Последний удар сердец.
Последний вдох.
Он воздел посох.
Его воля и мысли взревели.
Варп услышал.
Призраки Просперо восстали вновь.
Дуги призрачного света поднялись из пепла и потянулись в космос. По лику Просперо заскользили огромные бледные очертания. Из штормовых облаков взвыли рты. Нити молний ужалили звезды. Психическая волна достигла кораблей, которые стояли на низкой орбите, и покатилась сквозь вакуум темными обрывками криков. У Сильвана на борту «Слова Гермеса» была лишь секунда, чтобы успеть зажмуриться, а затем мир взорвался изнутри его головы. Кричащие волны цвета захлестнули зрение. Он падал; мышцы вздулись так, что могли переломать кости.
Он упал на руку. Кости треснули от запястья до плеча. Он этого не почувствовал. В голове больше не осталось места для каких-либо ощущений. На него накатывали очертания и звуки — красные крики, белый, как укол иглы, лед — и сквозь них вращались строчки, что были именами и словами, которых он не знал, но понимал.
+Вставай, — позвал свивающийся варп. — Вставай+.
Игнис почувствовал, как появился образ, и пошатнулся. Жертвенник у него за спиной прорычал вопрос. Ктесий, находившийся на шаг впереди, оступился. По стенам коридора побежали молнии. Корпус «Слова Гермеса» застонал. По темному металлу стен покатились серебристые слезы.
Магистр Разрухи заставил себя выпрямиться, вынудил свой разум катиться вместе с хлынувшей сквозь него энергией. Он помог Ариману спроектировать то, что он сейчас делал, создал коэффициенты заклятия и способы равнения в элементах. Игнис почувствовал, как его формулы спиралью поднимаются сквозь варп, но они изменялись, комбинировались и расширялись вне пределов всего, что он предполагал.
И он находился не в том месте.
Ктесий быстро пошел дальше.
— Постой, — крикнул Игнис настоящим голосом, но призывающий демонов будто не услышал его и не замедлил шаг.
Игнис ощутил нечто, что точно должно было быть яростью. Это каким-то образом касалось Атенеума и было так в духе Ктесия — воспользоваться этим важнейшим из моментов для прикрытия… чего? Догадался ли он, что Санахт был жертвой, а не героическим мучеником? Мог ли Атенеум раскрыть ему что-то? Могли ли у него быть другие намерения?
Магистр Разрухи рванулся вперед, силясь достигнуть запертой двери всего в нескольких метрах от него. Из сочленений доспехов заструился дым. По ту сторону теней вибрировал варп. Ему следовало добраться до зала вместе с Ктесием. Неважно, зачем призывающий делал это — Ариман поручил Игнису присматривать за ним и недвусмысленно дал понять, что тот способен превратиться в угрозу вместо необходимого оружия.
Он сделал шаг, затем еще один. В венах закипал жар. Звуки боя были повсюду, грохочущие, словно штормовая волна.
— Ктесий! — снова крикнул Игнис, но призывающий демонов лишь ускорял движение, а варп раскручивался и замыкался в глубинных частях его мыслей.
В ушах взревели огонь и голоса мертвых. Он был частью единого целого, запертый в великом механизме, который разрастался в варпе от Просперо, пока просыпалось мертвое сердце мира. Он был шестеренкой, крутящейся согласно ритму и воле чего-то громадного и иного. Под кожей непроизвольно сокращались мышцы. Он чувствовал металл.
Мир померк.
Земля у него под ногами была не палубой «Слова Гермеса», это был Просперо. Огонь затянул небо взрывами. Он пытался идти вперед в свисавших с тела обломках доспехов, ведя за собой манипулу боевых автоматонов. Из дыма вырвались Волки. Автоматоны мгновенно остановились и открыли огонь. Из пушек забили стреляные гильзы. Он слышал проходящие между каждым выстрелом доли секунд.
Кулак Жертвенника врезался ему в спину.
Он начал поворачиваться, выплевывая киберприказы…
Но видение горящего Просперо исчезло. Корабельный коридор позади загромождал корпус Жертвенника. Ктесий был уже возле двери в зал Атенеума. Свет и тени танцевали по стенам и полу.
Игнис шагнул вперед. Числа слетали с его уст, и он не мог их остановить, ощущая каждую секунду, каждый угол между каждым краем и стыком.
Ктесий распахнул люк настежь и нырнул внутрь. С той стороны засиял синий свет. Мышцы магистра Разрухи скрутило, когда он всей своей волей заставил конечности повиноваться. Дверь осталась позади, и он окунулся в свет, заливавший зал.
Крик Просперо оборвался. Неподвижность и тишина обрушились на него подобно взрывной волне. Игнис рухнул на колени, пытаясь сделать вдох. Ктесий стоял прямо в проеме. Сферические клети по-прежнему висели в центре зала, но их решетки превратились в полосы черноты на фоне ослепительного света.
— Игнис, — прошипел Ктесий, — я там, где должен сейчас быть. Ты слышишь? Ты слышишь тишину?
Магистр Разрухи влил всю свою мощь в конечности. Его кулаки врезались в решетчатый пол, и он начал медленно подниматься, пока не выпрямился во весь рост; мышцы и доспехи кричали друг на друга, пытаясь работать вместе.
Ктесий стянул шлем, и Игнис увидел, что его взгляд прикован к заключенному в клетку Атенеуму. И те глаза стали холодными и синими. Как звезды.
— Я здесь, — сказал Ктесий, хотя Игнис не был уверен, к кому тот обращается.
Решетки сферических клеток чернели, их края стали оранжевыми от жара. Под кожей Атенеума извивались черви света. Его глаза были яркими солнцами. Под поверхностью черепа пылали кости и кровь. Он посмотрел на свои руки.
— Я… не… вижу… — Атенеум по одному сжал пальцы. — Ктесий?.. — Он повернул голову и посмотрел на Игниса. — Где Ктесий?
Игнис посмотрел на него в ответ. Голос и взгляд принадлежали не Атенеуму. Это был голос чего-то иного. Чего-то, что когда-то называлось примархом, а потом демоном. Это был голос Магнуса Красного.
— Почему я тут? — спросил голос, и горящая фигура прижалась к решеткам внутренней сферы. — Я потерялся, Ктесий.
Игнис попытался пошевелиться, но безуспешно.
— Ктесий, — произнес Атенеум, — ты должен освободить меня.
Отголоски мертвецов поднялись из пепла Просперо. Они воспарили в небеса колоннами вопящего света. Они вытащили себя из тины в телах из перемешавшихся обломков и расколотых доспехов. Они сотрясли руины Тизки своей болью.
Ариман смотрел, как из земли перед ним восстает остов из кристаллов и разломанных переборок. Он вырастал на фоне небес и завопил ртом из сломанных мечей. Шоковая волна расколола хрустальные развалины вокруг площади Оккулюма. Вопль все продолжался и продолжался, поднимаясь выше и выше и нарастая вместе с исходящей в реальность болью гибели Просперо. Она была оглушительной, раскалывающей душу. Пока граница между реальностью и варпом трещала, разворачивались образы ритуала.
Существо, восстававшее из обломков, обернулось. Ариман почувствовал направленный на него взгляд. Вопль, исходивший изо рта, был криком снарядов и воем волков. Пока он еще поднимался к небу, начала формироваться рука. Осколки брони и комья пепла стеклись воедино. С небес хлестал дождь, льдом взрываясь о существо. Оно замахнулось на Аримана. Рука создания раскололась. Оно попятилось, обломки начали сливаться обратно. Его форма еще больше разрослась от ярости.
Ариман ощущал горечь и смятение, поднимавшееся из колодца под Просперо. Потерянная ярость и ненависть всех тех, кто умер на этой земле, всех сожженных людей и павших Волков с Тысячей Сынов, теперь были свободны. Это походило на лесной пожар.
+Держитесь, братья+, — послал Азек и ощутил, как сотни сотен соединенных с ним разумов услышали это.
Он не мог чувствовать каждого по отдельности, но ему того и не требовалось. Он был пиком, точкой баланса всего, что произойдет.
Ариман слышал, как вдалеке, на самой границе восприятия, вырываются из варпа и полным ходом несутся к Просперо корабли.
+Они идут, братья. Империум идет+.
Азек ощутил, что они поняли его, и трансформировал мысли. Изменение прокатилось по разумам его братьев — и в варп…
Каскады молний замерли. Крики мертвых стихли. Дождь стал завесой из мерцающих капель, повисших в синюшных облаках. Ариман не мог ни повернуться, ни моргнуть. Он не чувствовал ни шока, ни удивления — застыл, будто неподвижная часть сцены, видеть и слышать которую мог только сам.
Рядом с ним задребезжало что-то похожее на шипящее дыхание. Затылок обдало теплом.
+Это пройдет, — прозвучал голос позади. — Как проходит все. Я не прервал твой ритуал. Он продолжится. Его конец почти неизбежен, и я не стремлюсь, чтобы ты потерпел неудачу. Пока нет+.
В пространство перед ним шагнула фигура. Ее кожа была пламенно-синей, а девять крыльев, волочившиеся за спиной, тускло поблескивали. Она не смотрела на Аримана, но окинула взглядом пейзаж вокруг.
+Твое поражение и гибель наступят скоро, но только когда ты будешь к этому готов. — Затем существо повернулось к нему. Под капюшоном горело единственное синее око. — Ты думал, я не отомщу тебе, мой неверный сын?+
Фигура склонила голову, и под горящим оком сверкнули кристаллические бритвенно-острые зубы.
XIV
Перспективы
Пылевая буря миновала, оставив после себя город. Иобель видела, как она приближается, видела, как скрывает небо и катится по земле. Ветер стих как раз перед тем, как инквизитора накрыла волна пыли. У нее была всего пара секунд, чтобы поднять глаза и увидеть над собой вздымающийся охряный утес. Затем пыль оказалась повсюду, исхлестывая кожу и затекая в нос и рот. Иобель сжалась на земле. Она лежала неподвижно, свернувшись калачиком и прикрыв лицо краем одеяния, пока буря проносилась над ней.
Когда ветер утих, Иобель обнаружила, что конечности сдавливает тупая тяжесть — ее наполовину засыпало песком. Женщина поднялась, щурясь от солнечного света, и увидела город. Инквизитор стояла в центре открытого пространства, которое могло быть площадью или широким проспектом. К небесам тянулись фрагменты стен и колонн. Песчаные барханы вздымались и опадали, куда бы она ни бросила взгляд. Ветер и песок вгрызались в обломки, придавая им формы, что напоминали скорее оплавившийся воск, нежели камень.
Она осмотрелась. Тут и там валялись капители и куски каменной кладки. Большинство были того же цвета, что и песок, но некоторые — серыми, бледно-зелеными и голубыми. Глыбы, походившие на статуи, стояли погребенными по пояс в песке. Каждая из них, должно быть, высотой не уступала боевому титану. Иобель различила очертания, что могли быть головами, торсами и конечностями, иссеченные почти до полной бесформенности. Инквизитор представила, как эти огромные и мрачные лица взирают со своих постаментов на край мира. Вот только, конечно, все виденное ею было настолько же реальным, насколько она могла вообразить. Статуи были изглажены, но не песком или ветром, а забытьем, медленно лишавшим их черт и погребавшим под тяжестью времени.
— Эй! — крикнула она. — Если ты здесь, Магнус, то покажи себя.
Слова прозвучали глупо, и единственным ответом на них стало эхо.
— Если ты здесь…
— Покажи себя…
— Покажи…
— Себя…
— Се…
— Себя…
Иобель направилась глубже в руины, больше ничего не говоря. Спустя несколько сотен шагов она поняла, что тени движутся. Они огибали основания статуй, как будто солнце шло следом за ней.
Инквизитор остановилась, и тени превратились в неподвижные озерца. Ветер поднял с дюны узкий язык песка. Ее взгляд метнулся к нему, а затем замер.
Перед Иобель что-то стояло. Прямо рядом с ней. Достаточно близко, чтобы лицо оказалось прямо возле нее. Она не видела его ясно, просто очертания на границе зрения. Оно было там и прежде, еще до того, как инквизитор посмотрела на поднятый ветром песок, но несколько дальше. Иобель застыла на месте. Она была уверена, что если повернется в ту сторону, то там ничего не окажется. Но оно было там.
— Ты следишь за мной? — спросила Иобель.
— Да, — раздался тонкий голос, и тень рядом с ней шагнула в поле зрения.
Это оказался исхудалый мужчина. Сморщенная пятнистая кожа туго обтягивала кости. Иобель увидела проступающие на шее жилы. Человек натужно дышал, под насыщенно-синей курткой поднимались и опадали ребра. На пальцах постукивали перстни. Запястья и шею охватывали обручи из эбонита и кости. Он выглядел как жрец из минувших эпох, все еще продолжающий цепляться за жизнь.
— Кто ты? — спросила инквизитор.
— Я не причиню тебе вреда, — заверил мужчина. — Но я никогда не видел в городе кого-то еще. Никто не находил его прежде.
При последних словах Иобель вопросительно приподняла бровь. В голос мужчины закралась нотка властности. Женщина заглянула ему в глаза. Они были темными и спокойными. Когда-то в них таилась сила, отметила она.
«Если не жрец, — подумала Иобель, — то, возможно, король».
Человек выпрямился в полный рост, и тогда Иобель увидела его лицо. На фоне неба старик казался лишь наброском, вычерченным из тьмы.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала она.
— Меня звали Амон.
Человек вздрогнул, и кольца на его запястьях и пальцах застучали. Иобель глядела на него, не сводя глаз. В памяти всплыли слова мальчика у костра.
— Амон… — повторила инквизитор. — Мне знакомо это имя. Я слышала, как его когда-то произносил Атенеум, и видела воспоминания Аримана о воине, носившем это имя. Он был из Тысячи Сынов, воителем. Ты ничем на него не походишь, даже в воспоминании.
Амон сухо хохотнул и выступил из теней. У него было то же самое лицо, но теперь оно казалось более молодым, гладким и привлекательным.
— Думаешь, моя форма неизменна? В мире плоти и кости это всегда было ложью, а здесь и вовсе шутка. — Амон взмахнул рукой, и та рассыпалась серым песком, но когда он поднял локоть, предплечье оказалось целым и унизанным блестящими кольцами. — Ты ведь сама знаешь. Я вижу это. Не строй из себя дурочку. Я — Амон, наставник Магнуса Красного, а до него величайший мудрец Просперо. Я стоял в присутствии сущности, которую вы зовете Императором, и знаю каждого из его сынов. Это — факт, что не имеет единой формы.
«Иди к началу всего, — сказал мальчик. — Вот к чему все приводит в конечном итоге».
— Ты — начало для Аримана? — Иобель обвела взглядом руины. — Этот город — начало? Вот почему я нашла тебя?
— Почти правильный вопрос. — Амон усмехнулся. — Нет, я — не начало всего, Иобель.
Ее голова резко дернулась. Он наблюдал за ней, не мигая.
— Да. Я знаю, кто ты такая, и знаю, что ты ищешь отца Тысячи Сынов.
Она смотрела на него, взвешивая варианты.
— Ты…
— Видел его? Нет.
— Тогда зачем ты здесь, кроме как ради утоления нужды в наставничестве?
Он рассмеялся, и звук грохотом прокатился по развалинам и барханам.
— Ты задавалась вопросом, зачем ищешь Магнуса? — Амон поймал ее взгляд и недобро ухмыльнулся. — Нет, я так не думаю.
— У меня свои причины.
— Свои? Или кого-то другого?
— Кто еще это может быть? — спросила Иобель.
— Ариман, — сказал он и шагнул к ней. — Это его мысленный пейзаж. Пусть это дальний закуток его разума, но он создан из его сознания и подсознания. В определенном смысле по его воле я говорю эти слова, а эти песчинки падают с моей руки, — Амон зачерпнул горсть песка и позволил ему высыпаться сквозь унизанные кольцами пальцы. — Мы — мечты, потерявшие свой путь, и наши мысли более нам не принадлежат.
Иобель вспомнила фигуру в красном плаще, сидевшую возле костра, пока Ариман ей объяснял, что она мертва. Он не видел фигуру и не слышал того, что она говорила Иобель.
«Он прав, — произнесла фигура. — Но ничто не является таковым, каковым кажется».
— Это царство более не принадлежит Ариману всецело, — сказала она, наблюдая за тем, как Амон обходит ее. — Варп слишком сильно затронул его, слишком много сложностей наслоилось друг на друга, слишком много структур было выстроено, чтобы удерживать его мощь. Он не хозяин себе и не хозяин мне. У тебя был выбор, как появиться. У меня — каким путем идти.