– Поехали!.. Ну, поехали же!
Я буркнул:
– А если не успеем добраться до темноты?..
– Заночуем в автомобиле, – решительно сказала она. – Дорогой, я постараюсь скрасить тебе сон… если ты, конечно, сумеешь заснуть, свинья!
– Ну да, ну да, – ответил я саркастически. – Во время ночевки дашь мне возможность удовлетворить все мои сексуальные фантазии.
Она просияла:
– Вот именно, дорогой! Наконец-то я тебя расколола!
– До самой задницы, – согласился. – Твое кодовое имя не Черная Вдова?
Она удивилась:
– У нас нет кодовых имен!
– Тогда ник?.. Псевдик?.. Партийная кличка?.. Или просто принадлежишь к виду безымянных черных вдов?
Она насторожилась:
– А что это хоть такое?
Я раскрыл рот, чтобы ответить, но наткнулся на ее честнейший взгляд, махнул рукой:
– Ладно, забудь. Просто черные вдовы тоже дают возможность удовлетворить все сексуальные фантазии… Сперва. Поначалу. Ладно, поехали. Но если где-то застрянем в дороге, то…
– Дорогой, ты не пожалеешь!
– Верю, – ответил я. – Если из ночных кустов выпрыгнет чудище, я отдам ему тебя. Это будет справедливо, не так ли? И вполне в духе современных веяний типа: спасайся, кто как и за сколько может.
Мы мчались с некоторой осторожностью, но копов вроде бы здесь на дорогах не расставлено, джентльменам верят на слово, ну тут мне и пошла карта, я сперва выжал сто пятьдесят, потом сто семьдесят, а когда обнаружил, что машина способна дать двести, то стал ломать голову, будучи славянином, как на этой заморской заразе хрякнуть хотя бы двести двадцать.
Бензина пока хватало, но я не знал, как далеко следующая бензоколонка, решил подстраховаться, заметив впереди знакомый знак, однако увидел также, как скудное солнце блестит на металлически округлых, как муравьиные панцири, бачках мощных мотоциклов, их не меньше дюжины. Могучего сложения байкеры пьют пиво и курят возле таблички «Курить строго запрещено, бензин!». С ними три девицы, жилетки наброшены на голое тело, короткие кожаные шортики едва прикрывают ягодицы, хорошенькие мордочки наглые и гордые, ведь у них двенадцать парней, по четыре на каждую, в то время как иные красотки не могут похвастаться даже одним.
Я добавил газу, пронесся мимо. Байкеры засвистели, девицы насмешливо заулюлюкали, одна очень ловко швырнула в машину банан, доказывая свою древнейшую родословную. Я угрюмо смолчал, мы, мужчины, произошли от медведей, нам не пристало, не пристало…
Торкесса разъяренно цокотала, как белка, вертелась, возмущалась. Я гнал молча. С одной стороны вскоре начала мелькать высокая каменная стена, с другой потянулся бесконечный обрыв. Дорога над самым краем, но, к счастью, засыпающих водителей от падения в бездну оберегает высокий, мне до пояса, гранитный забор, армированный металлическими штырями в мою руку толщиной.
Торкесса озабоченно указала на дорогу, что вилась далеко внизу. Отсюда она кажется совсем крохотной.
– Дорогой, разве не там главная дорога?
– Почему так решила?
– Там едет танк…
– Это в России главная дорога та, – пояснил я, – по которой прет танк. А мы сейчас в немножко отсталом обществе… Мы, умные, делаем машины под наши дороги, а здесь, дураки, делают дороги под свои машины. Видишь, как едем? Не качнет, заснуть можно.
– А я слышала, – проворковала она, – что в России три беды – дороги, дураки и дураки, показывающие дорогу…
– Глупость, – возразил я. – В России только две беды – дураки и дороги. В Америке одна. А дороги у них хорошие.
– А у вас?
– У нас тоже становятся все лучше и лучше, – отрезал я. – Танки уже не застревают!
Скала постепенно понижалась, пока не сменилась ровным английским лугом с зеленой, почти синтетической травкой. Я крутнул руль, машина удивилась, но послушно съехала с асфальта и покатила по траве.
Торкесса спросила встревоженно:
– Дорогой, что-то случилось?
– Срежем угол, – объяснил я с оптимизмом. – Мы же люди, а не роботы. Или какие-нибудь там отсталые с Бетельгейзе!
– Сколько раз тебе говорить, что я не с Бетельгейзе?
– А я разве тебя имел в виду? Я про отсталых.
Она помолчала, дулась, буркнула нехотя:
– Но здесь нет дороги!
– Есть, – сказал я и объяснил для доступности: – Я уже говорил, дорогой русский человек называет то место, где собирается проехать. Так что под нами самая что ни есть дорога.
Она ахнула, впереди показался цветник. Я пустил напрямик, машина сильно накренилась, но я удержал. Впереди быстро приближается широкая асфальтовая лента, грязь и ошметки цветов летят нам на крышу. Машина на большой скорости съехала на дорогу, я успел повернуть руль, чтобы не врезалась в ограждение, и мы понеслись, как добропорядочные жители Запада, разве что в забрызганной соком раздавленных цветов машине.
– Вот видишь, – сказал я бодро, – полчаса сэкономили!
Она сверилась с картой, воскликнула:
– Больше! Почти час!
Я победно улыбнулся. Некоторое время мы неслись, слыша только свист встречного ветра, потом я ругнулся, бешено крутанул руль, машину занесло на большой скорости, но я успел свернуть на боковую дорожку. Торкесса вскрикнула шокированно:
– У тебя что, руки трясутся?.. Нам же прямо!
– Ага, – ответил я нервно, – погляди, что там впереди!
Она посмотрела, безукоризненно ровное, как стрела, и широкое шоссе уходит вдаль, исчезает за горизонтом. Ни ямы, ни выбоины, это осталось на пермских дорогах советской эпохи, а здесь все под линейку.
– И что?
Я молча указал на едва заметное отсюда высокое здание. Оно красиво и гордо высится на холме, слегка окруженное лесом. Красивое, гордое и несколько таинственное, но не отпугивающе-таинственное, а как бы зазывающее. Ну как росянка зазывает мух и комариков сладким запахом.
– Видишь?
– Ну и что?
– Есть закон, – ответил я, – проверенный на горьком опыте бесчисленных… словом, жертв. Следует избегать одиноких зданий, стоящих вот так у дороги. Особенно заброшенных или выглядящих заброшенными. Тем более в штате Мэн или Виргиния.
– А разве есть такие штаты?
– Но замки есть, – ответил я. – Старинные рыцарские замки, хотя не понимаю, откуда они в Америке. Ах да, мы же в Англии… Но все равно, раз Англия – это пудель, привязанный к юсовскому бронетранспортеру, то и в Англии та же зараза.
Дорога вроде бы все та же, ровная, однако теперь немилосердно подбрасывает, хотя я вдвое снизил скорость. Пришлось сбавить еще, иначе потеряю управление, а это лязг, хруст, звон битого стекла, очнуться же придется все-таки в этом заброшенном замке. Неважно, с какой скоростью врежусь в бетонную стену, хоть на велосипеде, хоть на реактивном самолете, все равно очнемся в замке штата Мэн. Или Виргинии.
– Но почему?
– Ну потому, – сказал я. – Не знаю, закон такой. Закон природы. Наверное.
Она с сожалением посмотрела в боковое окно, где исчезало прекрасное скоростное шоссе.
– Мы же могли не останавливаться… Бензин у нас есть, ехали бы мимо, только и всего.
– Ну да, – ответил я нервно. – А если колесо спустит?
– У тебя домкрат в багажнике, – уличила она. – Или пользоваться не умеешь, прынц?
– Не колесо, так карбюратор засорится, – огрызнулся я. – Или тебе вдруг захочется пописать не в кустах, а обязательно в доме! А то позвонить вдруг позарез, будто мобильник не… конечно же, в нем батарейки сядут. Или еще какая хрень, но тебе обязательно восхочется…
Она обиделась:
– Почему именно мне? А ты?
– Мне – нет, – отрезал я. – Мне хватило этих замков, подземелий, склепов… До сих пор мурашки бегают. По мне, не по замку. Правда, по замку тоже бегали. Не самые крупные, правда, а так, когда с кошку, когда со слона… Сколько я этих замков очистил, не счесть!.. Особенно мерзкие подземелья, жуть… Набегаешься, пока полную зачистку проведешь, а потом ходишь ищешь рычаг, который бы открыл двери…
Она слушала сперва с удивлением, потом с интересом, наконец с благоговейным ужасом. Я рассказывал скупо, главное внимание на том, чтобы удержать руль, подбрасывает немилосердно. Это хуже пермских дорог, это прямо кунгурские какие-то, потому лишь упомянул, что в подземельях водятся не только скелеты, как принято считать, но и всякая нечисть, начиная от обычных зомби, каких хоть пруд пруди везде и всюду, и кончая железными тварями, что едва помещаются в проходе. Ну, а всякие там летучие мыши с отравленными зубами, призраки, тролли, гоблины и баньши с ограми – это рутина, это знакомо… Только и оживляешься, когда что-то новое увидишь, вроде золотого человекоскорпиона, стреляющиго ядовитыми иглами из кончика хвоста, или красного дяди с бензопилой. Нет, с бензопилой – это прошлый век, сейчас чаще с самурайскими мечами.
– И с каким оружием ты проходил эти ужасные катакомбы?
Я грустно усмехнулся:
– Предпочел бы с BFG, да еще в режиме IKFA, я ж не корчу из себя героя. Но чаще, увы, ножиком… что делать, патроны кончаются быстро! У меня ж обычный пистолет, не ваш марсианский на сотню патронов!
Она сказала виновато:
– Не обижайся. Теперь я понимаю, почему они все так хотят тебя заполучить. У нас в подобное подземелье посылают отряд элитных бойцов. А потом еще и еще.
ГЛАВА 8
Я скупо усмехнулся. И скромно умолчал, что у нас все точно так же, я, когда иду по этим подземельям, всегда встречаю их скелеты, черепа. В лучшем случае застаю одного умирающего, что успевает предупредить о монстрах впереди, как будто я ожидаю отряд пионеров с букетами цветов.
– Откуда у вас гоблины? – спросила она недоверчиво. – Насколько я знаю, они нехарактерны для этой эпохи…
– Неудачные эксперименты, – отмахнулся я. – Когда по дури, когда по небрежности, еще чаще – нарочно. Это ж такое удовольствие – плюнуть в суп соседа! Только одни стекла в телефонных будках бьют да подъезды матерными словами расписывают, а другие генетикой балуются, атомные бомбы придумывают.
Она поежилась:
– Ну и баловства у вас!
– С нами не соскучишься, – пообещал я.
Чуть притормозил, впереди крутой поворот. Чутье подсказало притормозить еще, что-то уж больно гладко едем, и, едва вышел на поворот, ударил по тормозам. Машину занесло, боком стукнулся о дорожное ограждение. Дорогу впереди перегородило упавшее дерево. Ветви еще колыхаются, будто рухнуло с полминуты назад, от силы – час. Я поспешно переключил и тут же подал машину задом.
Торкесса вскрикнула:
– Ты чего?
– Дерево, – пояснил я очень серьезно. – По-моему, сосна. Раз иголки, значит – сосна.
– Нет, почему… Не поняла! Мы что, не можем вдвоем отодвинуть?
Я сказал саркастически:
– Ага, они только того и ждут, что выйдем и встанем в интересную позу.
Колеса вертелись с визгом, я гнал взад на предельной скорости, а там на безопасном расстоянии быстро развернулся. Торкесса охнула, увидев, как из-за веток высунулись головы.
– Это кто?
– Бобры, – объяснил я. – С бензопилами.
Она встревоженно щебетала, я послал машину обратно, высматривая другую проселочную дорогу. Вообще-то уже могли бы обстрелять машину, а если не сделали, то явно потому, что боятся нас нечаянно убить. Значит, все гораздо хуже. К счастью, я уже не девственник, так что половина ритуалов отпадает, но могут принести в жертву демону помельче, тому сойдет и такой, использованный.
На развилке я постарался выбрать дорогу попроще, что вроде бы в сторонке, а там сумею перебраться, развернул машину, торкесса вскрикнула. Ее белая рука указывала на обочину.
– Что там? – спросил я.
– Взгляни, – пригласила она.
В двух шагах от бордюра торчит, наполовину занесенный, конский череп. Белый, изъеденный ветром, истертый песком, наполовину разрушившийся.
– Череп?
– Да, – ответила она потрясенным голосом. – Они были здесь давно… Тогда непонятно, почему здесь все не захватили.
– Кто? – переспросил я непонимающе. – Кони?
Она грустно усмехнулась:
– Если бы это был конь! Все только принимают за коня, потому не обращают внимания. А вот здесь и здесь, взгляни… И этот выступ? Это характерно только для рекла. У земных лошадей такого нет. Но всяк, взглянув издали, больше уже не смотрит.
По мне, так этот череп больше походил на тот, из которого вылезла змея и укусила князя Олега за пятку, «отчего тот умре», хотя не понимаю, как ухитрилась прокусить подошву, таких кусачих змей нет даже в Амазонке…
– Да ладно тебе, – сказал я. – Кто это был?
– Самые жестокие… самые умелые… самые лучшие воины-захватчики…
– Понятно, – прервал я. – Сама видишь, что с ними случилось, когда высадились на моей планете. Одних перебили каменными топорами, другим подпилили зубы и превратили в лошадей. Только и делов! Кто с салом к нам придет, тот по своему алейхему и получит.
Она выглядела непонимающей, я сжалился, пояснил:
– Кто с чем к нам зачем, тот от того и – того. Теперь все понятно?
Она отчаянно помотала головой. Я махнул рукой, что с деревни возьмешь. Сказано, Бетельгейзе.
Солнце двигается по небу с такой скоростью, что за ним огненный дымящийся след. Не успели и ухом моргнуть, как весь запад окрасился в багровые цвета. Облака вспыхнули пурпуром, а край земли заискрился кумачовым цветом, то ли митинг вампиловцев, то ли половцы подожгли горящими стрелами крыши мирных, очень мирных и невинных полян.
Огромный багровый шар, распухший, как сердце гипертоника, сполз к горизонту, тот зримо продавился под немалой тяжестью раскаленного слитка металла, а шар соскользнул на ту сторону. Облака вспыхнули еще ярче, подсвеченные снизу. Я судорожно оглядывался по сторонам. Над машиной пролетела большая птица, знакомо каркая, но я-то знаю, что это за птица, меня перьями не обманешь, да хоть в чешуе, что всего лишь бывшие перья, я перевел дыхание и сказал как можно спокойнее дрожащим голосом:
– Вон там, кажется, деревушка…
– Ты хочешь в отеле? – спросила торкесса. – Сразу заказывай постель пошире!.. Я тебе такие штуки покажу, чтобы ты удовлетворил все свои сексуальные фантазии, даже самые необузданные и дикие…
Я посмотрел с растущим подозрением. Что-то за этим кроется. Не станет даже самая раскрепощенная вот так навязываться. Тем более такая красотка, ей прямо сейчас на обложку любого журнала – сразу тираж вырастет на порядок.
– В деревнях отелей не бывает, – сообщил я.
Деревушка простая, мирная, типично английская, с аккуратно подстриженной зеленой травой, цветущими газонами. У крайнего дома на завалинке очень пожилой джентльмен, ухоженные седые бакенбарды выдают в нем бывшего дворецкого, теперь заслуженного пенсионера, цилиндр на голове сидит ровно, не сдвигаясь по-блатному на лоб, не сползая по-вэдэвэшному на ухо и не съезжая по-шахтерски на затылок.
– Добрый вечер, сэр, – сказал я, – не скажете ли, могу я здесь раздобыть бензина?
Он вежливо поклонился, не вставая.
– Ближайшая бензоколонка в двухстах милях, сэр. Но утром можете купить бензина у нашего лавочника, у него своя цистерна.
– А сейчас нельзя?
Он вытащил из жилетного кармана часы-луковицу, щелкнула крышка. Я услышал затейливую мелодию, наконец дворецкий покачал головой:
– Сожалею, сэр. Уже десять вечера, а после шести лавочник уходит играть в бридж. Традиция, сэр!
– Понимаю, – ответил я, в то время как торкесса хлопала ресницами, дурочка еще не понимает, какую власть имеют традиции. – Тогда не подскажете, где нам остановиться на ночь? Боюсь, что у нас бензина не хватит на дорогу.
Он начал медленно подниматься, пошел сильнейший треск, словно великаны ломали сухие деревья, суставы щелкали, стреляли, издавали звуки, словно на Темзе ломало лед, но все же бывший дворецкий выпрямился, взор строг и чист:
– Эта леди ваша жена?
Я хотел было сказать, что «да», но в этих патриархальных краях проверят не только паспорта, но и заставят клясться в церкви, хотя для меня принести ложную клятву в католической церкви что два байта переслать – у них не такой Иисус Христос, как у нас, православных, у нас круче, хоть и проще, у них вообще не Иисус Христос, а фигня какая-то, а вот наш русский настоящий, подлинный, к тому же не еврей, а караим, а то и вообще скиф, что уже почти доказано.
– Нет, – ответил я ликующе, но стараясь, чтобы это выглядело, как будто я вздохнул с глубоким, прямо-таки бездонным сожалением, – увы, батюшка, нет…
Нас развели не только в разные комнаты или разные дома, но даже в разные края деревни. Торкесса ярилась, зло сверкала глазками, но я с лицемерными вздохами сообщил, что таковы правила этого мира, под одной крышей я могу покуситься на ее невинность и даже попытаться – о ужас! – обесчестить ее светлое непорочное имя. А заодно и ее тоже. Обесчестить. Как именно, даже объяснять не буду, это настолько непристойно, что порядочная молодая леди даже представить не может. В этой деревушке живут порядочные люди, им не стану объяснять, что всяких лядей повидал, в женский монастырь со своим усталым не ходят… тьфу, в чужой монастырь… монастырь?.. Это такое культбеспросветучилище…