Примечание авторов: * Ну хочется верить человеку именно в такое объяснение, а не в то, что поход на Восток изначально носил характер массового самоубийства, потому что за последних полтора тысячелетия – от авар идо наших дней – на Россию не нападали только белые медведи из Арктики и пингвины из Антарктики. И сам факт того, что все эти нападающие сгинули во мраке времен (а Россия как стояла, так и стоит), должен был навести умных людей, подобных Гейдриху, на тяжкие размышления о целесообразности кровной вражды с таким народом, как русские.
Теперь, когда к этим естественным причинам добавились еще и русские из будущего, процесс разгрома вермахта должен был принять просто лавинообразный характер. С того момента, как в войну вмешались русские из будущего, среднесуточные потери вермахта возросли в несколько раз и постоянно продолжали увеличиваться. Один только фланговый удар по 2-й армии и ее последующий разгром стоили германским войскам таких же потерь, какие они понесли за все предыдущие операции в Европе, вплоть до нападения на СССР. А ведь это только начало, дальше будет хуже. Если сначала пришельцы из будущего предпочитали действовать самостоятельно, то в последние дни они уже включали в состав сводных кампфгрупп крупные большевистские соединения, в первую очередь кавалерию и пехоту.
И, судя по тому, что эти операции были вполне успешны, большевики, в первую очередь генералы, очень быстро учились у своих дальних родственников. При этом такая перемешанность войск – русских из будущего и большевиков – представляла собой дополнительную сложность в выполнении его миссии. Ведь никто не даст гарантий, что, выбросившись с парашютом в районе предполагаемой концентрации войск пришельцев из будущего, он не окажется в лапах сотрудников НКВД или просто в расположении большевистских воинских частей. Одним словом, эту задачу еще предстояло решить. К тому же Гейдрих догадывался, что пока еще не все демоны выбрались на поверхность из межвременной дыры – уж слишком быстро там, в будущем, была уничтожена панцердивизия генерала Моделя.
Добравшись до аэродрома, Гейдрих сменил «Хорьх» из личной «конюшни» Гитлера на любимый «Фридрих», и со всей возможной быстротой вылетел в юго-восточном направлении. Дорогой он обдумывал окончательные черты своего будущего плана. Вопрос о том, вести ему или нет свою личную игру, на повестке дня даже не стоял. Конечно же, вести, двух мнений тут бьггь не могло. В конце концов, когда веселая карусель начинает превращаться в беспощадную мясорубку, с нее требуется спрыгивать, и как можно скорее; и такого рода переговоры – это замечательный повод покинуть уже проигравший лагерь под вполне благовидным предлогом и без потери лица. Несмотря на то, что он был одним из осведомленных людей в Третьем Рейхе, Гейдрих даже приблизительно не мог сказать, как отнесутся к его визиту по ту сторону времени. Все зависело только от того, насколько суровы с ним на допросах будут русские из будущего, будут ли они видеть в нем живого человека и сторону для переговоров или же только внезапно ожившего мертвеца, которого следует запихать обратно в его могилу.
В конце концов, он, Гейдрих даже немного сочувствует той России, которая там, у себя в будущем, в одиночку противостоит всей мировой плутократии. Точно так же, как веймарская Германия, та Россия, лишившись своей большевистской Империи, утратила многие исконные территории, была политически раздавлена и унижена. Точно так же, как и в Веймарской Германии, это чувство национального унижения подняло на вершину власти сильного национального лидера, который принялся поднимать страну из праха унижения. И даже национальный состав внутренней контрэлиты, ставшей главной противницей этого возрождения, не сильно отличался от национального состава германской контрэлиты образца начала тридцатых годов. Вся разница только в том, что одна группа людей общалась на русском языке, а другая на немецком, ибо свой собственный язык был ими давно и прочно забыт.
Эти начальные условия были для двух государств общими, а вот дальше с самого начала начались фундаментальные расхождения, причиной которых была разница в национальных характерах и личных качествах лидеров, и эти расхождения превратили их в непримиримых антагонистов и даже, более того, в смертельных врагов. Гейдрих сомневался, найдут ли русские в себе хоть капельку милосердия и понимания для того, чтобы понять и принять Третий Рейх таким, какой он есть. Пока все говорило об обратном – Россия из будущего есть непримиримый враг, который не успокоится до тех пор, пока над разрушенным рейхстагом не взметнется алое Знамя Победы.
Зачем им останавливаться, когда они идут к этой цели семимильными шагами? Стратегия и тактика блицкрига уже потерпели крах, вермахт буквально истекает кровью в тяжелейших боях, что, вполне очевидно, в не столь отдаленном будущем приведет к вполне неизбежному поражению и капитуляции. Ведь и на прошлой Великой войне Германия капитулировала еще тогда, когда ее войска стояли на чужой территории, и причиной тому стало истощение экономики и людских ресурсов, и на этой войне обстановка может сложиться точно так же. В кровавой круговерти под Смоленском могут бьггь растрачены накопленные для войны материальные запасы и людские резервы, после чего германскому командованию останутся только два варианта – либо идти на почетную капитуляцию, либо готовиться к ответному вторжению русско-большевистских войск на немецкую территорию. И, как всякие победители, они будут безжалостны к побежденным врагам.
Также весьма сомнительна идея фюрера поссорить русских с их предками. Ведь это именно их предки; и когда они шли им на помощь, они заранее знали обо всех их достоинствах и недостатках. Иначе были бы невозможны смешанные подразделения, где солдаты двух армий перемешаны настолько тесно, насколько вообще это возможно. Нет, заниматься этим дурацким делом он не будет, а займется лучше устройством своей личной судьбы и судьбы своей семьи. Для этого он, Гейдрих, готов сделать буквально все. Надо еще обдумать, как это провернуть, но желательно сделать так, чтобы фюрер думал, что он так и не добрался до русских из будущего, пропав без вести. Ему есть? что предложить русским из будущего и, не имея возможности спасти всю Германию, он спасет себя, свою жену и детей. Ничего личного, господа, такова жизнь.
31 августа 1941 года. 16:45. Брянская область, райцентр Сураж.
Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова, внештатный корреспондент «Красной Звезды».
Известие о том, что нашим войскам удалось взять в плен самого Гудериана, прозвучало для меня как гром среди ясного неба. Неужели очередь дошла до фигур такого масштаба и близок тот час, когда мы вдребезги разгромим врага и погоним его на запад, до самого Берлина?
– Нет, – сказали мне знающие люди из штаба дивизии, с которыми я тут уже свела знакомство, – разгромить-то мы их тут, под Смоленском, разгромим, но погнать далеко на запад не получится, ибо Красная Армия еще далеко не та, какую бы хотелось. Хоть наши и стараются, обучая и вооружая своих предков, но пока даже лучшие части и соединения РККА не способны на то, на что они были способны в сорок пятом, или хотя бы в сорок третьем. А на одной экспедиционной группе российских войск войну не выиграть. Бьют наши солдаты гитлеровцев хоть и аккуратно, но больно, и все равно перемолоть весь вермахт они не в состоянии*.
Примечание авторов: * перемолоть весь вермахт экспедиционная группа войск не в состоянии, зато вполне способна «понадкусать» подвижные ударные соединения так, чтобы они потеряли свою пробивную силу. А как установила реальная практика РеИ, даже в 1941 году наступление вермахта одними пехотными дивизиями без поддержки танков – это нереальная фантастика.
Но вернемся к милашке Гудериану с его седоватой прилизанной прической и наглой, улыбающейся во весь рот физиономией. Варвара, которая участвовала в допросе этого «сокровища», плевалась не переставая, как будто попробовала на язык ужасную гадость. Наглец, которому просто нет равных. Арийская спесь из него так и прет. Считает, что за то, что он сдался нам в плен, мы должны ему бьггь благодарны по гроб жизни. Мол, он настоящий гений применения танковых войск и глубоких операций, который сам пошел на сотрудничество с нами, и мы за это должны любить его, холить и лелеять.
Интервью, которое я с позволения армейского начальства при помощи Варвары взяла у этого деятеля, касалось в основном польской кампании тридцать девятого года и французской кампании сорокового года. Хвастливый рассказ о том, как он громил этих спесивых пшеков и заносчивых пожирателей лягушек, меня совершенно не впечатлил.
Надеюсь, хоть читатели и телезрители (процесс интервью снимал наш оператор), оценят этого «героя» по достоинству. Ну не любят у нас ни тех, ни других, особенно по жизни обиженных поляков. Или, возможно, публике понравится тот факт, что Быстроходный Гейнц свое уже отбегал и больше не кусается. Короче, пока не знаю, потом увидим; хотя это все-таки первое интервью с немецким генералом такого уровня, захваченным в плен нашими экспедиционными войсками.
Рассказывая о двух месяцах войны на Восточном фронте, Гудериан скромно заметил, что невосполнимые потери в технике в его танковой группе за это время даже без нашего вмешательства составили сорок процентов. Еще он сказал, что если бы поле боя каждый раз не оставалось за германской армией, что позволило немецким ремонтникам чинить подбитые танки (некоторые по несколько раз), то техники в его танковой группе к настоящему моменту не осталось бы и вовсе*.
Примечание авторов: * В РеИ к моменту начала контрнаступления Красной Армии под Москвой в составе 2-й танковой группы осталось меньше трети списочного состава техники.
– Так одна победа питала следующую победу, – сказал он, – после каждого сражения мы теряли только часть сил, а большевики теряли все, ибо они не могли отремонтировать свои подбитые панцеры или хотя бы просто отвести в тыл исправную технику, потому что у нее закончилось горючее, которое никто не подвез. Ваши генералы как будто забывают о том, что панцеры нужно регулярно заправлять, что они нуждаются в запчастях и боеприпасах. Еще в ваших панцерах имеется много технических дефектов, а также различных конструкционных недоработок, что очень плохо. Русские панцеры, Т-34 или КВ – это очень хорошие танки с толстой броней, хорошей пушкой и мощным двигателем, но у них множество мелких недостатков, которые требуют обязательного устранения хотя бы в условиях походных мастерских, а еще лучше на ремонтном заводе с квалифицированным персоналом. Вы так торопились сделать побольше новых панцеров, что начали игнорировать качество сборки и задачу выпуска запчастей, а это неправильно…
Все это нам и нашим читателям (а также телезрителям) было хорошо известно, поэтому я попробовала изменить тему разговора, спросив душку Гейнца о том, как ему понравилась встреча с нашими российскими танкистами и мотострелками.
– О! – воскликнул Гудериан, – ваша армия – это шик, блеск, красота. Фигаро здесь, Фигаро там. Ужасная разрушительная мощь сочетается со стремительной быстротой. Подчиненные мне войска были просто уничтожены прежде, чем я успел это понять. Даже находясь в меньшинстве, вы способны разбить любую современную нам армию. Будь у меня такие войска, я бы, наверное, считал себя непобедимым. Ваша проблема в том, что вы выбрали себе не того союзника. Большевики не очень умны, поскольку идеологическую накачку они предпочитают боевой подготовке. Еще они подвержены марксистским догмам, которые мешают им рационально мыслить, а их тайная полиция уничтожает всех талантливых командиров.
– Знаете, герр генерал, – рассвирепела я от пренебрежительного тона Гудериана по отношению к нашим предкам, – наша армия есть производная от Красной Армии. Наши непобедимые для вас дивизии и бригады есть плоть от плоти и кровь от крови той непобедимой и легендарной Красной Армии, которая в нашем прошлом в ходе боев с вермахтом набрала такую мощь, что вдребезги разгромила ваш хваленый вермахт без всякой посторонней помощи извне. Вся наша тактика и стратегия растут именно оттуда. Наши предки сражались за свои дома и семьи, а не за поместья с рабами, как ваши солдаты. Когда наш народ приходит в состояние благородной ярости, это действительно страшно. Столица вашего Рейха, город Берлин, тогда был просто уничтожен, и на его развалинах в глубоком бункере Рейхсканцелярии, ваш вождь Адольф Гитлер принял яд, находясь в состоянии отчаяния и страха перед возмездием за совершенные преступления. Его примеру последовали Геббельс и некоторые иные ваши бонзы. Остальных повесили по приговору специального международного трибунала в Нюрнберге, чтобы другим было неповадно повторять такие зверства.
Что касается вашего вермахта, то для него тоже все только начинается. Пришло время возмездия за все, что вы уже совершили или только собирались совершить. Поверьте мне, что пройдет еще немного времени, и встречи на поле боя с обычными красноармейцами ваши солдаты будут бояться не меньше, чем с нашими солдатами. Особенно с теми, кто побывал в вашем плену и не понаслышке узнал о том, что такое «новый арийский порядок». Такие бойцы хотят видеть немцев только мертвыми и не берут пленных. Ибо сказал о вас, о немцах, поэт: «Там, где ты его увидишь, там ты его и убей». Благородная ярость – она такова, свирепа и беспощадна. Наши предки будут вас убивать, а мы им в этом поможем – всей своей мощью и опытом, потому что такие, как вы, болваны, свято уверенные в своей национальной исключительности и праве на любые зверства, не должны существовать на этом свете ни в каком виде. И вот, когда мы – и предки и потомки вместе – разгромив ваш вермахт и убив всех немцев, способных носить оружие, придем к вам в Германию, на руины Фатерлянда, когда Третий Рейх будет повержен и его труп уже начнет вонять, когда ваши голодные старики, женщины и дети выстроятся в очередь к нашим полевым кухням за порцией бесплатного супа – только тогда мы позабудем о ярости и вспомним о милосердии к ближнему. Только тогда, и ни минутой раньше, герр Гудериан!
Говорят, что когда я произносила свою отповедь, то была похожа на разъяренную фурию, готовую лично вцепиться в лицо германскому генералу и выцарапать его мерзкие бесцветные глазенки. После этих моих слов, которые Варвара переводила на короткие, будто нарубленные топором немецкие фразы, из улыбающегося самодовольного болванчика Гудериана будто выпустили воздух. Он весь как-то сник, плечи его опустились, а нарисованную на наглой морде лица улыбку будто стерли ластиком. Видно, сильно я достала его спесивое и самодовольное внутреннее я. Так ему, гаду, и надо, тоже мне – гений танковой войны.
А ведь я знала, о чем говорила. За день до этой встречи я с разрешения командования на несколько часов выезжала в Брянск нашего мира прошвырнуться по магазинам, ибо девушке в походной жизни нужно множество простых и вроде бы незаметных вещей – от, простите, прокладок с «крылышками» и свежего нижнего белья, до пакетиков растворимого кофе. Эта поездка произвела на меня неизгладимое впечатление, потому что до нее я целых десять дней была отрезана от жизни в нашем времени, погрузившись в проблемы сорок первого года. Жаль только, что Варвару мне с собой взять не разрешили. Во-первых – у нее еще не были готовы документы, необходимые для пребывания на российской территории, а во-вторых – после того как наши прорвали фронт и как следует звизданули гитлеровцев промеж глаз, у переводчиков стало слишком много работы.
Я видела, что наша база у портала растет как на дрожжах, что взлетную полосу временного аэродрома из сборных металлических элементов спешно заменяют на собранную из уложенных в пять-шесть слоев бетонных плит. А это значит, что достаточно скоро на этой стороне, в сорок первом году, смогут работать наши самые тяжелые самолеты. Я видела, как в экстренном порядке специально к порталу через леса, болота и реки тянут высоковольтную ЛЭП. Я видела, как идут в портал колонны груженых всем необходимым для войны окрашенные в армейскую расцветку «Уралы», и ни один из них не возвращается назад. Говорят, эти машины хорошо подходят для буксировки советских орудий крупного калибра, которые по характеристикам мало чем отличаются от наших, только уж больно тяжелые. Ярость, она ведь может иметь и чисто материальное измерение.