Но все равно все четыре российских офицера считали героями не себя (они всего лишь работяги войны на подхвате – неиметых подтаскивают, поиметых оттаскивают), а командиров и бойцов Красной армии, которые с чем попало и на чем попало встали на пути у орд немецко-фашистских людоедов. Краскомы, правда, с эти не соглашались и говорили, что потомки пришли из своего мирного будущего и встали с ними плечом к плечу – а значит, все тут герои, сражающиеся с жестоким врагом. Трусов среди них нет.
7 сентября 1941 года. 21:15. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».
Гитлер метался по своему кабинету затравленным хорьком. Враждебная сила, с которой он неделю назад собирался вступить в переговоры, предложив разделить мир напополам, пока глухо и угрожающе молчала. То ли тем людям не нужна была половина мира из его рук и они считали, что сами возьмут больше, то ли бедолага Рейнхард так и не сумел добраться до их начальства, попав в руки большевикам, или сгинул бесследно при попытке перехода фронта. Гитлер предпочитал верить во второй вариант, первый же был хуже всего, ибо лишал всяческой надежды, особенно в свете того, что вместо ответа русские из будущего предприняли новое наступление, целью которого были разгром и уничтожение группы армий «Центр». На момент прорыва под Гомелем в состав ГА «Центр» входило девяносто процентов всех боеготовых танков и больше половины пехоты и артиллерии. Гибель такого количества войск станет для вермахта настоящей катастрофой с невосполнимыми до конца войны потерями. Мобилизационный потенциал Германии исчерпан, почти каждый боеспособный мужчина и без того уже находится в строю, так что пополнить армию можно было бы только за счет рабочих и высококвалифицированных специалистов военных производств.
Но прибегать к таким методам стоит только в том случае, если враг стоит у ворот Берлина, но не сейчас, когда обстановка еще не так плоха, как кажется.
К тому же фельдмаршал фон Браухич и его начальник штаба генерал Гальдер уверяют, что есть реальный шанс прорвать блокаду вокруг окруженной Смоленской группировки, сохранив исходные позиции для дальнейшего наступления на Москву. Для достижения такого результата, во-первых, потребуется вывести из уже оформившегося Рославльского мешка 4-ю армию генерала Хайнрици, сменившего бесследно сгинувшего генерала-фельдмаршала фон Клюге. Во-вторых – присоединить к ней уцелевшие 46-й и 47-й мотокорпуса второй танковой группы, а также оставшийся боеспособным 56-й мотокорпус из состава 4-й панцергруппы. В-третьих – сосредоточив усиленную армию на рубежах восточнее Витебска и Орши, бросить ее на прорыв кольца окружения по кратчайшему расстоянию.
Все бы ничего, но Гитлер пока колебался. На карте это выглядело красиво, но как все будет происходить в реальности? На настоящий момент 4-я армия вместе с мотокорпусами насчитывает в своем составе более двухсот тысяч солдат и офицеров, (вдвое больше, чем уже сгинувшая под Гомелем 2-я армия генерала фон Вейхса) и отступать ей придется по единственной узкой дороге на Смоленск. Разве же авиация «марсиан», один раз уже устроившая в аналогичной ситуации кровавую бойню 3-й панцергруппе генерала Гота, будет сидеть сложа руки, а не попытается сделать так, чтобы как можно больше немецких солдат погибло под ударами русских бомбардировщиков и штурмовиков?
А большевистские армии их Западного фронта, пополненные и окрепшие после недавних сражений, не говоря уже и о самих «марсианах», часть из которых сосредоточена в районе Кричева? Разве они не попытаются смять германские арьергарды и превратить организованное отступление в беспорядочное бегство? К тому же переброска своим ходом таких масс пехоты потребует не меньше десяти суток, а готовой к прорыву группировку можно будет считать только через две недели. Но никто, кроме ужасных непостижимых «марсиан» и союзного им большевистского командования, не знает, что будет твориться в районе Витебск-Орша к двадцатому сентября и какие силы соберет к тому моменту в том районе большевистское командование.
И вообще, успешный таранный удар по большевистским армиям моторизованными корпусами возможет только при отсутствии в том районе механизированных соединений «марсиан». Иначе прорвавшиеся через линию большевистских окопов германские панцеры встретят подвижные группы «марсиан» – и на этом успешный прорыв закончится. Если, конечно, «марсиане» дадут возможность моторизованным корпусам прорвать фронт большевистских армий, а не выдвинут на угрожаемые направления заблаговременно сформированные заслоны, состоящие из мотопехоты и истребителей панцеров. Именно так, штурмуя линию полевой обороны по неприметной вроде бы речушке, и сгорел почти дотла 41-й мотокорпус генерала Рейнгарта, пытавшийся нанести удар под основание Гомельского прорыва «марсиан». В настоящий момент дезорганизованные остатки 41-го мотокорпуса спешно отступают на север по направлению к Чаусам, по пятам преследуемые мобильными отрядами большевистской кавалерии, и путь этого отступления усеян могилами немецких солдат. И ведь, по докладам разведки, «марсиан» в той группировке было совсем немного – батальон или два, а остальные силы составляла большевистская кавалерия и их же легкие панцеры, с которыми раньше германская армия справлялась без особого труда. А вот теперь не справилась и с позором была вынуждена отступить.
И вообще, как возможно воевать с противником, который опережает тебя на семьдесят семь лет и в силу этого обладает превосходящей техникой и вооружением, лучше развитой тактикой? А самое главное заключается в том, что русские из будущего знают, что один раз они уже разбили вдребезги ранее непобедимую германскую армию, и для них нет ничего сложного в том, чтобы разбивать ее снова и снова. Один или два их батальона, вмешавшиеся в сражение – и все замыслы германского командования летят к черту. Нет, он, Гитлер, пока не будет спешить отдавать приказ генералу Хайнрици сниматься с позиций и двигаться на север. Это преждевременно, потому что стоит войскам покинуть свои окопы – и вернуть их обратно уже не получится. До того, как принять такое роковое решение, он должен будет переговорить с генералом-фельдмаршалом Листом, назначенным командующим группой армий «Центр» вместо злосчастного фон Бока. Генерал-фельдмаршал, который только успел сдать дела командующего на Балканах, прибудет в Ставку поздно вечером, и сразу же у Гитлера с ним намечена встреча.
Быть может, вообще не стоит спешить спасать 4-ю и 9-ю армии, ведь при попытке прорыва из котла они утратят значительную часть живой силы, а также все свои запасы и тяжелое вооружение. Возможно, вместо вывода этих армий из окружения стоит отдать им приказ держаться до последнего солдата и, насколько это возможно, долго сковывать большевистско-марсианские орды на существующих рубежах. И в тоже время, пока идет Смоленское сражение и «марсиане» с большевиками будут заняты ликвидацией окруженной группировки, из частей, снятых с Запада, Балкан и Африки, фельдмаршал Лист должен будет сформировать новую группу армий «Центр», которая и перекроет большевикам и их союзникам путь в Европу.
В конце концов (Геббельс это умеет), можно хорошенько запугать население европейских стран ужасной «марсианской» угрозой, и на этом основании потребовать, чтобы разные там норвежцы, датчане, голландцы, бельгийцы и прочие французы с поляками на равных с немцами несли ношу обороны европейской цивилизации от диких азиатских варваров-большевиков и жутких потусторонних пришельцев. Пусть враг захлебнется в густых потоках самого низкопробного пушечного мяса, какое только есть в Европе, пусть растратит на борьбу с объединенной Европой свои невосполнимые резервы. Под это дело можно будет попробовать заключить перемирие или даже мир с Британской империей, все равно после поражения Советов и их союзников соблюдать этот договор станет совсем необязательно. Именно он, Гитлер, после войны будет решать, кто тут настоящий европеец, кто полукровка, а кто презренный во всех смыслах унтерменш с гнилой славянской или еврейской кровью.
Итак – решено. Армии Хайнрици и Штрауса, сдерживая большевистско-марсианский ужас, должны до последнего солдата сражаться на существующих рубежах. Генерал-фельдмаршал Лист в это время соберет новую группировку и возводит по рубежу реки Березины оборонительный рубеж. А Геббельс во всю свою луженую глотку примется агитировать население покоренной Европы, чтобы оно по доброму желанию дало вермахту как можно больше пушечного мяса, потому что в противном случае мы начнем брать рекрутов силой, начав с лагерей военнопленных, где находятся бывшие солдаты и офицеры польской, французской, голландской и бельгийской армий. В конце концов, к делу борьбы с марсианами и большевиками можно привлечь и некоторые антирусски настроенные народы, проживающие на оккупированной вермахтом территории. Западные украинцы, литовцы, латыши и эстонцы, наряду с поляками, могут и должны внести свой вклад в эту борьбу, но только после победы, оставив для онемечивания наиболее продвинутое меньшинство, всех остальных потребуется просто расстрелять, невзирая ни на какие заслуги – уж больно отвратительны ему, фюреру, эти неисправимо гадкие недоумки-унтерменши.
И самое главное, люди Риббентропа через нейтральные Швецию или Швейцарию должны немедленно приступить к дипломатическому зондажу британского премьера Уинстона Черчилля по поводу заключения мира или даже союза. Такой союз остро необходим Германии и Великобритании – единственным родственным странам на Европейском континенте, когда они лицом к лицу стоят перед новой грозной опасностью, затмевающей собой все былые ужасы прошлых веков, приходившие из покрытых пылью азиатских пустынь.
7 сентября 1941 года. 22:25. Могилевская область, Пропойск (Славгород)
командир 4-й роты 182-го мсп капитан Погорелое.
Отгремели два дня ожесточенных кровавых боев; багровое, будто напившееся крови, солнце закатилось за горизонт. Немцев тут больше нет – они умерли или бежали, а мы живы и победили – все, и российские и советские; сидим на броне своих боевых машин, нервно курим у кого что есть и смотрим в черное небо с яркими звездами. Ночная прохлада, благодать и лепота… Все бы хорошо, да только восточный ветерок доносит до нас запах гари и мертвечины. Отдельные представители белокурых бестий еще живы и стонут, взывая о помощи, но никто им ее не окажет. Завтра или через два-три дня сюда прибудет похоронная команда, которая и займется уборкой плодов нашей победы. Но к тому времени они будут смердеть так, что дышать будет невозможно. Календарное лето кончилось, но дни в начале сентября стоят еще жаркие, так что разбросанное на том берегу речки бесхозное пушечное мясо уже к исходу второго дня подтухло и стало ощутимо вонять. С одной стороны, труп врага всегда хорошо пахнет, а с другой стороны, когда таких трупов слишком много и к ним добавляется вонь и чад сгоревшей бронетехники, это получается как-то перебор. Но давайте обо всем по порядку.
Вчера после полудня, когда мы только закончили оборудование и маскировку позиций и уже собрались было по этому поводу перекурить, на дороге со стороны Кричева показалась передовой разведывательный дозор противника – три «двойки» и десяток больших бронетранспортеров (5с1К^г 251), за четырьмя из которых катились маленькие пушечки. Эти конкретные Гансы из усиленного дивизионного разведбата даже, наверное, и не собирались с нами воевать, намереваясь только прощупать наш передний край и доложить начальству, но наши лихие парни подобных шуток с прощупыванием не понимают в корне. Советские танкисты, впрочем, тоже. И чтобы сделать немцам сюрприз, в завязке боя нас попросили не беспокоиться. Пусть думают, что здесь только советские танкисты на легких танках, с которыми немцы раньше справлялись с необычайной легкостью. Тем более что дистанция для открытия огня по бронетехнике пушечным Т-26 была нарезана такая же, как нам – то есть по тысяче метров.
Но палить сразу в белый свет как в копеечку советские танкисты не стали, а использовали естественные особенности местности. Дело в том, что непосредственно перед самым мостом речка Проня, вдоль которой проходил наш оборонительный рубеж, изгибается и примерно с километр течет параллельно дороге на расстоянии от двухсот до четырехсот метров – то есть занявшие оборону в танковых окопах и тщательно замаскированные советские танки имели возможность поражать противника точно в борт. Условия простейшие. Заряжай, целься и стреляй, остальное бронебойный снаряд танковой пушки 20-К сделает сам. Для бронетранспортеров, чтобы влепить в мотор, упреждение в полкорпуса, для «двойки» – целиться по переднему срезу корпуса.
Будь тут в прицеле даже средние «тройки» и «четверки», им бы тоже не поздоровилось, потому что бронебойный снаряд 45-мм танковой пушки с пятисот метров пробивает броню в 40-мм, а у «троек» и «четверок» на бортах она всего 30-мм. Используй советские генералы эти устаревшие танки вот так, из засад с использованием заранее подготовленных и замаскированных позиций, а не в лобовых атаках как это было в реальности – и начало войны сложилось бы совсем по-иному. И Гудериан, и Гот вместе со своими танковыми группами «умерли» бы еще до Минска, так как у них закончились бы исправные и боеготовые танки. Но как бы то ни было – лучше поздно, чем никогда. К тому же пережившие это сражение советские танкисты значительно повысят свое личное мастерство, перейдя на следующий уровень, из «новичков» в «регуляры».
Едва головная двойка подошла к приметному камню у дороги, который был отмечен как рубеж открытия огня, как тут же, хлестко, почти залпом, ударили два десятка танковых орудий. Головная двойка со скрежетом остановилась; из моторного отсека, пробитого сразу двумя снарядами, показались струйки дыма, а башня стала разворачиваться в сторону засады. Вторая «двойка», получившая один снаряд под башню, а второй в мотор, почти уткнулась в корму первой машине. Дальше бронетранспортеры встали «гармошкой», три из них загорелись, еще два просто встали ни туда ни сюда, а остальные начали попытку развернуться, чтобы покинуть столь негостеприимное место, объехав по пути вертящуюся юлой замыкающую двойку. Нет, она не сошла с ума, просто бронебойный снаряд разбил у нее ведущую звездочку и сорвал левую гусеницу. При этом немецкая пехота активно покидала бронетранспортеры, которые после попадания в танковую засаду превратились в железные гробы. И тут же по сигающим через борта зольдатенам из окопчиков на нашей стороне реки стали стрелять пулеметы ПК и винтовки пехотного прикрытия (рота 108-го мотострелкового полка), укладывая их, сердешных, на землю одного за другим. Но и это было еще не все. Бой только начинался.
Спустя пять секунд первого залпа снова ударили танковые пушки, только на этот раз немного вразнобой (у кого как получилось перезарядить), потом еще раз и еще. Головная «двойка», так и не сумев довернуть башню, вдруг вспыхнула яростным ярко-желтым чадным бензиновым пламенем. Загорелся и замыкающий танк, при этом, впрочем, не прекращая вертеться на месте. Наверное, механик-водитель был убит после первого же попадания, и просто некому было заглушить двигатель, чтобы экипаж смог покинуть машину. Бронетранспортеры при этом тоже горели уже все, и покинувшая их немецкая пехота (меньше половины первоначального состава), залегла по кюветам, лениво перестреливаясь с нашими бойца ми-пехотинца ми. Деваться им было некуда, ибо ради спасения пришлось бы пробежать или проползти примерно километр под перекрестным пулеметным огнем с трех сторон.
Последний из бронетранспортеров зигзагом пытался удалиться восвояси, но был подбит, не сумев проехать и пятисот метров. Вроде бы из него выбрался человек, который успел нырнуть в кювет, а может, никто и не выбрался; и тем, кто это видел, все показалось. Тех же немецких пехотинцев, которые попрятались по кюветам на месте расстрела колонны, перестреляли минут за десять. Кювет не окоп – голову спрятал, а зад торчит двумя холмами. И хоть попадания в него далеко не смертельны, но боеспособности лишают гарантировано, как и присутствия духа. Немецким пехотинцам не помогли даже несколько прихваченных с собой из бронетранспортеров пулеметов МГ-34, ибо у танкистов, помимо бронебойных, в боекомплекте имелись и осколочные снаряды. Не первым выстрелом, так вторым наводчик танкового орудия этого пулеметчика обязательно доставал.