Двойное попадание - Михайловский Александр Борисович 22 стр.


И вправду дурацкая там у немцев позиция, но, чтобы ее поправить, требуется либо лес вырубить (минимум на двести метров), либо поселок начисто снести; а ни на то, ни на другое времени у фрицев уже нет. Гранатой, правда, от опушки до немецких окопов еще не добросишь, а вот злое матерное слово, если погромче, долетает нормально. Также нормально люди, укрывшиеся за деревьями, способны из обычных винтовок по одному перестрелять расчеты противотанковых пушек-«колотушек» и пулеметов МГ.

Пока Поплавский с Доватором обстоятельно готовились к штурму, к Калыбовке подошел и приотставший на марше танковый батальон Севастопольской бригады, сорок один тяжелый танк. По сравнению с этими танками потомков любой танк фашистов кажется склеенной из картона детской игрушкой. А чего тогда, спросил Доватор у Поплавского, мы так извращались? Тот ответил, что лучше провести лишнюю подготовку к бою, чем не проводить никакой. И тут к немцам с той стороны Днепра тоже начало подходить подкрепление. Дождались, однако. Батальон пехоты на бронетранспортерах и десяток танков, из которых две «двойки», а остальные «четверки» с пушками-окурками. Какой приказ получил командир всей этой сборной кампфгруппы, Поплавский с Доватором не знали, но немецкие танки сразу пошли на железнодорожный мост, а бронетранспортеры с пехотой двинулись к наплавным переправам.

Наверное, в самом начале не обнаружив у подошедшего отряда тяжелой техники, командующий немецкой группировкой решился на упреждающую контратаку, чтобы нанести поражение хотя бы части советско-российских сил. А может, такой приказ на контратаку поступил к нему от командования. Немцы – исполнительный народ. Хотя будь на месте «севастопольцев» советская танковая часть, укомплектованная БТ-шками, Т-26 и парой «тридцатьчетверок», у немцев все могло получиться. Восемь «четверок» и два батальона пехоты с бронетранспортерами – по местным временам сила серьезная.

Но расклад здесь был совершенно иным – и вот в воздух взвилась ракета белого дыма, продублированная командой по радио. По этому сигналу, как и было оговорено заранее, на вражеские позиции стали падать дымовые снаряды. Несколько минут спустя, когда вражеские позиции затянуло плотным белым дымом, через гребень высоты у Калыбовки один за другим начали переваливать тяжелые, похожие на черепах, танки, которые тут же ныряли на проселочную дорогу, ведущую к мосту вдоль железнодорожных путей, проходящих через лес. Пока рвались дымовые снаряды, пока расползалось густое молочно-белое облако дыма, минута, за минутой, и вот на опушке леса к танкам присоединяется спешенная пехота «севастопольцев» и кавалеристы Доватора. На немецких позициях, конечно же, давно услышали рев моторов, но ничего не могли с этим сделать, потому что стрелять наугад из противотанковой пушки вообще занятие дурацкое, а пулеметы, хоть и могут стрелять наугад, но не достанут пехоту и кавалерию, прикрывшуюся заслоном из корпусов боевых машин.

Еще пара минут – и вот из постепенно редеющей дымовой завесы на немцев надвигается то, что они совсем не ожидали здесь увидеть, и снаряды «колотушек» отлетают от толстой танковой брони как горох от стенки. В ответ трещат пулеметы, и следом за танками на вражеские позиции врываются советские кавалеристы и российские мотострелки – и начинается резня. Пока мотострелки «севастопольцев» добивают растерянного врага, танки потомков, со скрежетом сминая все на своем пути, насквозь проходят вражеские позиции, доходят до кромки дымовой завесы и, стреляя на ходу из пушек и пулеметов, врезаются во вражеское подкрепление, которое только начало перебираться на восточный берег Днепра. Следом за ними вперед устремляется кавалерия. Вражеские бронетранспортеры, сбитые с понтонов богатырским ударом лобовой брони, летят в воду вместе со своей живой начинкой, горят на мосту «двойки» и «четверки», а головные танки потомков и кавалеристы Доватора уже вырвались на тот берег. Провода, ведущие к взрывмашинкам, перерублены, переправы взяты, путь на Жлобин открыт.

5 сентября 1941 года, 09:45. ГА «Центр», тылы 3-й ТГ, деревня Довск на пересечение автодорог Могилёв-Гомель и Рогачев-Кричев.

Командующий 57-м моторизованным корпусом генерал-майор Адольф Кунтцен

Этот Довск, куда нас засунуло командование – самая настоящая ужасная глухомань. Дела не меняет даже то, что расположена эта глухомань на пересечении двух крупных дорог. Где-нибудь в Европе в таком месте обязательно имел бы место маленький чистенький городок с магазинами, парой гостиниц и мотелей, а также непременным борделем. Между прочим, те же порядки были в Европе и две тысячи лет назад во времена римской империи. Транспортные средства с тех пор сильно улучшились, а вот европейская цивилизация осталась неизменной. А у этих русских, как у каких-нибудь варваров, ни торговли, ни цивилизации, ни культуры, только триста деревянных домов и тысяча человек жителей. При большевиках тут работал всего один государственный магазин, в котором местные жители могли купить только самые простые товары, а сейчас нет и того. Из местных никто не хочет проявить здоровую частную инициативу, а германская армия не для того пришла в эти места, чтобы снабжать славянских унтерменшей предметами бьтта.

Но так уж получилось, что, блистательно покорив всю Европу (Чехия не в счет, эти трусы сдались нам без боя), мы по милости ужасных «марсиан» оказались в этой чертовой дыре. Как вспомню тот день, когда авиация «марсиан» соизволила обратить свое внимание на наш корпус, меня сразу охватывает ужас. Самолеты, которые прозвали «Адскими Потрошителями», а чуть позже «Чертовыми Гребешками», первый раз чуть слышно свистящими призраками появились в лучах восходящего солнца и щедро оделили штабную колонну восьмисантиметровыми ракетными снарядами. На всю оставшуюся жизнь я запомню тот ужасный вой и свист, грохот разрывов, крики раненых и стоны умирающих, рев огня, пожирающего машины, сладковатый запах паленой резины и мерзкий привкус крови во рту.

Нет, нас и раньше бомбила авиация. Во время французской кампании англичане и французы, этим летом в начале русской кампании большевики (потом у них просто закончились самолеты), но никогда это не было так ужасно, как сейчас – в большинстве случаев бомбы, сброшенные с большой высоты, падали где-то в отдалении и, отделавшись легким испугом, мы могли продолжать выполнение боевой задачи. А тут был полный разгром. Сгорели почти все штабные машины и автобусы, а вместе с ними оперативная документация и шифры. Серьезно пострадало и подразделение охраны штаба, потерявшее множество солдат и офицеров. Более половины офицеров штаба корпуса было ранено или убито. Седые полковники, помнившие еще сражения прошлой Великой Войны, вдруг начинали плакать как дети, и привести их в чувство казалось невозможным. Но самой тяжелой потерей для штаба корпуса оказалась утрата почти всех средств связи. Как нам после этого было получать указания от начальства и руководить действиями подчиненных?

Потом оказалось, что беспокоился я по этому поводу совершенно напрасно. Потери в панцерах, бронетранспортерах, автомашинах, а также живой силе, которые на протяжении трех дней налетов «марсианской» авиации понесли подразделения нашего корпуса, были настолько большими, что ни о каких активных операциях и речи идти не могло. Мы еще не вступили в бой с этими «марсианами», не сделали по ним ни одного выстрела, а они наш корпус уже почти уничтожили. Некоторые говорят, что «марсиане» – это те же русские, или, по крайней мере, являются их ближайшей родней, но я в это категорически не верю. Не могут эти ужасные и непостижимые сверхчеловек и, опережающие нас повсюду на два шага, являться родней косолапым и недалеким увальням, какими являются русские Иваны. Нет, ни в коем случае великие и ужасные «марсиане» не могут быть родней славянским унтерменшам! Скорее я поверю в то, что это представители древней и могущественно германской расы гипербореев решили вдруг вернуться на родину предков. В результате славянские унтерменши сразу признали в «марсианах» своих древних господ и подчинились им, и теперь те прогоняют нас из своей исконной вотчины, как бауэр прогоняет из своего сада соседских мальчишек, решивших нарвать яблок. Иначе зачем им тогда с нами беспощадно воевать на полное истребление из-за каких-то славян?

Одним словом, те налеты «марсиан» дорого стоили нашему 57-му мотокорпусу; потери, которые мы понесли тогда, фактически привели к его расформированию. Всю пехоту, практически оставшуюся без машин, подчинили напрямую штабу нашей панцергруппы и отправили удерживать линию фронта под Гомелем, а под моим командованием осталась только сводная панцеркампфгруппа, которую предполагалось использовать в качестве подвижного резерва для нанесения контрударов вместе с дислоцированной в Жлобине такой же панцеркампфгруппой, образованной из 38-го мотокорпуса. За те дни, что прошли после того погрома мы даже смогли вернуть в строй часть поврежденной техники.

И вот тут, когда, казалось бы, уже все наладилось, «марсиане» внезапным ударом прорвали фронт (причем сделали это в окрестностях шоссе, там, где была самая сильная оборона) и начали новое наступление. А там, где «марсиане», всякие предварительные планы просто бессмысленны. Их «ролики» сразу же оседлали магистраль и стремительно покатились в нашу сторону, поглощая километр за километром. Мы-то рассчитывали по себе, что прорвав фронт, они пройдут пятьдесят километров и встанут на отдых километрах в десяти от нас, чтобы произвести дозаправку и обслуживание техники. Именно тогда мы должны были нанести по ним контрудар, и, если не нанести поражение, то, используя фактор внезапности, хотя бы серьезно потрепать и тем самым задержать их хоть на пару дней.

Но, к нашему великому удивлению и ужасу, не прошло и пяти часов с момента прорыва, а головная панцеркампфгруппа «марсиан», решительно прущая на север, уже показалась в виду нашей передовой заставы, расположенной у деревни Новый Кривск. Причем оказалось, что этот передовой отряд в три десятка роликов «марсиан» почти полностью состоит из тяжелых панцеров, которые по роллбану бегают пошустрее наших «двоек». Какие уж тут контрудары, когда противник вот-вот будет здесь, а у нас еще ничего не готово к его встрече?! Положение оказалось тем более опасным, если учесть, что передовая застава не сумела задержать панцеры «марсиан» даже на минуту. Несколько лихорадочно сделанных пушечных выстрелов, отчаянный крик – и тишина в эфире. Ясно же, что наши парни погибли в том бою все до единого, никто не успел отступить. И при этом мы даже не знаем, был ли в том бою подбит хотя бы один панцер «марсиан»?

На тот случай, если нам придется держать в этом Довске серьезную оборону, на южной окраине вырыли окопы для пехоты и панцеров. Да-да, против «марсиан» с их двенадцатисантиметровыми панцерпушками наши панцеры годятся только в качестве неподвижных огневых точек. Кто сказал «неподвижных мишеней»? Балбесы! По данным нашей разведки, в движущуюся цель «марсиане» тоже попадают с первого же двенадцатисантиметрового снаряда. А у нас самое лучшее, что есть – это «четверки» с их позорной короткой пушкой-окурком, которая не способна даже поцарапать краску на борту «марсианского» панцера. А ведь в ответ с большой точностью прилетит тяжелый снаряд из двенадцатисантиметровой пушки, после чего «четверка» превратится в груду обломков. С легкими чешскими танками, которые тоже есть в составе моей панцеркампфгруппы, дела обстоят еще хуже. И пушка там слабее, чем на «четверке», и броня тоньше. Двенадцатисантиметровый снаряд просто разнесет «чеха» на обломки, которые разметает по окрестностям.

Вообще-то, сказать честно, с панцерами (подобными тем, что стоят у нас на вооружении) не стоило бы начинать войну даже против одних большевиков с их панцерами Т-34 и КВ. От поражений в первых же сражениях нас спасли только извечные славянские разгильдяйство и неорганизованность. Большая часть их действительно грозных панцеров вышла из строя по техническим причинам, была брошена из-за отсутствия топлива, запасных частей или невозможности эвакуировать и отремонтировать подбитую или поврежденную технику. Ну и недоработки конструкции и заводской брак – куда же без них, если мы говорим о русских. Идеи у них хорошие, а вот исполнение отвратительное. Но, как я уже говорил, «марсиане» – это не русские, и нам не известны случаи, когда их панцеры просто так выходили бы из строя без боевых повреждений или, тем более, были бы брошены экипажами.

Поэтому я даже не представляю, как мы будем воевать с этим ужасным и беспощадным врагом, из действенного оружия имея только бутылки, наполненные бензином. Такую бутылку солдату требуется поджечь и только потом кидать панцеру «марсиан» на моторную решетку. Вообще-то за каждый успешный бросок солдатам и унтер-офицерам положен отпуск в Фатерлянд, но все понимают, что, скорее всего, вместо Фатерлянда дело кончится просто безымянной могилой, ибо «марсиане» никогда не берут пленных, а о том, чтобы мы могли выиграть этот бой, речь даже не идет.

Но мы же германские солдаты, которые служат Великой Германии, а значит, до конца должны выполнить свой долг перед Рейхом и фюрером. Пусть мы погибнем, но погибнем не зря, и немецкий народ никогда не забудет своих героев. Хайль Гитлер!

полчаса спустя, там же.

Командир 1-го батальона 12-го гвардейского танкового Шепетовского Краснознамённого, орденов Суворова и Кутузова полка имени маршала бронетанковых войск П. П. Полубоярова гвардии майор Сергей Борисович Платонов

Как там пелось в песне: «Летят автострадные танки, шуршат по асфальту катки, и грабят швейцарские банки мордатые политруки! И мелом на стенах Рейхстага царапает главстаршина: "Нам нужен Париж и Гаага, И Африка тоже нужна!"»

Автострадные танки – это как раз про нас, про «восьмидесятки». Если надо, по гладкому бетону шоссе выжмем и семьдесят и восемьдесят… но больше ни-ни, хотя у педали газа еще остается свободный ход. Просто на такой скорости гусеницы уже плохо сцепляются с дорожным покрытием и сорок шесть тонн нашей боевой машины начинают слегка вальсировать по шоссе. Туда-сюда, туда-сюда. И в этот момент становится страшно, потому что это значит, что танк превращается в неуправляемый снаряд, и если вдруг дорога повернет, то нам полет по прямой гарантирован.

Но Швейцария еще далеко, а также, по счастью, гонять с такими скоростями нам тут и не требуется. Тридцати километров в час по дороге, которую можно сравнить только с ее отсутствием, для местных это уже «Дас ист фантастиш!» Но все остальное вполне верно – нам, точнее местному СССР, чтобы с европейской земли никогда больше не пришла война, нужны и Лондон, и Париж, и Гаага, и Осло, и Мадрид. Такие, как мы, имеют право говорить, потому что именно мы крутим Землю в нужном направлении гусеницами своих танков. Действительно крутим, без дураков. Сегодня во время рывка к Могилеву наш батальон идет в головном дозоре. Вы спросите, почему первыми идет танковый батальон, а не разведрота? А потому что их БТРы и БРМ-ки немецкие противотанкисты пожгут запросто, а вот против «восьмидесяток» у них методов нет. Лучший головной дозор – это беспилотник над дорогой. Это мы еще с Гомельской операции усвоили.

И даже если с воздуха прохлопают засаду, то ничего страшного не случится. Бац-бац-бац по броне, как горох об стену, обычно в идущую впереди колонны БМР*-ку. Мы ответим солидно так, несколькими пушечными выстрелами и пулеметными очередями – и тишина… А будь на нашем месте что-нибудь легкое и слабо бронированное, так там и до беды было бы недалеко. Так мы сняли вражеский заслон у деревни Новый Кривск. Одна «четверка» и два легких чешских танка не доставили нам больших забот. «Четверку» мы сняли пушечным выстрелом еще издали, до того, как засада себя обозначила. А вот тратить выстрелы к пушке на «чехов» меня задушила жаба. Ведь каждый такой выстрел приходится вести с нашей стороны портала, зато патронами к НСВТ нас вполне исправно и в достаточном количестве снабжают местные. А иногда мы и сами себя снабжаем, когда нарвемся на немецкий склад захваченного у наших растяп добра, как это недавно было в Гомеле. Одним словом, «чехи» несколько раз успели выстрелить по БМР-ке, а в ответ были буквально изрублены очередями «крупняков». На то они и легкие танки, чтобы с пятисот метров поражаться бронебойным патроном Б-32 и бронебойно-зажигательно-трассирующим БЗТ. Ни один немецкий танкист даже не попытался выбраться наружу из охваченных пламенем железных гробов, что говорило о том, что экипажи «чехов» погибли прямо на своих боевых местах.

Назад Дальше