С одной стороны мы могли натолкнуться на заблудившегося контроллёра. Тогда, в принципе, всё само собой объясняется. Всё, кроме одного: почему же он нас не слопал. Итак сытый был. Ох, что-то сомневаюсь я в этом...
С другой стороны, нас могла загипнотизировать сама аномалия. Однако, сей вариант был ещё более сомнителен. Ну не слышал я никогда об аномалиях гипнотизёрах, и всё тут...
Вывод был очевиден. Оставаться здесь нам долго нельзя.
Щенок до сих пор был без сознания, и судя по его болезненно бледному лицу ещё долго не собирался приходить в себя. Несколько крепких пощёчин на его никак не подействовали, обливание холодной водой из фляжки тоже не помогло. Уж не помер ли он со страху.
С замирающим сердцем я пощупал его запястье...
***
Нам нужна помощь! - орал в рацию майор Куценко, пытаясь перекричать грохот нескольких пулемётов.
- ... я плохо слышу вас майор, ... что у вас там твориться ... - хрипела рация в ответ.
- Звери словно обезумели... Толпами лезут на блокпост... С ними мертвяки... Штук сто не меньше... Из леса прут всё новые... Чёрт знает что твориться... Один из бойцов слетел с катушек... начал стрелять по своим... Нам нужна поддержка... Срочно...
- ... держитесь майор, подкрепление уже в дороге... Расчетное время прибытия пятнадцать минут...
Один из пулемётов в последний раз надрывно прогрохотал и затих...
Среди грохота пулемётов стали слышны глухие хлопки пистолетных выстрелов.
В следующую секунду заглохли сразу два орудия.
К майору подбежал разгорячённый, обливающийся потом, но в тоже время мертвенно бледный боец.
- Трищь майор, у нас кончаются боеприпасы. Ещё минуты две-три, и монстры ворвутся на территорию блокпоста...- на одном дыхании выпалил он.
- Отступаем - хрипло сказал Куценко.
Солдат рванулся было обратно, но в следующую секунду его срезали метко пущенной автоматной очередью. Стрелял кто-то из его бывших сослуживцев.
И тут блокпост захлестнула очередная волна взбесившихся тварей. Они рвали на части оставшихся в живых солдат, метались по территории блокпоста. Несколько слепых собак рванулись к майору, в надежде полакомиться свежим, никем не тронутым, мясом.
Однако гипотетический ужин тоже не собирался сидеть, сложа руки. Грохнуло два пистолетных выстрела, и одна из собак повалилась на землю. Брызнула тёмная, горячая кровь, и твари, словно забыв о существовании Куценко, бросились добивать бывшего товарища.
Майор рванулся, было прочь, решив воспользоваться замешательством тварей, но далеко уйти ему не дали. Не успев пробежать и десяти метров, он увидел, как из маленького кирпичного домика, стоявшего чуть в стороне от дороги, вышли несколько мертвяков. Промычав что-то нечленораздельное, один из них медленно побрёл в сторону убегающего майора. Прогремело ещё несколько выстрелов. Одна пуля угодила монстру в плечё, заставив того развернуться почти на 180 градусов, другая продырявила ногу. С глухим хрустом раздираемой гнилой плоти он повалился на горячее асфальтовое полотно... и затих. Вокруг его головы медленно расползалось тёмно-бурое пятно.
Прогрохотало ещё несколько беспорядочных выстрелов, а потом пистолет майора затих... В гулкой тишине, нависшей над опустевшем блокпостом раздавалось лишь тихое чавканье, да откуда-то со стороны дороги доносился быстро удаляющийся топот... Да ещё где-то на востоке медленно но верно нарастал гул вертолётных винтов...
Щенок
Пацан был живее всех живых, просто потерял сознание. Другое дело, что случилось это очень не вовремя. Тут рядом черти что твориться, а мы тут полежать решили... Умаялись.
Для верности я отвесил ему ещё парочку весьма увесистых пощечин, скорее от злости и бессилия, нежели из желания привести его в сознание. Они практически никаких результатов не принесли, разве что на меня вылилась очередная порция болезненных стонов.
Шестое чувство подсказывало мне, что сваливать нужно немедленно.
Собравшись с силами, я, недолго думая, взгромоздил бесчувственного пацана себе на спину и медленно побрёл прочь от этого места.
Последние лучи зеленоватого солнца, сумевшие пробиться сквозь тяжёлую свинцовую завесу, освещали чёрные верхушки деревьев. День догорал, и медленно, но верно скрывался за горизонтом, а из придорожных кустов, вместе с клочками белого вечернего тумана начинала выползать неторопливая тьма. Она окутывала мир своим призрачным пологом, под которым он менял свои очертания, открываясь внимательному наблюдателю с совершенно другой стороны.
Тишину, нависшую над дорогой, нарушало лишь похрустывание гравия под подошвами наших ботинок. Шлось легко. Тяжёлая ноша, ещё полчаса назад беспощадно давившая на плечи, наконец-то пришла в себя и изъявила желание передвигаться самостоятельно...
Внезапно щенок остановился. И грустным голосом сказал: «Дед, а дед, может привал устроим».
- Нет уж, - ответил я - Ты потерпи чуть-чуть. Тут уже до границы зоны рукой подать.
- А поточнее можно? - с непонятной надеждой в голосе спросил пацан.
- Метров пятьсот-шестьсот, не больше, - сказал я, мысленно прикинув расстояние между моей полянкой и дорогой, - Там и передохнём.
После этих слов лицо Щенка приобрело жалостливо-просящее выражение. Скорее всего, он пытался давить на мою совесть, которую я благополучно где-то давно позабыл. Помучавшись так несколько минут, парень понял, что таким образом он не добьется ничего. Ну, нету у меня совести, что ж тут поделаешь?
Осознав это, он, видимо, решил переключиться на мысли, заслуживающие большего внимания. Постепенно его лицо преображалось, всё больше и больше приобретая оттенок задумчивости. Вскоре на нём стали угадываться следы нешуточной внутренней борьбы. Было видно, что пацан очень хочет что-то спросить, но в то же время почему-то боится. В конце концов, любопытство всё же взяло в нём верх, и Щенок слабым прерывающимся голосом буквально выдавил из себя вопрос, мучивший его на протяжении целых пяти минут.
- Дед, зачем ты меня тащил тогда из аномалии? - спросил он. - Сам ведь погибнуть мог?
-Нуу... Понимаешь...- только и смог выдавить я в ответ. И умолк. Потому что нечего было сказать...
Действительно, зачем я всё это делал: спасал его от собак, тащил из аномалии, а затем ещё и на собственном горбу. Тогда это всё делалось машинально, как само собой разумеющееся. Раздумывать над вопросами, зачем и почему просто не было времени. Однако сейчас они всей своей тяжестью упали на мою, и без того больную, голову.
Ведь я раз десять мог погибнуть, пока вытаскивал Щенка из передряг, в которые он по собственной глупости умудрился угодить.
Можно ведь было разбежаться с ним ещё у домика лесника. Вот только совесть, почему-то не позволила этого сделать.
Мои размышления прервал громкий утробный вой нескольких десятков звериных глоток, прилетевший откуда-то с юга. Он медленно, но верно заполнял собой всё вокруг, и негде было укрыться. Казалось там, впереди, бушует, пока ещё не видимый нами, океан чудовищной силы, готовый в любое мгновение обрушиться на вставшую у него на пути преграду. Однако наваждение длилось недолго. Спустя несколько мгновений вой смолк, прерванный глухой трескотнёй пулемётных очередей. Началось…
Не успев ещё до конца разобраться, что же именно произошло, я схватил пацана за шкирку и поволок в густой ельник, стоявший по обе стороны дороги.
Одним гигантским прыжком перемахнув через придорожную канаву, мы поспешили углубиться в лес. Бежали, практически, не разбирая дороги. Колючие зелёные ветки немилосердно хлестали по лицу, покрывая его сетью тонких царапин. Жёсткие еловые корни, казалось, сами выползали из земли, пытаясь уцепиться за наши ноги. Даже воздух , будто бы сгустился в судорожной попытке не пропустить нас дальше.
Мои дыхательные резервы уже подходили к концу, когда вдруг плотная еловая стена перед нами расступилась, и мы вывалились на маленькую круглую полянку, покрытою густой зелёной травой.
Посреди неё лежала, лоснящаяся от росы, старая железная труба.
Да, да, это была та самая полянка, с которой и началась моя сегодняшняя вылазка в одно из самых опасных мест на земле...
Скинув рюкзак на траву, я присел около трубы и закурил. Сказывалась вредная, давным-давно забытая привычка - укутывать разгулявшиеся нервы в мягкую пелену горьковатого дыма. Брр, гадость, какая. От этих мыслей меня всего аж передёрнуло. Не медля ни секунды, я раздавил начавшую, было, тлеть сигарету о мокрую поверхность трубы, и лёгким щелчком пальцев отправил её слегка дымящиеся остатки куда-то в траву...
Пока я занимался всей этой ерундой, Щенок уже успел растянуться на траве, удобно устроив свою голову на МОЙ рюкзак, и теперь до моих ушей доносилось тихое похрапывание смертельно уставшего человека. Шустрый какой выискался.
Последнюю радость, в моей, неимоверно «унылой» жизни, и ту под себя загрёб. Ну ничего, я тебе ещё покажу, как на чужих подушках разлёживаться...
Однако, несмотря на столь серьёзные намерения, к акции возмездия с попутным возвращением рюкзака его законному владельцу я так и не приступил. Виновата во всём оказалась моя бедная больная голова, которая просто не смогла придумать план хоть сколько-нибудь «достойной» мести...
Ну и ладно. Будем считать, что пацану повезло. С другой стороны, пусть отдыхает, салага. В этом походе ему пришлось чуть ли не труднее чем мне. А ведь нам ещё через колючую проволоку обратно ползти.
Солнце догорало, бросая последние свои отблески на верхушки деревьев. Ночь, полноправною хозяйкой, вступала в свои владения. Накрывая своим черным саваном всё вокруг, она медленно, но верно теснила умирающий день. Где-то, среди густых иголок, глухо ухал проснувшийся филин. Кузнечики трещали в траве свои первые трели. В кустах тихо шуршала старая полевая мышь...
Я смотрел, как умирают последние отблески заката, но это, до боли в глазах красивое зрелище на самом деле нисколько не занимало меня. В моей голове крутился один единственный вопрос: «Зачем?»
Зачем я помогаю ему? С какой целью тащу его на своём горбу чуть ли не через всю зону? Пользы то мне от этого всё равно не будет никакой. Хорошо если поблагодарит... Бросить его что ли. Уж через кордон сам как-нибудь переползёт...
Однако что-то внутри меня категорически протестовало против такого решения. Это «что-то», обычно зовущееся совестью, сейчас тихо попискивало на задворках сознания, напоминая своему неблагодарному хозяину, что так поступать нельзя. А в довесок ещё и приводило весьма весомый аргумент, напоминая мне о сталкере, по кличке Слизняк.
Ндаа. Помнится я, ещё «молодой» напросился к нему в напарники. У меня тогда за спиной было ходки три... или четыре... А у него уже первый десяток закончился.
Он сразу взял меня, даже не спросив, на кой хрен мне это сдалось. Я ещё тогда ходил петухом, мол, меня опытный сталкер в напарники взял. Пойду теперь вглубь зоны, а вы, мелочёвка, шляйтесь себе дальше по прикордонью.
Эх, а ведь советовали тогда умные люди: «Не ходи ты с ним. Только зазря пропадёшь. Были у него и до тебя напарники, да вот только все где-то сгинули...»
Мне бы их послушать да на ус намотать, но распиравшая меня изнутри гордость просто-напросто заткнула мне уши. Молодой тогда был, дурной.
А на следующий день я лежал со сломанной ногой в четырёх километрах от кордона, и проклинал свою собственную глухость, замешанную на тупости, глядя в равнодушно удаляющуюся спину «напарника».
Слизняк попросту использовал меня в качестве отмычки, самым наглым образом воспользовавшись моей наивностью. Как только мы миновали кордон, он сказал мне, чтобы я шёл впереди. Я, ни на минуту не задумываясь, для чего ему это понадобилось, послушался. А через час попал в едва родившийся гравиконцентрат, который Слизняк попросту не заметил. У крохотной аномалии не хватало сил сплющить меня целиком, однако ногу мне сломать она всё-таки сумела.
Стиснув зубы, я кое-как отполз от опасного порождения зоны, и позвал на помощь напарника.
Поганую ухмылку, которая в следующую секунду появилась него на лице я запомнил на всю жизнь. Он мне ещё тогда заявил, что помог бы, да вот патроны тратить жалко. Сказал и ушёл. А я, тихо матерясь, так и остался лежать на сырой холодной земле.
Не помню, как выбрался тогда за пределы зоны и дополз до гостиницы где перекантовывались большинство не местных сталкеров. Помню только с каким неимоверным злорадством рассказал им, куда подевались все прошлые напарники Слизняка. Многие ещё до этого точили на него зуб, а теперь все просто возненавидели этого горе-предателя. Народ тогда приготовил ему знатную встречу, только вот через несколько дней выяснилось, что встречать уже некого. Слизняк без вести пропал где-то в глубинах зоны.
А я после этого случая месяц лежал в гипсе.
Ндаа, совесть, однако победила, отправив весь мой здравый смысл в глубокий нокаут. Одним единственным аргументом.
Время было уже позднее. Солнце давным-давно скрылось за горизонтом, а вместо него на небо медленно выползала блеклая луна, практически не дававшая света...
В кармане пискнул неожиданно оживший ПДА, напоминая своему хозяину о том, что пора уже выбираться за пределы этого проклятого места, огороженного несколькими рядами колючей проволоки.
Я моментально вскочил, на ходу разминая затёкшие ноги, и принялся будить всё ещё мирно посапывающего Щенка. Это оказалось весьма нелёгкой. Пацан спал, как убитый. На тряску он отозвался лишь невнятным мычанием, да ещё и повернулся ко мне спиной, не переставая при этом мирно посапывать. Что ж, пришлось применить радикальные меры...
Спустя несколько секунд пацан вскочил на ноги, и начал недоумённо озираться в поисках того, кто слегка приложил его головой об землю, а потом ещё отвесил несколько весьма чувствительных пинков.
Минуты через две до него, видимо, дошло что ни глухо ухающий филин ни маленькая мышь полёвка, тихо шуршавшая под ближайшей ёлкой, такого сделать не могли. Горящий ненавистью взгляд остановился на мне... И тут же потух.
Скорее всего, пацан просто вспомнил, где находится, и почему мне вдруг дозволено так бесцеремонно с ним обращаться, но обиду всё-таки затаил.
Я в свою очередь окинул его критичным взглядом, удовлетворённо хмыкнул и дал отмашку рукой: мол, хватит разлёживаться, выдвигаемся. Щенок заскрипел от досады и злости зубами, но всё-таки промолчал...
Через пять минут мы уже были у проволочных заграждений. Я опять взмахнул рукой, приказывая пацану лечь на землю, а сам достал бинокль, и, спрятавшись за ближайшим деревом, стал разглядывать скрытый за завесой ночи блокпост.
То, что мне довелось увидеть, повергло меня, мягко говоря, в полнейший ступор. Снайпера на вышке не было, а по самой территории блокпоста бесцельно бродили несколько человеческих фигур.
Сначала мне в голову закралась мысль, что всё население блокпоста заразилось болезнью, которая в народе зовётся белою горячкой. Однако приглядевшись повнимательнее, я понял, что случилось нечто гораздо более скверное, нежели простая офицерская попойка. Судя по дерганым движениям фигур, и периодически доносившихся бессвязных обрывков речи, по блокпосту отнюдь не люди...
Ещё немного понаблюдав за этими существами, и окончательно удостоверившись в их нечеловеческой природе, я понял, что пришла пора действовать. Такие подарки судьбы редко перепадают, а уж брезгование ими есть вообще первейший грех...
Быстро выскочив из-за дерева, я, уже на ходу, дал отмашку рукой, и с быстротой молнии метнулся к дырке в проволочном заграждении, которую вояки так почему-то и не залатали...
Пацан бежал за мной, тяжело дыша и, периодически тихо поливая меня разного рода ругательствами. Собственно говоря, кордон мы пересекли пять минут назад, но я даже и не подумал останавливаться. Те, кто разгуливал сейчас около четырёх приземистых зданий старого блокпоста, явно не испытывали по отношению к нам добрых чувств, а от таких нужно держаться на почтительном расстоянии.