После покорения планеты экспедиции Дантиоха было поручено возвести укрепления, что послужат ядром для будущих колоний и перевалочными базами для вспомогательных флотилий. Стандартная процедура для войн, которые вел IV легион, и Дантиох проводил ее уже сотню раз.
Но все же его не отпускало беспокойство. Многое изменилось, и не в последнюю очередь — их владыка. За маской холодной невозмутимости Пертурабо Барабас улавливал нотки отчаяния. И в этом примарх был не одинок — Железные Воины в целом становились все более жесткими, бесчувственными и все меньше заботились о собственных жизнях и жизнях тех, кого клялись защищать.
Сержант Золан был надежным и преданным легионером — возможно, одним из немногих, кто, как Дантиох, видел этот пугающий излом. Железа ему досталось с избытком, и хоть своей прямотой он лишал себя капитанского звания, Барабас всегда был рад слышать его одинокий решительный голос. Открыто поддержать Золана он не мог, но душой разделял почти все, что говорил сержант.
Дух его легиона угасал, истощенный веком жестоких осад и неблагодарной гарнизонной службы вдалеке от славных фронтовых сражений Великого крестового похода.
И вот теперь — ссылка в никуда.
Кузнец войны допускал, что через сотню лет — или пять сотен, как знать? — Глубины Сак’трады приобретут значимость для Империума. Здесь были богатые месторождения полезных ископаемых, но тем же могли похвастаться и многие миллионы других миров, расположенных куда ближе к границам и не кишащих искажающими время ксеносами. Цивилизация осталась где-то далеко, а вокруг здешних блеклых звезд не вращалось ни одной планеты редкого терранского типа, столь желанной для человечества. По меркам Сак’трады и убогий Голгис выглядел райским местечком.
Хрудов же словно исторгла сама преисподняя. Их нельзя было оставлять в живых, тем более в таких количествах. Никто с этим не спорил, но Дантиох никак не мог взять в толк, почему убивать их потребовалось именно сейчас. Изоляция была бы разумной временной мерой.
Именно нелогичность происходящего так беспокоила кузнеца войны. На первый взгляд вся экспедиция казалась бессмысленной, но Барабас не привык о чем-либо судить поверхностно, будь то металл, камень или идея. И в самые тяжкие часы он вновь и вновь задумывался о целях пребывания легиона в Сак’траде, но внятных объяснений не находил. Кроме одного, и эта мысль настолько его встревожила, что как бы Дантиох ни отказывался в нее поверить, она преследовала его днями и ночами.
«Если бы кто-то захотел сломить дух легиона, то делал бы это именно так».
Железные Воины старались во всем уподобиться металлу, чье имя взяли: быть сильными, гибкими, надежными. Но и железо требует должного ухода. Небрежно выкованное и грубо обработанное, оно может расколоться от единственного точного удара.
Дантиох пробовал оспорить поставленные перед легионом задачи, но Пертурабо был слишком горд, чтобы усомниться в приказах с Терры, и слишком упрям, чтобы признать их ошибочность и воспротивиться им. Неспособность перечить обернулась величайшей слабостью примарха — он злился, терпел, но никогда не осмеливался подняться и громко сказать «нет». Гений Железного Владыки пал жертвой его же собственного эго.
Поначалу, впрочем, все складывалось хорошо — пока не начались ночные поползновения хрудов. Миграция набирала обороты, и почти наверняка из-за присутствия в секторе IV легиона. Все ее признаки были налицо: странные огни в небесах, корабли, что возникали из ниоткуда и пропадали без следа… Замечали хрудов и на поверхности — сперва поодиночке, каждый раз неподалеку от разрушенных катакомб, но со временем всё больше. Целые группы ксеносов спускались по водотокам, а в какой-то момент их вооруженные солдаты начали проникать и на позиции гарнизона.
Дантиох сошел с парапета и направился к стенным воротам. Крепость, возведенная всего несколько месяцев назад, выглядела так, будто простояла много тысяч лет. Укрепления состарились неестественно быстро под воздействием искажающей время ауры хрудов, также от нее не были защищены и легионеры. Астартес считались бессмертными, но Барабас костями чувствовал тяжесть возраста. Назойливое щекотание в груди с каждым вздохом грозило перерасти в кашель. Волосы, прежде черные, как уголь, поредели, на висках их тронула седина. Даже Золан не решался высказать страх, снедавший боевых братьев — страх, что все они постепенно умирают. Это было просто невозможно. Но именно это и происходило.
Кузнец войны поднял глаза к небу. Неказистая жемчужина тусклого солнца, на которое можно было смотреть, не щурясь, опускалась на запад. Дантиох поспешил к арсеналу, усилием воли отрешившись от боли в суставах.
Хруды всегда приходили ночью, а ночь приближалась быстро.
Глава третья:
Время и Железо
999. М30Гуганн, Глубины Сак’традыФортрейдон почувствовал хруда еще до того, как увидел.
Присутствие ксеносов искажало саму ткань пространства и времени. Окружавшая их необыкновенная аура изменяла состав воздуха и сгущала, ускоряя движение частиц. Разгоняемый быстрее естественной нормы, свет приобретал оттенок чуть ближе к синей границе спектра.
Но худшим и самым явным их проявлением был жар. В туннеле резко стало душно — неизменно верный признак того, что хруд где-то поблизости.
Андос Фан, разведывавший обстановку в тридцати метрах от основного состава 165-й роты 16-го гранд-батальона, застыл у туннельной развилки и вскинул руку, показывая остановиться. Щелчками боксов и условными жестами легионеры передали команду позади идущим товарищам. Две шеренги воинов в напряженном ожидании по бокам туннеля — безжизненный свет вяло поигрывал на изгибах тусклых серо-стальных доспехов. Не в натуре Железных Воинов было осторожничать в бою, но борьба с хрудами преподала им немало жестоких уроков — например, приучила использовать разведчиков вроде Фана. Пусть лучше кто-то один рассыплется прахом от моментального старения во временной мине-воронке, чем все разом.
— Фиксирую температурный скачок, — передал по воксу Андос. — Сильный.
— Позволь взглянуть твоими глазами, брат, — отозвался капитан Анабаксис.
Его голос разлетелся по всей роте.
Фан собрался с духом, а затем прильнул спиной к стене, держа болтер наготове, заглянул за скругленный угол, передавая командиру изображение со своих авточувств, и быстро вернулся в прежнее положение.
В ушах десантников раздался щелчок — капитан переключил вокс на частный канал, оставив роту дожидаться приказов.
Фортрейдон силился держать себя в руках. Вряд ли еще кто-то в 7-м тактическом отделении разделял его тревожное волнение. Страхом это не назовешь, но темпораферроксы, как ни крути, заставляли понервничать. А ведь это была его первая кампания и всего лишь третья битва. Глубокие шрамы там, где апотекарии резали его плоть и вживляли нейроконтакты, все еще болели по ночам. Дыхание под шлемом, к которому он до сих пор не привык, напоминало громовые раскаты. На визоре, требуя внимания, мигали руны и бежали потоки данных. Пульс частил. Сначала шесть месяцев тренировок и казавшихся бесконечными хирургических операций, а теперь вот это. От стремительных перемен кружилась голова — всего за год из младшего гоплона Эдифа он превратился в полноценного легионера.
«Железо внутри, железо снаружи», — пронеслось в голове у Фортрейдона.
Другим тоже было нелегко. Хотя внешне они оставались теми же бесстрашными, что и всегда, эта кампания тяжело отразилась на них: его братья становились все более замкнутыми, немногословными и вспыльчивыми. Не такой он представлял себе бытность Железных Воинов.
— Чего стоим? — спросил Удермайс.
— Из предосторожности, — ответил ему Генуе Келлефон и перехватил огнемет, отчего в баке заплескалось топливо.
Несмолкающее шипение горелки-зажигателя успокаивало Фортрейдона. Келлефон относился к нему добрее остальных, и молодой легионер был рад видеть его рядом.
— К черту предосторожности! Нужно ворваться внутрь и перебить всех немедля! — заявил Ясерон Занкатор, которого все звали Истязателем.
Почему так, становилось ясно любому, кому хоть раз довелось сражаться с ним в одном строю.
— Разрази меня Тефей! Готов спорить, у них тут архив, — пробормотал Харракис.
— И что это значит? — осторожно спросил Фортрейдон.
Он знал, что других раздражает его дремучесть, но не собирался из-за этого прекращать задавать вопросы. Незнание ведет к смерти.
— Сопротивление, вот что, — бросил Бардан. Несмотря на суровый характер, он лучше многих понимал положение Фортрейдона, хоть и не стремился помочь, как Келлефон. — Приготовься, будет жарко. Хруды готовы на все, лишь бы защитить свои драгоценные книги. Нам этот бой явно обойдется дорого.
Но пессимизм Бардана себя не оправдал. С повторным щелчком вокса на ротный канал вернулся Анабаксис.
— Вижу минимум трех. Они не подозревают о нас. Седьмое отделение, ваш выход. Фан, свободен. Шестому и двенадцатому быть готовыми оказать поддержку седьмому. Третьему и четвертому прикрывать тылы. Сержанты, слушайте меня.
Вещание вновь оборвалось. Анабаксис слыл бесчувственным лидером, предпочитавшим числовые обозначения отделений названиям, которые давали своим отрядам легионеры. Келлефон говорил, что он изменился, стремясь во всем подражать примарху. Бардан же утверждал, что капитан всегда был таким.
— Помни, Фортрейдон, — мрачно сказал Месон Дентрофор, — чем больше этих ксеномразей мы убьем, тем быстрее вернемся к настоящей войне. Постарайся не умереть.
— Осады, копание в земле… Вы хотели разнообразия, братья? — пробубнил Бардан, загоняя болт в патронник оружия. — Так вот, бойтесь своих желаний.
— Молчать! — отвлеченно шикнул на него Водан Жальск, сержант отделения, внимательно слушая командира по прямому вокс-каналу. — Выступаем. Сейчас.
Железные Воины продвинулись на тридцать метров к развилке. Их выдавали лишь приглушенный топот сабатонов да мерное гудение доспехов. Хруды оказались неутомимыми землеройками: на своих планетах они прокапывали сотни километров округлых подземных ходов. О том, как они это делали, до сих пор не утихали споры — легионеры не находили ничего похожего на экскаваторы или бурильные машины. Туннели плавно уходили вверх и вниз, петляя, словно кишки исполинского существа. Неровные стены выглядели остекленными и, казалось, совершенно не были подвержены терзавшим миры ксеносов постоянным землетрясениям.
Едва космодесантники приблизились к развилке, на визоре Фортрейдона вспыхнул температурный индикатор. Система охлаждения силового ранца заурчала, выходя на большую мощность. Легионера будто сместило в пространстве, а его товарищи задвигались неестественно быстро.
Время стало обгонять само себя.
Жальск распределил воинов по обе стороны от входа в ответвление. Хруды редко пользовались дверями, а каждый их зал и туннель плавно перетекали в следующий.
Сейчас перед легионерами предстало обширное помещение, заставленное похожими на пчелиные соты стеллажами из некоего подобия смолы. Примерно половину занимали свитки из выделанного мицелия. Остальные пустовали, а бумаги с них были сложены на полу либо в странных футлярах в форме листа, не имевших очевидного назначения.
Фортрейдон шел первым. Жальск испытывал новичка, но ему это не казалось чем-то несправедливым. Он понимал, что должен проявить себя перед новыми соратниками. Тяжелая судьба преследовала 7-е отделение: оно серьезно пострадало до вторжения на Гуганн, еще половина выживших погибла в ходе самой кампании. Железным Воинам было не привыкать к большим потерям, но тяготы оставили на них свой отпечаток. Бойцы презирали Фортрейдона, потому что он, живой, занимал место их погибших братьев. И это вполне естественно. Он не мог винить их за это.
Тем более что его дальнейшее существование могло в любой момент перестать быть проблемой.
В архиве царил столь любимый хрудами полумрак, лишь самую малость подернутый тусклым рассеянным светом, идущим невесть откуда.
— Здесь же сплошной бардак, — заметил Удермайс.
— Они все вычищают, — догадался Жальск. — Мы спугнули их.
— Кто-нибудь их видит? — спросил Вардан.
Все тихо переговаривались по воксу. Если хруды засекут легионеров, их служение Императору может закончиться слишком рано.
— Там, в дальнем конце, — сказал Дентрофор и направил болтер на противоположную стену архива, где виднелся еще один проход, чуть отличающийся от того, через который они вошли.
Фортрейдон сощурился, вглядываясь в темноту. Различить хрудов за энтропийными полями было практически невозможно. Разрывы в потоке времени действовали как линзы, изгибая свет вокруг существ. Стоя без движения, ксеносы буквально становились невидимы, а когда двигались, казалось, что они мгновенно телепортируются с места на место — этакие черные вспышки в облаке мерцающего воздуха. Выискивая их, меньше всего стоило полагаться на глаза.
Жальск указал Фортрейдону на размытое пятно в углу, за которым словно плясала извивающаяся черная лента. Десантник активировал тепловизор — мир окрасился безумным разноцветием. Аура хрудов провоцировала мощный жар, и на дисплее это выглядело как пульсирующая желто-красная масса. Целься в середину — и убьешь врага.
Они заметили еще двух. Бойцы 7-го тактического отделения разобрали себе цели. Жальск поднял три пальца… два… один.
— Сейчас.
Легионеры открыли огонь. Фортрейдон держал оружие наведенным точно в центр мишени и переключался между обычным и термальным режимами видения, но никак не мог понять, попал ли. В нормальном режиме размытая тень хруда истошно металась. В тепловизоре цель скрывало цветастое пятно разогретого от повышенной активности атомов воздуха, но так ее хотя бы было легче отслеживать.
Расчерчивая пространство архива, реактивные болты летели к чужакам. Оказываясь во временном поле тварей, они либо ускорялись до невообразимых скоростей, либо преждевременно детонировали от разложения взрывчатки, либо просто рассыпались металлическими частицами. Воздействие энтропийной ауры невозможно было предугадать. Близко стоящий космодесантник мог постареть на тысячу лет за минуту, а его товарищ рядом остаться нетронутым. На собственные артефакты хрудов их поля, похоже, никакого эффекта не оказывали.
Но наконец один из снарядов достиг цели. Существо рухнуло, и вихрь искажений вокруг него исчез. Видя это, Фортрейдон не сдержался и радостно вскрикнул. Человечество будет править звездами, и он внесет в это свой вклад.
Другим хрудам повезло не больше. Еще не успев коснуться земли, их тела уже начинали разлагаться, источая густой пар, едкий и вонючий. На шлеме Фортрейдона закрылась дыхательная решетка.
— Вперед! — рявкнул Жальск.
По ротному вокс-каналу Анабаксис приказал Шестому и Двенадцатому прикрывать их отделение.
Фортрейдон едва замечал братьев. Вдвоем с Харракисом они последовательно осматривали проходы между стеллажами странной формы. Келлефон следовал за ними. В конце Жальск приказал им остановиться.
— Они мертвы? — подал голос Удермайс. — Как-то слишком просто.
— Что-то здесь не так, — сказал Харракис.
Он обогнул архивную стойку и вдруг отпрянул назад, задыхаясь. Его болтер упал на землю и разлетелся на куски. Легионер уставился на свои руки, не веря происходящему.
— Идут новые! — прохрипел он.
Голый керамит его перчаток ржавел и рассыпался, будто пролежал пять тысяч лет, открытый всем стихиям. Оголенная плоть морщилась и обвисала, мышцы ссыхались, пальцы скрючились. Истончившаяся кожа покрылась пятнами, а под ней проступили синие вены, пульсировавшие все слабее и слабее.
Крики Харракиса утонули в кошмарном бульканье. Он рухнул наземь. Из дыр в доспехе посыпался прах. Воин умер меньше чем за минуту.
Фортрейдон попятился, держа вскинутый болтер. Его доспех разразился множественными предупреждениями, вокруг подскочила температура. Краска на наплечниках пошла пузырями и начала сползать хлопьями. Безупречный керамит непокрытых частей потускнел, съедаемый окисью. Набравшие сотню лет износа системы охватила вибрация. Сердца Фортрейдона бешено колотились. Смерть явилась за ним. Отступая, он заглянул в проход. На него надвигались еще три хруда, протягивая щупальца дрожащего воздуха.