Джеймс Сваллоу
МОЛОТ И НАКОВАЛЬНЯ
Потрескивание вокса походило на шум ливня. Этот звук навевал Имогене воспоминания о тех годах, когда она еще была послушницей на Офелии VII. Как она гуляла по залам женского монастыря, как серое небо виднелось через стекло витражных окон высотой пятьсот метров. Ей вспомнилось, как струи дождя текли по стеклянным лицам святых, будто они плакали. Но сейчас никто не горевал. Никто не проливал слез при виде пятнистого оранжевого шара в космосе, за которым издалека наблюдала Имогена. Детальнее рассмотреть поверхность планеты не представлялось возможным, так как всю ее покрывала пелена из облаков и вихрей.
Старшая сестра стояла в тишине перед решеткой динамика, которая выступала из панели оператора, сделанной в виде лица херувима; сама же панель стояла поперек смотровой галереи под килевым парусом звездолета «Тибальт». Здесь находился пост корабельного серва для считывания показаний с лазерного секстанта на тот случай, если длинные антенны на носу крейсера однажды придут в неисправность, но обычно это место оставляли без обслуживающего персонала. Вокс-модуль, как всегда, молчал, и сестра Имогена рукой прошлась по нему, сотворив знамение святой аквилы в качестве молитвы, перед тем как включить. Она прищурилась и убрала с лица пряди пышных каштановых волос. Имогена не совсем понимала, зачем пришла сюда. Ей хотелось взглянуть на пункт их назначения, просто чтобы иметь для себя представление об облике планеты и запомнить его, поэтому она неосознанно потянулась к воксу. Заключенный в коммуникационной системе примитивный дух машины автоматически пропускал стандартные имперские частоты в процессе поиска каких-либо сигналов. Планета не издавала никаких звуков. Шум статики продолжал литься из медного детского лица херувима, словно скорбная и тихая погребальная песнь. Если какие-то крики или стоны когда-то и исходили по воксу с пустынной планеты в пустоту, то они уже давным-давно затерялись в черноте космоса. После нападения прошло больше десяти лет, и не осталось ничего, кроме нескончаемого шипения реликтового излучения Вселенной — своеобразной загадочной антитишины, которая производила впечатление большее, чем безмятежность любого склепа.