— И теперь ты в мечтах сменить квалификацию? — улыбнулась женщина. Робот универсал в роли няньки — забавно. Кир предстал перед ней совсем в другом свете, и взгляд женщины потеплел. — Извини, если что, — протянула руку. Тот глянул на ладонь женщины и, хмыкнув, хлопнул по ней:
— Да ладно. У меня характер тоже не сахар.
— Ну-у, в Центре ангелов и нет. Трудно им по «зеленке» шагать и крылья не запачкать.
И пошла вперед, но в сторону от избы.
Немного и под ногами захлюпало — болото началось. Россыпи клюквы по кочкам, старые коряги, молодые деревца, лужи смрадной воды, прикрытые тиной и ряской.
— Дальше хуже будет, — просканировал местность Кир и кивнул вправо. — Туда. Там мелко и тропа.
— К избушке, — смекнула Стася.
— Видно нам ее не обойти. Думаешь, порадует нас Бабка-Ежка оперативной информацией?
— Авось.
Делать нечего — пришлось идти по тропе. Какой-то несчастный километр они преодолевали час. Вязли в противной жиже, чавкали ботинками по воде, вспугивая комаров и лягушек. Стася, по уши в ряске и грязи, мокрая и замершая, замучилась отгонять насекомых и выливать воду из ботинок. К выходу на сушу она прокляла всю местную флору и фауну и точно поняла — они попали в рекламируемый всеми древними религиями ад, где делать им нечего. Чиж сюда никаким образом попасть не мог. Ему, по ее мнению, только рай причитался.
Сумерки опустились быстро, почти мгновенно стало темно, и, если бы не туманный светлячок в окне сруба, легко было бы заблудиться и сгинуть на болоте.
В кромешной тьме они пробрались к избе и стукнули наугад, то ли в бревно, то ли в дверь. Минуту ждали, вторую — ноль. Кир бухнул кулачищем вновь уже душевно и настойчиво, и тут же чуть не получил по лицу изъеденной мхом и временем покосившейся дверцей.
На пороге вместо предполагаемой старушки с метлой стоял богообразный старец в белой рубахе до пят.
— Господь вам в помощь, путники. Проходите, потрапезничайте чем Бог послал, — погудел довольно сильным зычным голосом. С прохода отошел, впуская в дом гостей.
Те втиснулись бочком, немного растерявшись от любезности и внешности хозяина.
В комнатке стоял запах ладана, плавились свечи, светилась лампадка перед иконостасом в углу. Из мебели широкая лавка да стол. Напротив входа очаг.
"Аскет старец" — отметила Стася, чинно присаживаясь за стол. Оценила глиняную миску с похлебкой и деревянную ложку, на Кира покосилась. Тот плечами пожал: нормально. Хоть и не Англия.
Н-да — с! — поджала губы женщина.
— Издалека ли путь держите? — спросил старик. Поставил перед ними одну миску на двоих, доверху похлебки налив. И свою ложку в нее булькнул. — Одна, уж не серчайте.
Кир глянул на Стасю:
— Ешь, я сыт.
"Не сомневаюсь".
Вубсы уникальны. Ни есть, ни пить им как роботам не надо, но случается — кушают, когда нравится вид пищи или нужно аппетит имитировать, чтобы не выделяться, или энергобаланс восстановить.
— Спасибо, — поблагодарила старика и принялась уплетать горошницу. Без масла, без соли варево, а вкусно.
— Как наречены-то? Чьего роду, племени? — присел рядом старец.
— Кир, род Вубса, — не моргнув глазом, выдал робот. — А это сестрица моя…
"Аленушка", — чуть не брякнула Стася, но вовремя ложку с горохом в рот сунула.
— … Станислава. А вас как звать, величать?
— Отец Андрей. Пустынник.
— В единении живете? Нарушили мы ваш покой.
— На то Господа воля. Знать, надобно было ему вас ко мне привесть. Ты спрашивай, Божий человек, по глазам вижу, томят вопросы сердце молодое.
— Товарищей мы своих ищем, потерялись. Не видели? На меня похожи.
— Нет, не видал. Давно ко мне Господь путников не приводил.
— Не тяжело вам в одиночестве-то? — спросила Стася.
— Так Богу надобно, знать, не мне роптать.
— А лиходей какой заглянет или приболеете, что делать будете?
— Без воли Господней и комар на нос не сядет. Что будет — на то воля его, а мне должно со смирением к посланным испытаниям относиться. Ты кушай, лебедица… А вот не сказывал бы брат твой, кто ты есть, и не догадался бы я. Почто ж так себя изуродовала? От кого можа скрываешься?
И этот туда же, — вздохнула Стася.
— Служба такая, — буркнула и в тарелку уткнуться поспешила.
— А-а. Вона как мир изменился, — протянул. И видно много бы что на эту тему сказал, но Стася уже спич Кира выслушала и повторения из уст старца не хотела, переключила его внимание с себя:
— Скажите, дедушка, не слышали ли вы о человеке по имени или прозвищу Чиж?
— Нет, — подумал, белесые брови сдвинув на переносице.
— Он невысокий, крепкий, плечи широкие. Волосы русые, глаза живые, яркие, такие, что взглянет, и слов не надо. Лицо волевое и в тоже время доброе, бесхитростное…
Стася, описывая Николая, увлеклась и не замечала, что старик с каждой ее фразой все дальше отодвигается, лицом мрачнеет.
Кир толкнул ее ногой под столом, и женщина смолкла, заметив, наконец, какую реакцию вызвал нарисованный образ. Старик не просто помрачнел — угрюмым, замкнутым стал, а взгляд — за топором того и гляди мужик кинется и начнет гостьюшек по темечку привечать.
Но тот буркнул:
— Не ведом такой, — и вылез из-за стола. На колени перед иконами встал и давай молиться, не обращая больше внимания на пришлых.
Остаться, подождать, переночевать?
— Н-да, пожалуй, пойдем, — потянул на выход Стасю Кир.
Старик даже не обернулся.
"Спаси, Господи, врагов наших"…
Только и услышала Русанова, выходя на улицу.
— Интересно, кого он в нарисованном портрете узнал? — спросила позже у Кира, пробираясь за ним по лесу. Темно, хоть глаза выколи, и спать от усталости хочется. Да недосуг, идти надо. За разговорами ночь коротать легче и не заснуть проще. К тому же очень Стасе хотелось, чтобы нашла она, наконец, двойника Чижа и неважно в каком мире. Тенью бы тогда его стала, как репейник прилипла и не отходила, берегла. Костьми бы легла, а вытащила.
Но надежды все меньше. Не тот Чиж. Иначе не перекосило бы так святого пустынника, не отвернуло.
— Не видел я твоего Чижа, сравнить не могу, но как описала — среднестатистический человек. На кого угодно думай, про кого угодно тоже самое говори. "Глаза живые, яркие" — тут любой цвет и разрез представляй. Невысокий, крепкий — полмиллиона таких. Надо было приметы давать только ему присущие. Шрам там на скуле. Родинка на щеке.
— Нет у него таких примет, — загрустила Стася. — Так и думала, не о нем отец Андрей подумал, о каком-то своем не очень хорошем знакомце.
— Да уж, глянул он так, что я подумал, пора нам ноги уносить.
— Вот-вот. А еще заметил? Старец на болоте в ските живет, по дороге в Ньюсвик.
Кир хохотнул неожиданно для себя и женщины. Из-под ног тут же прочь ринулась лягушка, кваканьем осуждая нарушивших ее покой, а комариная стая дружно отомстила за подругу.
Глава 3
К утру они вышли из леса на нормальную проселочную дорогу. Стасю штормило и похожа она была на самую жуткую страшилку. Да и Кир не лучше выглядел комарами изъеденный. Вместе они составляли настолько колоритную пару, что напрягаться, выведывая тайны не надо — глянуть, и клиент бы был готов раскрыть все секреты от сотворения мира.
Но никого не наблюдалось. Дорога была пустынна, а тишину рассвета нарушали лишь птичья трель и шорох травы под ботинками.
— Вымерли здесь что ли все? — озаботилась Стася.
— В таком густонаселенном районе мы долго твоего Чижа искать будем.
— И ребят.
— Да нет их здесь, здесь вообще никого и ничего нет. В эфире пустота. Ставлю единицу против миллиона, что в этой дыре даже о радио не слышали в самом его допотопном варианте. Какого рожна мы тут делаем?
— Пытаемся найти и уйти.
— Пока кроме комаров и неприятностей ничего не нашли. Ну, твари, а? — потрогал свою опухшую физиономию. — Тебе повезло, ничего выглядишь. В пятнах только.
— Я же чувствую их укусы, а ты нет.
— Да-а, техника несовершенна.
— Не страшно. Тебе же не к алтарю с такой физиономией шагать, а для лихих людей на этой пустынной дорожке самое то в таком виде топать. Ни один не подойдет — испугается.
— Спасибо. Умеешь ты успокоить, — процедил с раздражением. — А вон и Ньюсвик твой, дошли почти.
Махнул рукой в сторону видневшихся впереди в утренней дымке домов.
И оба притихли, вглядываясь и прислушиваясь.
Тихо, настолько тихо, что уши закладывает. Не может того быть. Время раннее, городок, судя по всему, не маленький, и самое время петухам петь, коровам мычать, дояркам ведрами брякать, стряпухам тесто ставить, мастеровым на работу собираться.
Чем ближе подходили, тем медленнее шаг становился. Не нравилась им мертвая тишина, настораживала. А тут еще ветерок дунул и пошел звон, тоскливый, по душе царапающий. Минуту плыл, не больше, и снова тишина.
Кир остановился и придержал Стасю рукой:
— Подожди-ка ты здесь, целей будешь.
— Нет уж, вместе пойдем, — окинула внимательным взглядом ближайшие домишки, что вот они, рукой подать.
Порыв ветра вновь разбудил щемящий звук и донес неприятный запах.
— Это колокол, — сообразила Стася. — И, похоже, костер. Горит что-то. Треск слышишь?
— Далеко. Метров пятьсот, не меньше. Слева.
— Пошли.
— От меня не отходи.
Пара медленно двинулась по улочке, вглядываясь в слепые окна домов, настороженно поглядывая вокруг.
Город убогий, запущенный. По краям дороги нечистоты, кошка дохлая в грязном ручейке. Дома разномастные: один высокий, другой низкий, один покосившийся, другой новенький, выбеленный, один как конура, маленький, другой полулицы занимает. У кого двор высоким забором огорожен да добрыми воротами снабжен, а у кого хлипкие жерди по периметру где-нигде виднеются. А трава, полынь да репейник, почти везде по колено, бурьян так по всем огородикам.
Чем дальше в город, тем больше запустение, тем чаще черные тряпки на воротах да дверях встречаются.
Кир в очередной раз потянул воздух, делая анализ, и схватил Стасю за плечо:
— Стой! Нельзя дальше. Чума, — выдохнул.
— Нет, — похолодела та.
— Точно тебе говорю. Там мертвых сжигают, — кивнул в сторону убогой избы у перекрестка дорог. — Два человека. Один явно болен. Сильнейшая теплоотдача. Нет, не один — трое больны.
Что делать? По уму — уходить.
— А если здесь ребята, двойник Чижа?
— Тогда считай задание выполненным. Ему ты уже точно не поможешь.
Стася зубы сжала и, скинув руку мужчины, побежала по улице.
— Заразишься, дура!
Все равно ей.
В эту минуту она ненавидела собственную ограниченность и бессилие. Она, казалось, все возможные варианты угрозы жизни Х-Чижа продумала, а о чуме даже мысли не возникло.
Случись ему заразиться — не помочь ей, элементарной аптечки под рукой нет.
Где же ее интуиция? Где то, что так нервировало, диктовало ей знания? Куда делось? Почему когда нужно, интуиция молчит, а когда ее не просишь, орет и влезает в жизнь, переворачивает привычный мир и мышление с ног на голову?
Вылетела за угол и тормозить начала.
У огромного кострища на небольшой площади стоял горбун и палкой подталкивал в огонь тряпье. Сквозь стену пламени были видны человеческие конечности. Стоял жуткий, удушливый запах.
Стасю затошнило. Она замедлила шаг недалеко от горбуна и, прикрыв нос рукой, огляделась. В открытом дворике часовни лежали тела, один на другом. Крючились и постанывали в бреду у забора еще живые, но уже умирающие. Им не помочь, достаточно на красные от температуры лица взглянуть, черные бубоны на телах, у кого на шее, у кого за ухом, а у парня, что все встать пытался — на груди.
Его мутные глаза встретились с глазами Русановой, и та отшатнулась. Все вроде бы видела, но такое не доводилось. И страшно, и жалко, и злость одолевает.
— Чья будешь? Чего притащилась? В костер захотела? — скрипучим, неприятным голосом спросил горбун и палкой на нее замахнулся. — А ну пшла отсюда!
Она глянула на него недобро и к парню подошла, присела над ним. Жалко, молодой совсем.
Кир рядом тормознул, с первого взгляда на нее понял, что задумала:
— Не вздумай!
— Нож дай.
— Нет у меня ножа.
— Убирайтесь!! — закричал горбун. — Вам что, жизнь не мила?!! Прочь, безмозглые!!
Стася внимания на его крик не обратила, потянулась к парню. Хотела край рубахи отогнуть, оголить вскрывающиеся бубоны.
— Не тронь! — схватил ее за руку Кир.
— Он выживет, он может выжить! — процедила. — Гной выходит…
— А с ним и жизнь.
Парень захрипел и затих. Остекленевший взгляд был направлен в небо.
— Выжил, — бросил Кир.
— Вам чего здесь, ненормальные?! — прихромал горбун.
— Чижа ищем, — буркнул мужчина, не взглянув на него.
— Считай, нашли! — и всадил багор в грудь только что умершего парня. Потащил тело к костру. Стася едва успела в сторону отодвинуться. — Подох ваш Чиж. Славный был вояка. Ай, что говорить, отчаянный! А смерти едино, что лихой, что худой. Скосила.
— Может мы о разных людях говорим? — просипела женщина.
— А вон он, вишь, рука торчит без пальца, — закинув труп в огонь, ткнул окровавленным багром в сторону нагромождения тел. — Глянь сама.
Стася в прострации уставилась на виднеющуюся руку с толстыми пальцами. Вместо мизинца виднелась культя.
"Не он", — отлегло. Женщина качнулась и рухнула бы, не поддержи ее Кир.
— Солдат, говоришь? — шепнул ей на ухо робот.
А ей плохо: не до разборок, не до подколок. Мысли путаются, опустошенность на душе.
— Не он, — выдохнула, радуясь и печалясь одновременно.
Не унесла его чума — счастье. Но где искать, как выбираться, в какую сторону? И целые сутки потеряны зря — беда.
Кир то ли понял ее, то ли почувствовал, что на краю она от переживаний — обнял ласково, утешить хотел. Но слов не было, не знал он таких — по голове только как ребенка погладил.
Стася отодвинулась, дух перевела:
— Не дитя. Выдержу.
— Шли бы вы, пока ко мне на багор не попали, — посоветовал горбун. — А то одни такие же давеча заглядывали. Вмиг сгорели.
Кир и Стася переглянулись. Глаза у женщины огромными стали:
— Вит, Дон?
— Пришлые. Шатаются тут, погибели ищут, — проскрипел горбун. — Один здоровяк, ага. Скоси-ило. Вот так стоял и блямс — прямиком в костер рухнул. Резиной несло, ох ты! С чего? Одежа-то как у вас.
Стася качнулась и поплелась прочь.
Как из города вышли, не помнила. Опустилась на траву и ворот куртки рванула, подставляя лицо свежести ветра. А все одно, трупный запах мерещился, гарь да смрад преследуют.
— Он жив. Я успею, — сказала, как отрезала, убеждая себя. Нельзя сдаваться.
— Поспи, — посоветовал Кир. — У тебя истощение начинается. На нервы много тратишь.
— Переживу.
— Мобилизация дело хорошее, но резервы вашего организма не бесконечны. Нам теперь надеяться не на кого.
— Они? — с надеждой и тоской посмотрела в глаза товарища: скажи, что это неправда.
— Я, конечно, могу сказать, что ты хочешь, но факты о другом говорят.
— Как же так?… Как?…
— И не такое бывает, сама сталкивалась, знаешь.
— Другие могут быть.
— Могут. Если прорезиненную кожу найдут, форму сошьют.
— Не верю. Не хочу, — легла лицом в траву, голову руками накрыла.
Горько на душе, мысли тяжелые в голове бродят.
Опять она опоздала. Опять…
Она вышла из бокса и прошла по коридору в медцентр.
Ее не остановили.
Рыгов тряс файлами и кричал на подчиненного, но не видел ее, хотя стоял буквально в метре. Впрочем, и она не обращала на него внимания — она смотрела на Колю.
Ничего не изменилось, ничего. Он по-прежнему лежал в камере стабилизации и жил лишь за счет работы аппаратов. Значит у нее еще есть время, значит еще не все потеряно.