И всё-таки распашные ворота пришлось закрыть. Иначе на лампочку слетятся все кровососы округи. Солнце, по-северному наискось уходя за абрис тайги, встающей на краю посёлка, закатывалось. Света уже стало мало, так что да здравствует электричество.
Внутри Дмитрий обустроил просторное помещение, в котором стоящая в починке «шнива» ничуть не мешала умеющим культурно отдыхать, вполне традиционно: раздолбанный диван, тумбочка с припасами, антикварный стол на кривых ножках и два венских стула, на стене — полка с необходимой посудой.
— Я здесь частенько обретаюсь, когда в доме скучать неохота, пейзаж, воля. Опять же воздух свежий.
— Да он везде свежий. Избаловались вы тут…
— Человек, он ить такой, скотинка ворчливая, всегда увидит вдали что-то лучшее, чем есть вокруг него, — покладисто кивнул приятель. — Выхлоп там всякий, дети орут на улице, как оглашенные.
— Не смеши, какие выхлопы в Крестах? А жить тут можно, тем более холостяку.
— Вот и я говорю. Ты помогай, чё сидишь? Тарелки возьми с полки.
На столе уже стояла водка, солёные бочковые огурцы и пакет с тёплыми котлетами партии номер два. Хлеб ржаной, местной выпечки. Не какой-нибудь там серый, а настоящий чёрный, черняшка. Каждый, кто ел черняшку более двух недель подряд, знает, что с чем её не рубай, во рту будет вкус черняшки. Ничто не способно его приглушить. Кроме солёных огурцов и водки. Местных запасов французского коньяка у меня не осталось, две бутылки, которые я хранил в квартире, уже закончились, а новые взять негде, основной запас хранится в Глухарях. Коньяк из местного магазина пить решительно нельзя, судя по цене, это образцовая палёнка. Буду пить православную беленькую, причём не остывшую до нужной кондиции в холодильнике.
Крестовцы уже массово переключаются на самогон, благо урожай первых ягод уже собран, да и сахарок у народа имеется в изобилии. Власти, стараясь загладить вину за то, что принудительно обрекли население зоны на заточение с неясными последствиями, пятый день щедро забрасывают авиацией в Каменные Кресты гуманитарную помощь. В основном это провиант в ассортименте, обычном для массовых ЧП, и топливо, хотя вчера по разрешениям бесплатно раздавали картечные патроны двенадцатого калибра, невиданное дело! Новиков набрал, а я не знал.
Запоздало, но всё-таки поддавшись вирусу хапужничества, я тоже наведался на футбольное поле после посадки очередного вертолёта МЧС. Ажиотажа возле борта не было. Вместе со мной явились три женщины, заканчивающие отовариваться, и сонный Гумоз, рассказавший, что он впервые в жизни поступил на государственную службу — ночами стоит на блокпосту дороги на прииск «Волчья падь».
Поселковые в основной массе уже набрали всего, чего хотели, и очередные прибывающие борта встречали спокойно, без огонька. Крестовцы почти всегда спокойны. Они нетребовательны к удобствам, не жаждут излишеств, не способны торопиться, умеют сделать руками почти любую работу, преданы товарищам и семьям. Они привыкли постоянно размышлять — неторопливо, основательно и не только о последствиях своих недавних поступков. В их внутренней жизни огромное место отводится всему отвлеченному. Настоящий, стоящий человек для них — это тот, кто постоянно думает о многом. Они не спешат жить. Кроме того, таёжники — народ гордый и недоверчивый; сейчас нахапаешь, а ну как потом расплачиваться придётся? Мудрость старожильцев, возможность предусмотреть не только ежечасную выгоду, но и последствия какого-нибудь поступка всегда помогали таёжникам в их непростой жизни.
Гумоз спокойным шёпотом тут же подсказал единственно верную линию поведения. Спасатели с уважением посмотрели на прицеп Монстра и, не став уточнять, на какое количество едоков я беру припас, и не вступая в прямой физический контакт, помогли загрузить двадцатикилограммовые мешки с мукой, сахаром, гречкой и рисом, крупную соль, дешёвый растворимый кофе неизвестной мне марки, огромные пакеты с макаронами и две коробки абаканской говяжьей тушёнки. Ещё и поинтересовались, не надо ли чего ещё? Я азартно ответил, что надо, получив томат-пасту в промышленном объёме, сухое молоко и как бы куриные бульонные кубики.
Уже перетаскав награбленное у трудового народа добро в квартиру, сразу ставшую похожей на амбар матёрого кулака-душителя, я испытал удивительное чувство сладкой радости халявщика, удивившись ещё и этому. Деньги есть, в продмаге хватает товара… Впрочем, соседка по площадке, помогая открыть дверь, порадовалась, заявив, что я стал настоящим таёжником. Серьёзным запасливым человеком, умеющим жить в глубину.
Завершив операцию, я уже решил, что в Каменных Крестах не останусь. Не хочу всё это видеть, тяжко. Запрусь в своей крепости и буду ждать дня, когда специально обученные люди полностью зачистят всю эту мерзость. Сил специального назначения в стране хватает, вот пусть и работают.
Как мы оказались в гараже, имея гораздо более подходящие для вечернего досуга площади? Новиков меня сюда и притащил из «Котлетной», где можно было спокойно и вкусно обсудить все вопросы. Однако Дима почему-то повёл себя, как опытный коспиратор-революционер. Он постоянно оглядывался по сторонам, боясь наблюдения и прослушки агентами охранки. Наконец напряжённым голосом сообщил, что имеет некую гениальную схему, о существовании которой не должен знать никто, иначе хана всему. Вот мы и законспирировались…
— Ну, колись, что у тебя за хитрый план? Эй, ты куда?!
Новиков, словно не услышав вопроса, встал, открыл калитку и, высунувшись наружу, опасливо там огляделся. Да что такое творится? Уже спрятались, закрылись! Надо ещё и одеяло накинуть?
— Штук пятьдесят осталось, не больше. Знаю, у кого они лежат без дела. Надо успеть выкупить или выменять, пока другие не дотумкали! — заявил он от дверей.
— Продолжай, друг, записывать буду, — весело подбодрил я шпиона, решив не загонять себя слишком частыми вопросами в психичку.
— Помнишь, ты в шутку о минировании подходов говорил?
— Не в шутку! — возмутился я.
— Песегов попросил районную власть закинуть хотя бы сигнальные мины.
— И что?
Это уже интересней!
— Сказали, что будут думать. Любят они там думать. И добавили, что все, кто шибко опасается за свою жизнь, могут беспрепятственно приехать на заградительный блокпост и капитулировать.
— Ага, и жить в концлагере, расположенном не дальше Северо-Енисейского, сдавая кровь и образцы тканей для анализов, — съязвил я. — В посёлке слухи ходят, что там и шлёпнуть могут в порядке особо качественной зачистки. Голову не морочь, Димон, конкретно скажи, о чём речь.
— Капканы! — торжественно выпалил Новиков и, победно сверкая глазами, замолк.
Через пять долгих секунд, оценив мою бесстрастную рожу, он не выдержал:
— Капканы! Ты что, не понял, что ли?
— Понял, капканы.
— Я тебе рассказывал, что по случаю купил оптом прорву капканов, всяких разных, в том числе и первого типа, схватывающих, ну, дуговых! В том числе много пятёрки!
— Это на кого?
— Волк, рысь, росомаха. Пятый номер. Старые капканы, отличные, сейчас таких не делают, не говоря уже о медвежьих. Запрещены большинством региональных правил охоты, и совершенно справедливо. Медвежий капкан у нас не выпускается фабрично с 1914 года, видел американского производства 1928 года.
— Почему запрещены?
— Как самоловы, способные причинить вред человеку.
— А… Слышал, что медвежий капкан ногу отрубает.
— Полная ерунда, сказочки, — поморщился промысловик. — Кость сломать может, раздробить, особенно если дуги с наклёпанными зубьями, но до ампутации на месте дело не дойдёт. В общем, медвежий капкан сейчас не найти в принципе, только если изготавливать кустарно, но это громоздкая и очень тяжёлая штука, больше двадцати килограммов весит. Их к месту на лошадях доставляли или на илимках.
— Чем же медведя ловят?
— Медвежьей пастью или силками, петлёй с противовесом, мешками с каменюгами.
— Силками, как куропатку? — удивлённо переспросил я.
— А ты не удивляйся, силки — наше всё. Универсальный древний самолов, им африканского слона изловить можно. Нам же нужны именно пятёрки, старые. Весят они килограммов пять-шесть, диаметр дуги больше сорока сантиметров, две пружины, суммарное усилие примерно тридцать килограммов.
— А у медвежьего?
— Не знаю, сроду не использовал… Думаю, под девяносто может быть. Да ну его, это ж агрегат чуть меньше мотоблока.
— Ого!
— Не наша тема, — Новиков решительно оборвал мои мечтания.
— Подожди… Сколько потребуется этих самых пятёрок, чтобы качественно защитить жилище, к примеру, моё?
— А противопехотных мин ты сколько, интересно мне знать, собирался поставить, думаешь, меньше бы ушло? — парировал он.
— Не обязательно же на землю, можно и растяжки…
— Эка ты хватил, минёр какой! У нас леса заповедные, не травленные, не топтаные, живностью богатые. Кукши да копалухи быстренько тебе все растяжки снимут, зайцы прыгают, белки… Капкан что, проверил их утром, и все закрытые насторожил заново. А с гранатами как?
— Да уж, с гранатами сложней…
Новиков налил по второму стаканчику и придвинулся поближе.
— Смотри. Берегом к тебе можно подойти только с одной стороны, верно говорю?
— Ага, по террасе.
— Значит, устанавливаем там в шахматном порядке шесть пятёрок, вот так, у меня и рисуночек есть.
Основательно промысловик подготовил вопрос к совещанию! Но и я запросто не сдамся.
— Маловато будет.
— Ну, хорошо, для верности возьмём восемь штук. Спусковую пружину ставим чуть помощней, чтобы твой кот не закрыл, себе на погибель. Всё, враг не пройдёт! Так же поступаем на въездной дороге, там, допустим, понадобится двенадцать штук.
— Через лес тоже…
— Там же чащоба непролазная!
— Найдем пять, восемь, от силы десяток таких проходов-пролазов, ставим по тройке на каждом, под шаг. — Димка не останавливался. У него на все вопросы ответы припасены! — Прикинь и оцени мою гениальность! Полсотни штук, и ты закрылся!
— Круто! — согласился я. — Сколько капканов у тебя уже есть?
— Целый сарай. У мужика отец когда-то в артели завхозом работал, позже в кооперативе «Интеграл», ещё в тридцатых. Потом там всё позакрывали, реформировали, а запасец-то остался! Короче, восемьдесят три штуки в активе.
— Нифига себе!
— Мало! Ещё пять десятков надо выкупить, вот и будет зашибись.
И всё-таки сомнения у меня оставались.
— Опасаюсь я за Фёдора, Димыч…
— Примем дополнительные меры! Мы капканы солидолом с керосинчиком намажем! — Новиков настолько загорелся идеей, что вырабатывал решения на ходу. — Раньше, чтобы отбить запах металла, капканы вываривали с рыбой, а сейчас нужно отвадить. И кота твоего, и другого зверя.
— Заодно и нечисть, — скептически добавил я.
— Э, не скажи… У нечисти нет такой эволюционной истории, нет памяти, никто на них с капканами не охотился, они и ружей-то не знают.
— Сдаюсь! — поднял я обе руки. — Хороший план. Каковы дальнейшие действия, товарищ стратег?
Новиков откинулся на спинку стула с видом победителя.
— Ветеран пушного промысла худого не посоветует! — торжествующе заявил он. — Значит так, завтра берём прицепы…
— Подожди, значит, машину ты починил?
— Оба берём прицепы, — не ответил на вопрос Дмитрий, — брезент, и часов в десять дня едем к…
И тут раздался стук в дверь!
Мы синхронно вздрогнули. Вскочив, Новиков метнулся в угол, где стояли его карабин и обрез. Обшарпанный венский стул с грохотом упал на пол. Я тоже встал и прижался к стене, зажав почти полный стакан в руке. Но другая уже схватила «зауэр».
Настойчивый стук повторился.
— Твою душу… Кого ещё там несёт?
Я лишь пожал плечами, сжимая ружьё крепче.
— Эй, заговорщики! — раздался басовитый голос участкового Храпунова. — Гостя принимайте, вижу, что вы там, свет горит!
— А вдруг это прыгун? — прошептал Димка, глядя на меня круглыми глазами.
— Думаешь?
— С чего бы капитан сюда припёрся?
— Товарищ Храпунов? — после паузы раздался мой напуганный голос.
— Ну, а кто же ещё, Никита, не прыгун же! — бодро ответил полицейский и толкнул плечом калитку.
— Что-то мне это не нравится, — нервно признался я товарищу, в то время как хозяин гаража крадучись пробирался к подрагивающей калитке. Вдруг монстры способны принимать человеческий образ, копируя сожранную личность? Или подчинять его волю?
— Сидор Поликарпович, это точно вы? Одни? Рядом никого нет? — не терял бдительности промысловик.
— Чудовищ боитесь! — догадался за воротами капитан. — И правильно делаете, между прочим. Открывайте уже, чисто вокруг.
Дверца открылась, незваный гость, пригнувшись, проник внутрь.
Снимая наши дурные опасения, твари второй очередью лезть в гараж не стали. Никто из них не последовал за капитаном через гаражную калитку, где в помещении, теперь казавшимся неожиданно тесным, в полутьме сидели тёплые и мягкие люди. Никто не застучал копытами по крыше и не заскрежетал когтями по полотну ворот, не напугал нас сопением в дверной пробой. Чудовища, если и могли быть неподалёку, не обнаруживали своего присутствия… Не случилось эпической битвы, где мы, как древние богатыри из тунгусского эпоса, бились бы домкратами и монтировками с какой-то неведомой сущностью, забравшейся в гараж, а желтоватая лампочка-сотка отбрасывала бы на фанерный потолок и крашеные стены разъяренно мечущиеся тени бойцов…
Ввалившись в помещение, Храпунов, не проявив никакого интереса к обрезу промысловика, первым делом сел за стол, поставил на пол средних размеров зелёную сумку, толкнул её ногой поглубже, а затем, с тяжёлым стуком положив рядом «укорот» — автомат АКСУ, — довольно оглядел нас и поздоровался:
— Приветствую знаменитого промысловика, а также нашего отличившегося в бою догхантера! Наливать будете?
— Неправда ваша, дяденька, — возразил я с негодованием, — мы не догхантеры, мы дауншифтеры.
— Да? Тогда звиня-айте! — прогудел Сидор Поликарпович, бережно принимая хрустальный стаканчик. — Я и первое-то слово не понимаю. Дауншифтер, говоришь? Надеюсь, это что-то героическое, вон как ты лихо прорыв ликвидировал. Прорывались четыре прыгуна, троих ополченцы положили прямо возле блока, один сбежал в посёлок.
— Как-то само собой получилось, на автомате. Какой уж тут героизм… — немного засмущался я.
— Хорошо, когда у человека есть такой автоматизм. — Громоздкий АКСУ ему всё-таки мешал, и капитан поставил его рядом у стены. — Потому я к вам, товарищи таёжники, и пришёл.
— Наливай и нам, Никита, не спи, — подсказал Новиков.
— Слышали, что у Мифтаховой случилось?
Дмитрий лишь покачал головой, издав некий неопределённый звук типа «кхе», а я ответил:
— Вроде слышал что-то… Днём Бурят сказал, что у неё обстоятельства. Семейные, без расшифровки.
— Были семейные обстоятельства, а стало чрезвычайное происшествие, — озабоченно произнёс капитан. — С сыном они поругались, вот что. Даниле тринадцать лет, возраст начала партизанского сопротивления, плюс безотцовщина. Слово поперёк не скажи, бычится, замыкается, всё поперёк.
— Тинейджерство, — вставил я.
— Что ж вы за люди такие, москвичи! — медленно покачал головой Храпунов. — Не можете простыми словами, обязательно нужно что-нибудь от английских учёных притащить в разговор! Ну да, переходный возраст. Юлия Ринатовна говорит, что вроде бы всё успокоилось, вместе позавтракали, а когда пришла вечером с работы, то увидела, что отпрыска нет как нет! На тумбочке записочка лежит…
Новиков придвинул стул поближе, я тоже. Оказывается, участковый к нам не на огонёк заглянул, тут дело серьёзное.
— Хорошенько слушайте, — воззвал к вниманию Храпунов, переходя у существу дела и доставая из кармана смартфон. — Я для порядка сфотографировал. Значится, так. «Мама, меня не ищи, вернусь сам, когда всё сделаю. Мы вместе со Степаном Рожко и Стешей Тюриной поехали на заброшенную военку за секретным оружием типа гаусс-пушки…»