась в стороны, словно упавший на асфальт арбуз. Исторгнув не человеческий вопль, практически безголовое тело заметалось по остаткам комнаты, натыкаясь на стены и мусор. Я едва успел подхватить из-под его ног девочку, всю перепачканную в крови и какой-то липкой слизи.
— Соболь, стреляй! — заорал я. Но Соболя не нужно было учить — он выпалил не целясь, от живота, и левая, обычная, рука Излома повисла, перебитая в локте. Метнувшись мимо меня и зацепив по пути лапой капитаншу, Излом выскочил наружу и, оглашая окрестности жутким ревом, бросился прочь. Хотелось верить, что они встретятся со Стронглавом, у которого сходные проблемы.