Так, мне уже давно пора быть дома. Мама ждет… Я заставляю ее волноваться. Что если она выйдет сейчас на крыльцо и заметит машину? Давно бы уже могла выйти… Может, задремала? Хорошо бы было, если б она сейчас вышла… потому что я просто не в силах расстаться сейчас с этим Василием… А в то же время мне стыдно будет перед мамой, когда она поймет, что я сидела с молодым человеком в машине вместо того, чтобы спешить домой…
На этом мои мучительные размышления были прерваны. Скрипнула дверь – и мама появилась на крыльце. Томное оцепенение моментально слетело с меня.
– Спасибо, Василий, я пойду… И так задержала вас… – Я зашуршала пакетами, продвигаясь к дверце.
– Ну что вы, Варвара, мне было очень приятно пообщаться с вами… – В голосе Васи слышались бархатные нотки; он говорил искренне и с некоторым сожалением, что наша беседа окончена и нам пора расставаться.
– Всего вам доброго, Василий. Спокойной ночи… – Я стала открывать дверцу. Зашуршали пакеты, напоминая о приятном. Как там сказал Василий: «Свобода хороша, когда она не противоречит необходимости и не развращает человека, превращая его в животное». Думаю, что этот экзамен я сдала на отлично и не совершила ничего невместного образованной девушке и дворянке.
Мама, разумеется, уже заметила машину и теперь с ожиданием смотрела в нашу сторону.
– Эээ… Варвара… – произнес Василий каким-то нерешительным тоном, очевидно смущаясь, – простите, но я хотел бы спросить, когда мы с вами можем увидеться
Я еле справилась со своим сердцем, которое от радости чуть было не выскочило из груди. Сказать честно, первый раз в жизни я испытывала такое волнение.
– Ну… давайте завтра… вечером, – ответила я, уже открыв дверцу и ставя ногу на землю, стараясь при этом не обращать внимания на голос, который подсказывал совсем другое: «Скажи, что не знаешь… что очень занята… что еще подумаешь…»
– Хорошо! – голос Василия звенел радостью. – В семь часов вас устроит?
– Да, – тихо сказало я, наклоняясь к машине, так как уже вылезла из нее: не хотелось, чтобы мама услышала наши переговоры.
– Договорились! До встречи! Спокойной ночи, Варвара! – сказал Василий и, после того, как я захлопнула дверцу, завел мотор и тихо, чтобы не будить соседей, поехал по направлению к штабу.
Всходя на крыльцо, я очень надеялась, что мама не увидит моего замешательства и горящих щек. Что ж, если она что-то и заметила, то виду не подала. Конечно же, она предполагала, что я вернусь поздно, и что меня доставят прямо до дома, но все равно не могла не волноваться.
Зайдя домой, я вдруг почувствовала смертельную усталость. На кухне кипел самовар, но мне уже ничего не хотелось, и разговаривать тоже.
– Мам, можно я прилягу? – умоляющим тоном произнесла я, приобняв маму. – Поговорим с тобой завтра, ладно?
– Конечно-конечно, Варенька! – воскликнула она и стала принимать пакеты из моих рук. В каждый она с любопытством и некоторым опасением заглядывала. Я объяснила ей, что нужно отнести в погреб, а что просто сложить в шкафчик на кухне. После этого я прошла в спальню и, раздевшись, рухнула в свою постель, после чего меня сморил крепкий сон, полный приятных волнующих сновидений, которые, впрочем, наутро я уже не помнила…
8 сентября 1941 года. 10:15. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».
Назначенный командующий ГА «Центр» Генерал-фельдмаршал Вильгельм Лист
Хмурый немногословный баварец генерал фельдмаршал Вильгельм Лист прибыл в Ставку фюрера с опозданием на половину суток. И причина тому была уважительна, хоть и банальна. Самолет нового командующего группы армий «Центр» из-за грозы был вынужден приземлиться в Праге, где генерал-фельдмаршал переждал сначала спешащий на восток циклон, предвестник осенних проливных дождей, а потом, на мягких перинах пражской гостиницы, еще и ночь… как будто в мире нет сейчас других дел. Кстати, этот циклон послужил первым предупреждением, что благоприятное для войны на восточном фронте время заканчивается и скоро самой обычной погодой на огромной территории России станут проливные дожди и липкая противная грязь по колено, в которой будут вязнуть люди, кони, машины и даже
Кроме того, пока генерал-фельдмаршал Лист прохлаждался в Праге, с Востока пришла очередная порция ужасных известий. «Марсиане» на Восточном фронте веселятся, как подвыпившие матросы после долгого рейса в Гамбургском квартале красных фонарей. Сообщение о разгроме и беспорядочном отступлении к Чаусам 41-го мотокорпуса генерал Рейнгарта, в загривок которому вцепились поддержанные «марсианами» большевистские кавалерийские дивизии, было только первой, но очень крикливой ласточкой в этой стае. В донесении командующего корпусом, которое он успел отправить до того как пропала связь, говорилось, что сначала все выглядело так, будто это чисто большевистское соединение, только применяющее необычную для себя и при этом крайне успешную тактику. При этом наличие в сводной большевистской кампфгруппе подразделений «марсиан» выяснилось только в критический момент боя, когда 41-й мотокорпус нанес по врагу удар в полную силу.
Это именно «марсиане», длительное время не выдававшие своего присутствия, нанесли атакующим ужасающие потери после полутора суток ожесточенных боев и вынудили их отступить в полном беспорядке, бросив остатки тяжелого вооружения, ибо в тягачах и танках закончилось топливо. Данная история говорила о том, что «марсиане» в своей деятельности прошли фазы «война вместо большевиков», «война вместе с большевиками» и теперь перешли к натаскиванию наиболее успешных большевистских соединений на использование новой тактики. Пока непонятно, зачем они это делают. Если потому, что собираются покинуть этот мир – это одно. А вот если их командование хочет расширить масштаб операций, не увеличивая присутствия своих войск – это совсем другой, то есть самый неприятный вариант.
Второй неприятной новостью был прорыв к Бобруйску от Жлобина и Рогачева смешанной марсианско-большевистской группировки. На рассвете залпы сотен тяжелых орудий взломали* с таким трудом стабилизированный фронт, и в проделанную дыру двумя сходящимися потоками хлынули панцеры и боевые машины «марсиан», а за ними потянулась большевистская кавалерия. Меньше чем через два часа их передовые части ворвались в Бобруйск, где находился находящийся в процессе выгрузки из эшелонов 3-й моторизованный корпус генерала от кавалерии Эберхарда фон Макензена. В предыдущие несколько суток это соединение понесло большие потери от действий большевистской и «марсианской» авиации, которая с исступлением бомбила железнодорожный узел Бобруйска, являвшийся местом его выгрузки.
Примечание авторов: * на прорыв обороны работал 1-й мобильный корпус артиллерии РВГК: 24 шт. 204-мм гаубиц Б-4 (тягачи – тракторы К-700), 288 шт. 152-мм гаубиц МЛ-20 (тягачи – бортовые а/м «Урал») и 144 шт. 122-мм пушек-гаубиц А-19 (тягачи – бортовые а/м «Урал»).
Мобильным этот арткорпус РВГК назван потому, что способен перемещаться по танковым магистралям со скоростью подвижных соединений, действия которых он должен поддерживать.
На улицах города внезапно появились тяжелые панцеры «марсиан», а за ними тучей следовала их прекрасно вооруженная и экипированная пехота. К этому моменту выгрузку завершила только 60-я моторизованная дивизия, которую в результате ожесточенных боев полностью разбита и вытеснена из города. При этом панцеры 12-й и 13-й панцердивизий, а также артиллерийские орудия так и остались стоять на железнодорожных платформах, не сумев сделать по врагу ни единого выстрела, а их экипажи частью погибли, частью отступили вместе с пехотой – уж ей-то для выгрузки не требовалось ничего, кроме команды их непосредственного командира.
Сопротивление ворвавшимся в город «марсианам» возглавил сам командующий 3-м мотокорпусом генерал от кавалерии Эберхард фон Макензен, и он же одним из первых погиб в бою, потому что штурмовая пехота «марсиан» щадит только местное население, а ко всем остальным она не знает жалости. Погибли в сражении и командиры 13-й и 14-й танковых дивизий генерал-майоры Вальтер Дюверт и Фридрих Кюн. Остатки разгромленных частей (в основном пехоту без тяжелого вооружения) отошедших под натиском «марсиан» к западу от Бобруйска возглавил командир 60-й моторизованной дивизии генерал-лейтенант Фридрих-Георг Эберхардт.
В целом ситуация была отвратительна не только тем, что «марсиане» в очередной раз в своей излюбленной манере нанесли кинжальный жалящий удар по ничего не ожидающим германским войскам. Хуже было то, что после разгрома штаба группы армий «Центр» и пленения генерал-фельдмаршала Федора фон Бока, к западу от Днепра и вовсе пропало хоть какое-то централизованное управление немецкими войсками. Командующие 9-й и 4-й армиями Адольф Штраус и Готхард Хайнрици держат своих подчиненных в кулаке, и их действиями можно управлять хоть напрямую, прямо отсюда, из Вольфшанце. Зато по ту сторону кольца окружения, куда сейчас прибывают соскобленные отовсюду резервы, каждый командир дивизии или даже полка, россыпью прибывшего на пополнение группы армий «Центр», не знает ни обстановки, ни назначенных ему позиций и ближайших задач. Но полк – это еще очень оптимистично; иногда это сборные группы, состоящие из отдельных рот и даже взводов, и на то, чтобы наладить между ними взаимодействие, уйдет еще немало времени. В результате каждый такой командир ведет с большевиками и пособничающими им «марсианами» свою личную войну, не имея никакого плана и не согласовывая свои действия с соседями.
Примерно то же творилось у большевиков два месяца назад, когда панцергруппы Гота и Гудериана вспороли фронт и рванулись на восток, оставляя позади себя огромные массы еще вооруженных, но уже деморализованных и никем не управляемых людей. Немецкая армия брала тогда пленных миллионами, и все, что эти люди тогда смогли сделать, это доставить немецким генералам некоторое беспокойство, не более того. Гитлер подумал, что если бы он сейчас отдал бы приказ войскам 9-й и 4-й армий на выход из окружения, это бы только увеличило силу бушующего хаоса.
Ведь никто и ничто не помешает супермобильным «марсианам» перегруппироваться и нанести еще несколько рассекающих ударов, после чего окончательно сожрать те войска, которые после выхода из первого окружения почувствуют себя вырвавшимися из смертельной ловушки.
Именно поэтому прибывшего с опозданием генерала-фельдмаршала Листа Гитлер принял как ангела-спасителя всей Германии.
– Мой добрый Вильгельм, – воскликнул он, едва тот пересек порог его кабинета, – как я рад вас видеть! Надеюсь, что вы находитесь в добром здравии и хорошем настроении, потому что ожидающая вас задача имеет просто историческую важность и титанический масштаб…
С этими словами Гитлер указал на настенную карту с изображением Восточного фронта. На ней было нанесено положение противоборствующих войск на сегодняшнее утро, как его понимали в Ставке Гитлера. Но даже это (весьма оптимистическое для немецкой стороны) понимание заставило фельдмаршала длинно и нецензурно выругаться, из-за чего девушки-секретарши Гитлера сначала растеряно пискнули, потом густо покраснели. Ну что поделаешь со старым солдатом, не знающим слов любви, да еще и баварцем по происхождению, а следовательно, заведомо грубияном. Сам же хозяин кабинета не обратил на ругань фельдмаршала никакого внимания. Если бы ему позволяло положение, он выразился и покрепче.
– Мой добрый Вильгельм, – сказал Гитлер, глядя на ничего не понимающего фельдмаршала, – я понимаю твое потрясение, но давай перейдем к делу. Обстановка на фронте группы армий «Центр» в последнее время чрезвычайно осложнилась, и ты мне нужен для того, чтобы постараться хотя бы частично исправить ситуацию.
Тут надо понимать, что о «марсианах» знали только те, кто непосредственно имел с ними дело (как правило, те солдаты, офицеры и генералы, которые воевали на восточном фронте). Всех остальных нацистская пропаганда держала в полном неведении, и ведь кампания Геббельса по запугиванию народов Европы ужасной марсианской угрозой на самом деле еще не началась. А уж в группе войск на Балканах (это вообще медвежий угол, где живут одни славяне) пока даже и не слышали о тех событиях, которые последние три недели происходили на Восточном фронте. Поэтому Гитлеру пришлось кратко, не вдаваясь в ужасные подробности, ввести своего генерала-фельдмаршала в курс дела. Ведь если тот будет не осведомлен, «марсиане» получат над ним лишнее преимущество.
– Так значит, – спросил в конце этого рассказа генерал-фельдмаршал Лист, – насколько я понимаю, против нас выступает прекрасно вооруженная превосходящим оружием будущего чудовищная помесь древних спартанцев, великих героев Валгаллы и самих господних ангелов, ибо недопустимо смертному человеку быть таким совершенным. Но при этом мы против них не в состоянии выставить ничего, кроме войска, которое пришлось по мелочи выскребать либо с других участков фронта, либо из тыловых гарнизонов? Канцлер Бисмарк, если я не ошибаюсь, называл это настриганием шерсти со своих собственных яиц.
– Да, мой добрый Вильгельм, – подтвердил Гитлер, – единственный подвижный резерв, который я смогу тебе дать, это 29-й мотокорпус – его первые эшелоны только начали прибывать в Минск. Используй его с умом. Все остальное будет либо маршевыми пополнениями, либо большим количеством мелких подразделений, которых еще потребуется хоть как-то организовать. Я же тебе не большевистский вождь Сталин, который одним движением пальца способен мобилизовать и двигать к фронту целые армии. Там, у русских, миллион туда, миллион сюда – это мелкие расчетные единицы, и тратят солдат их генералы не глядя и без счета. У Германии просто нет такой возможности, потому что у нее и так уже на счету каждый солдат, а враги свирепы и неумолимы. Но могу тебе обещать, что в связи с важностью задачи ты будешь получать такие пополнения в первую очередь. Что хочешь делай, а перекрой «марсианам» путь к Фатерлянду. Иначе мы тут погибнем все до единого.
– Хорошо, мой фюрер, – кивнул генерал-фельдмаршал Лист, – я возьмусь за это дело. Да только распорядитесь, чтобы мне предоставили всю информацию, какая имеется по поводу этих «марсиан», даже самую сумасшедшую. В конце концов, должен же я знать, с чем сражаюсь…
8 сентября 1941 года. 19:35. Брянская область, райцентр Сураж.
Учительница немецкого языка, переводчик и дворянка Варвара Ивановна Истрицкая.
Утром у меня не было и минутки, чтобы пообщаться с мамой – я чуть не проспала на работу. Так что разговор мы отложили на вечер. Весь день меня беспокоило осознание необходимости сказать маме о том, что вечером у меня намечено свидание… Как бы она не обиделась, что у я уделила ей мало времени…
На работе мне с Василием встретиться не довелось – видимо, его не было в этот день в штабе. Я с трудом скрывала одолевавшее меня волнение и приподнятость, надеясь, что коллеги ничего не замечают. Еле дождалась, когда закончится рабочий день…
Когда я вернулась домой, там меня уже ждал горячий самовар и нарезанный кусочками торт, купленный мной в торговом центре будущего. В вазу было насыпано ассорти из конфет того же происхождения. Мама сказала, что она даже не пробовала ничего – ждала меня. Ну и, конечно же, она испекла мой любимый пирог с малиной…
Мы приступили к чаепитию. Торт оказался божественно вкусным (вот уж не знаю, почему Марина критикует выпечку будущего, толкуя про какие-то пищевые добавки; впрочем, возможно, что я их просто не ощущаю). А конфеты… как конфеты, не особо впечатлили.
Я стала рассказывать маме о своей экскурсии в будущее. При этом я заметила, что она смотрит на меня с некоторым недоверием. Наверное, ей казалось, что я приукрашиваю. Да и сама я сейчас вспоминала свое приключение (а иначе и не назовешь) словно удивительный сон. Все, что я увидела ТАМ, было так невероятно! Наверняка каждому человеку свойственно хоть как-то представлять себе будущее. Но теперь, увидев это будущее воочию, я пришла к выводу, что ВОТ ТАКИМ его, пожалуй, не видит никто из моих современников.
Сама я до этого не особо задумывалась о том, как все будет лет через семьдесят-восемьдесят – никогда не обладала буйной фантазией. Но, будучи по натуре оптимисткой, я тем не менее предполагала, что люди там такие же, как и мы, только более улыбчивые и приветливые, красиво одетые, у них одухотворенные лица. Будущее виделось мне спокойным, в нем отсутствовали кровопролитные войны и потрясения. И человек в нем являлся существом с высоким интеллектом, который на протяжении жизни всячески совершенствовал свою личность, делая упор на духовность. Мне представлялось, что там, в грядущем столетии, преимущественно царит атмосфера философского созерцания, жизнь течет неторопливо и размеренно…