Спасение приходит в виде огромного крана, на базе КРАЗа, который останавливается в ответ на мою поднятую руку.
- Куда? - из окна выглядывает водитель.
- Шереметьево.
- Десятка.
Червонец, так черовнец, выбирать не приходится. Я неловко обнимаю деда, целую плачущую мать, закидываю чемодан и сам, с трудом втискиваюсь в кабину. Машу рукой. Мама уткнулась в полушубок деда. Сердце щемит.
По пути выясняется, что КРАЗ едет на стройку, к терминалу Шереметьево 2, который, должен быть сдан через год, к Олимпиаде. Водитель ругает начальство, план, повсеместное воровство стройматериалов... Проезжая окружную, машет рукой гаишнику
- Знакомый?
- Вчера, документы проверял. Облава за облавой. Говорят, грузины бузят в Москве, какого-то министра убили. А гоняют нас. Был я, в этой Грузии, работал на строительстве Энгурской гидроэлектростанции. Слышал?
Я мотаю головой.
- И чего им не живется спокойно? Все, для них. Академия наук? Пожалуйста. Промышленность? Застроили всю республику. Кино? На. А, как не придешь на рынок - одни грузины с азерами. Мандарины по 5 рублей кило, апельсины - шесть, цветы бабе купить - десятку, за букет роз готовь. И куда, только, ОБХСС смотрит?
На этой оптимистичной ноте, водила высаживает меня у Шереметьево и, не прощаясь, уезжает. Когда перекладывая чемодан, из руки в руку, я появляюсь у табло вылета, ко мне кидается вся группа. Вижу встревоженные лица Клаймича, Веры, Лады, Татьяны Геннадьевны. Меня окружают ребята-охранники и музыканты. Пытаюсь сосчитать, все ли на месте, но меня в сторону отводят Леха с Альдоной.
- Чего опаздываешь? - прибалтка смотрит на меня замораживающим взглядом
- Мне приятно, что ты за меня переживаешь - я снимаю плащ и перекидываю его через руку. Как же я в нем намерзся, пока ждали автобуса, но не ехать же в Италию, в советском пальто или шубе! Красота от Шпильмана - требует жертв.
- Это, Борис - Леха мрачен и угрюм. Глаза красные, не выспавшиеся. Всю ночь, дежурили по пустырям - Авиамоторная, у гаражей.
Ищу взглядом Бориса. Чернявый, подвижный парень, с модной длинной прической. Стоит, шутит с другими музыкантами. Вокруг кофры с инструментами, чемоданы. Внутри, сжимается спираль ярости.
- Григорий Давыдович - на мой рык все оборачиваются, вижу округлившиеся глаза Веры.
- Да, Виктор - подскакивает ко мне Клаймич.
- Паспорта, пожалуйста.
Директор суетливо передает пачку документов. Нас, постепенно окружает вся группа. Тревожное молчание, разбавляется объявлениями о начале регистрации, посадки на тот или иной рейс. Отыскиваю паспорт Бориса. Оказывается, он Либерман. 1951-го года рождения.
- Ты, уволен - протягиваю побледневшему Борису красную книжечку, с серпом и молотом.
Он автоматически берет ее, начинает крутить в руках. Все смотрят на него. Никто, ничего не понимает.
- Кому стучал? Кузнецову? - я отыскиваю в пачке билет Либермана и рву его - За тридцать серебряников?
- Что здесь происходит?! - на ловца и зверь бежит. Сквозь толпу, протискивается подполковник. Темный костюм, синий галстук, белоснежная рубашка - Кузнецов выглядит, очень стильно
- Это все ты, гад! - Либерман бросает в гэбэшника свой паспорт и пытается дотянуться до мужчины. Леха, успевает схватить парня за шкирку, а Кузнецов ловко заламывает тому руку.
- Ублюдок! Палач - брызгая слюной, продолжает кричать на весь аэропорт музыкант - Ты обещал! Клялся, что никто не узнает!
Народ раздается назад, Либермана валят на пол. Наши охранники не знают, что делать. То ли помогать Кузнецову, то ли спасать музыканта.
Объявляют регистрацию, на наш рейс. Я отдаю документы Клаймичу и машу всем рукой - Идем на таможенный досмотр! Леха, не отставай! Григорий Давыдович, раздайте группе документы.
Ко мне подходит Вера. В глазах - ужас, пополам с обожанием. Протягивает лист бумаги.
- Я заполнила на тебя декларацию. Распишись.
Иду к круглому столу, похожему на тех, что стоят в барах и пивных. Беру ручку, читаю. Фамилия, имя, отчество, гражданство, в какую страну следуете - все заполнено красивым, ровным почерком Веры. Аккуратные крестики, напротив вопросов про оружие и боеприпасы, наркотики и приспособления, для их употребления, предметы старины и искусства, золото-бриллианты и зарубежную валюту. Все правильно. Валюту на всю группу везет Клаймич. У него, специальное разрешение Министерства финансов СССР. Расписываюсь.
Вялый таможенник в форме, похожей на железнодорожную, смотри сквозь нас:
- Откуда?
- Спецгруппа - Клаймич подает разрешение
Таможенник, равнодушно штампует декларации и вот, после быстрой регистрации билетов, я, уже на паспортном контроле. Сержант в прозрачной будке, разглядывает мой синий паспорт. Впервые в СССР, по личной команде Щелокова, подростку выдали служебный "загран". Умом понимаю, что если решили бы не выпустить, а уж, тем более, арестовать - приняли бы в зале вылета. Но, сердечко бьется.
- В какую страну следуете? - спрашивает сержант.
- В Италию.
- Цель поездки?
- Участие в международном фестивале.
- Проходите! - сержант просунул паспорт в щель, между краем стекла и полированной полочкой, нажал кнопку. Раздался щелчок, и, толкнув маленький никелированный шлагбаум, я оказался за границей. Вытираю пот со лба, перевожу дух. Меня встречают яркие витрины магазина "Березка". В "стерильной" зоне пусто и торжественно. Немногие вылетающие, одетые в импортный дефицит, с дорогими, кожаными дипломатами, вежливо раскланиваются друг с другом. Оно и ясно - особая "каста" выезжающих. Состоят в дружеских, а зачастую и в родственных отношениях. Именно тут, особо остро чувствуешь, насколько элита оторвалась от простого народа и живет в своей, параллельной реальности. Которая, уже через 12 лет, вдребезги разлетится на куски. Вместе со страной.
Вижу, по-овечьи сбившуюся вокруг ручной клади, нашу группу. Сотрудники студии встревожены, шушукаются, обсуждая инцидент с Либерманом. Надо срочно, их отвлечь.
- Так! Кого, уже замучила ностальгия? Поднимите руки - робкие смешки. Особенно, радует улыбка Веры и... Лады. Да, что со мной не так? "Если б я, был султан и имел трех жен?"
Внезапно, кто-то, пытается меня сзади схватить за плечо. Я мгновенно приседаю и бью с разворота левым крюком, в область печени. Блок локтем, "двойка" в голову, уход, ответный удар, нырок, клинч. У меня в "объятиях" - Кузнецов! Он, физически сильнее, пытается провести боковую подножку. Почти, получается. Спасают охранники. Ребята бросаются к нам, растаскивают в стороны.
- Кем, ты себя вообразил?! - рычит подполковник, обрывая надорванный рукав - Я, сейчас, задержу вылет рейса. Мальчишка!
Нас отпускают и я спокойно подхожу к гэбэшнику. Наклоняюсь к его уху - Задержишь рейс - позвоню Брежневу.
Понты, конечно, но может сработать. Смотрим друг другу в глаза. Чистая биология. Альфа-самец + альфа-самец. Тот, кто первым опустит взгляд - проиграл. Увы, победитель не выявлен. Между нами, влезает "Мамонт". Обнимает меня, уводит прочь. Идем в "Берёзку". Магазины Duty Free в СССР, появятся, только через несколько лет, так что выбор не велик - все те же матрешки, платки, расписные самовары. Никакого алкоголя. А я бы, сейчас, выпил. Чисто, в медицинских целях. Организм 15-ти летнего подростка, не предназначен к таким нагрузкам. Алкоголь, конечно, тоже не полезен, но тут, приходится выбирать. Либо психика, либо печень.
Объявляют посадку на рейс. А я стою, прислонившись к витрине. 11 месяцев пробивания лбом стен. Голова гудит, на лбу "шишки". Только за сегодня, две драки, одна из которых, с моим участием. И, слишком много, "действующих лиц". Реакцию, все труднее просчитывать, велик шанс ошибиться. Возможно, стоило оставить в штате стукача. Сделать из него "двойного агента", сливать дезу... Контролировать Кузнецова, а через него Цвигуна. А если бы, он сбежал? Так, ведь и другие могут. Что делать, не ясно. Остается, только одно. Делай, что должно и пусть будет, что будет. Марк Аврелий.
- Вить, нам пора! - Леха кладет мне руку на плечо и тихонько выдавливает из "Березки".
Еще в "той" жизни, я любил сидеть у окошка. Смотреть, как самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу, отрывается от земли и взмывает вверх. Внизу мелькают заснеженные деревья, нитки дорог, маленькие коробочки частных домов. Рядом со мной, сидит Вера, а еще ближе к проходу - Леха. Впереди - Клаймич, Альдона и Лада. Хмурый Кузнецов, расположился позади. Он умудрился, где-то переодеться и уже, что-то пишет на откидном столике. Наверное, рапорт. Моя папочка в КГБ станет, еще толще. Плевать. Закрываю глаза. Надо поспать.
Кто-то гладит меня по щеке, я улыбаюсь.
- Витя! - это Вера, так меня чудесно будит. Просыпаюсь. Стюардессы начинают разносить напитки. На выбор минералка, лимонад и вино. Все, кроме меня берут вино. Потом, в проходе появляется большой, железный ящик на колесах, в котором, как противни в духовке, сидят подносы с едой. Кормят в Аэрофлоте, очень хорошо. Салат, жаркое с рисом, порция черной икры с долькой лимона. На сладкое - шоколадный кекс. Напряжение, наконец, отпускает группу. Музыканты смеются, Коля Завадский в соседнем ряду, даже, мурлыкает, какую-то застольную песенку. Роберт, пытается ему подпевать. Альдона обсуждает с Клаймичем, что купить в Риме. Итальянская обувь - вне конкуренции. Особенно женская.
Многие мужчины, не понимают зацикленности дам на туфлях. Приходишь домой после работы. Уставший. А твоя вторая половина купила энную пару туфель. Да, еще за такие деньги, что нужно месяц вкалывать дополнительно. Но в этом, есть большой, скрытый от мужчин смысл. Правильно подобранные туфли на каблуке - меняют профиль женщины. Ягодицы поджимаются, бедра визуально, кажутся больше. При, той же талии. У окружающих самцов, сильнее текут слюни. Что, собственно, и требовалось. Отличная манипуляция мужскими инстинктами.
Самолет делает крен. Загораются лампочки "пристегните ремни". Мы заходим на посадку.
Рим нас встречает низкой облачностью и дождем со снегом. Иллюминатор, покрыт каплями воды - ничего не видно. Когда самолет толкнулся колесами об землю, иностранцы, летевшие с нами, зааплодировали.
- Любят итальянцы, жизнь - прокомментировал впереди Клаймич.
- А, мы? - наморщила лобик Вера.
- Мы любим, борьбу за жизнь! - пошутил я. Окружающие засмеялись. Спиной чувствую, как Кузнецов делает отметку в моем личном деле - "вел разговоры с "душком". Ну и черт, с ним.
Аэропорт Рима, производит сильное впечатление. Никелированные урны, движущиеся дорожки, итальянские полицейские, в модных беретах, с автоматами. Много ярко одетых детишек, которым родители позволяют абсолютно все. Быстро проходим паспортный контроль. Наш багаж, уже крутится на транспортной ленте. Кофры с музыкальными инструментами, аккуратные итальянцы привезли на специальных тележках. Разбираем чемоданы, выходим в зал прилета. Меня ослепляют вспышки фотоаппаратов. К нам бросаются десятки журналистов, я вижу несколько съемочных групп. Вот это, прием! Все громко кричат и никого не слышно. Оглядываюсь.
Девушки, выполняя мою задумку, выстраиваются в линию, позади меня. В своих брючных костюмах "на голое тело", они выглядят сногсшибающе. На мне - темные джинсы, черная водолазка, под стильным, клубным пиджаком. Верхнюю одежду с багажом, несут охранники. Непорядок, конечно, но выбирать не приходится.
Журналисты, продолжают галдеть и совать микрофоны в лицо. Лехе, даже, приходится отодвинуть самых ретивых. Постепенно, начинаю понимать быструю, разговорную речь итальянцев. Тщательно выговаривая слова, делаю короткое заявление. Мы, очень рады быть на гостеприимной, итальянской земле. Приложим все силы, чтобы достойно выступить на концерте иностранных исполнителей в Сан-Ремо. Итальянская публика, будет довольна. Совсем скоро, советская музыка, покорит сердца миллионов европейцев.
Протискиваемся ко входу. Там, нас встречает атташе по культуре советского посольства - Дмитрий Иванович Гришунин. Породистое лицо, короткая стрижка, двубортный костюм, а-ля Громыко. Классический дипломат, которых, сейчас, массово штампует МИМО. То самое МИМО, с ударением на первый слог (обычный абитуриент в пролете), куда мне предлагал поступать Щёлоков.
- Добро пожаловать - жмем руки - У нас тут, все кувырком, настоящий бедлам.
Я, артистично заламываю бровь. Надо сразу, поставить Гришунина на место. Эти мимошники - просто внешнеполитическая обслуга, не более.
- На выходе - толпа, кричат, что-то - атташе вытирает платком вспотевшие руки - И, еще вот, что... Вы выступаете, не только в заключительном воскресном концерте иностранных исполнителей, но так же, как приглашенный гость 12-го и 13-го января.
Дипломат смотрит на меня, выжидающе. Как я, отреагирую на эту подставу. Ведь, предполагалось, всего одно наше выступление. Все уже согласовано на самом верху, в Министерстве культуры, в ЦК.
Но я то, как раз ждал этого! Перед отлетом, внимательно изучил всю доступную информацию по фестивалю в Сан-Ремо. Мероприятие длится четыре дня. Три дня - конкурс исполнителей, в ходе которого сложно устроенное жюри (представители радио, телевидения) выбирают победителя. В конкурсе, могут участвовать, только итальянцы с национальными песнями. Допускаются гости фестиваля, которые не участвуют в голосовании, но "оживляют" мероприятие. Похоже, чья-то толстая, волосатая рука, ранее носившая мой "Ролекс", пропихнула нас на пятницу и субботу.
Еще один вечер, выделен под иностранных певцов, которые просто вишенка на торте. В воскресенье, нам придется конкурировать за симпатии зрителей с "Бони М", Демисом Руссосом, Кейт Буш, Тиной Тёрнер и еще, полудюжиной малоизвестных групп. Хэдлайнером концерта станет Тина, которая пробьет натуральное дно, да так, что сами итальянцы серьезно задумаются, приглашать ли певицу, еще раз (больше не пригласят). Вульгарное платье, ужасная песня, кривляние на сцене. И тем сильнее будет, ее последующий триумф. В 1984 году, Тёрнер совершила то, что позже станет называться "изумительным возвращением в истории рок-музыки". Выйдет ее сингл "What's Love Got to Do With It?" в США, для поддержки будущего альбома. Но только одиннадцать радиостанций, включат сингл в свои плей-листы. Новые менеджеры Тёрнер надавят на лейбл (взять на заметку) и, уже, две недели спустя, после релиза, песня, оказалась более, чем на ста радиостанциях. В конечном счёте, сингл стал всемирным хитом, достигнув в сентябре первой позиции в Billboard Hot 100 и став, тем самым, официально первым и, на сегодняшний день, единственным американским хитом номер один Тины Тёрнер. Песня, помимо этого, также, попала в первые десятки чартов разных европейских стран.
Пример Тины Тёрнер, учит двум вещам. Первое правило - банальное. Никогда, не сдавайся, цепляйся за любую возможность. И дополнительные два дня выступлений в Сан-Ремо - это отличный способ увеличить популярность - мою и ансамбля. Второе правило. Попал в ротацию - попал в рай. Канала MTV еще нет, рулят радиостанции и музыкальные магазины. Тебя ставят в эфир и твои пластинки, выложены на лучших местах, на прилавках? Ты звезда.
- Справимся - я равнодушно пожимаю плечами и выхожу через раздвижные двери под моросящий дождь. Успеваю накинуть плащ, подмигнуть Вере, как на нас накатывает итальянское цунами. Карабинеры, тщетно пытаются сдержать две толпы. Одна - представлена фанатами "Красных звезд". Красные флаги, приветственные выкрики на ломаном русском. И, даже, большая фотография меня любимого, в руках красивой, визжащей девчонки. Качество, так себе. Переснято с телевизора? Вторая толпа - агрессивные мужчины лет тридцати-сорока, во всем черном. Они, тоже, что-то кричат, размахивают стягами с серпом и молотом, выкинутым в помойное ведро, перечеркнутыми лицами Ленина. Ясно, итальянские фашисты. Муссолини мертв, но дело его живо.
Полицейские выстраиваются в живой коридор и мы идем по нему к арендованному автобусу. Слева и справа усиливаются крики. Из "черной" толпы, сначала летят банки с бутылками (я вижу как Клаймич зажимает рассеченный лоб), а затем фашисты прорывают оцепление и бросаются к нам. И тут, в дело вступают наши "тяжи". Они бросают чемоданы и врубаются в агрессивную толпу, раскидывая субтильных итальяшек направо и налево. Рев, мат, крики. Впереди охранников... Альдона! Ее ноги мелькают, как лопасти пропеллера. Вжих, хрясь, уноси готовенького.