Жизнь, сказал он себе, это отныне жизнь, так это будет называться. И это высшее и лучшее, что я сделал.
Он усложнял эту жизнь, создавал новые, творил, изменял, многие уничтожил, ибо нелепо или некрасиво, а все должно быть целесообразно, время для него замедлилось, он уже не видел, как стремительно разлетаются галактики, расшвыривая во все стороны горячие комочки звезд, иначе пропустит усложнение здесь, на тверди, которую назвал землей…
Он чувствовал незримый жар, который сжигал его изнутри, но не видел источника этого жара. И тогда взял из-под ног ком красной глины, слепил фигурку и сказал мысленно: живи и усложняйся. Пусть в тебе буду тоже я, и пусть я буду творить и в тебе, но твоей волей и твоим словом. Я чувствую, что я уже сам усложнился настолько, что могу создать… создать такое. Наверное, могу.
Мелкие частицы внутри фигурки по его воле всего лишь поменяли места, но глина исчезла, а с земли поднялся непонимающий зверь, странно безволосый.
— Здравствуй, — сказал он тихо. — Ты лучшее, что я создал…
Зверь оглянулся. Тогда он понял, что зверю нужно видеть, с кем он общается, торопливо создал образ такого же, только намного старше, потолще, с длинными седыми волосами.
— Здравствуй, — повторил он громче. — Я — твой создатель. А ты — мое лучшее создание.
Странный зверь огляделся, снова посмотрел на него. Спросил непонимающе:
— Да? А зачем ты меня создал?
Странный зверь на миг запнулся.
— Зачем? Гм, я знал, зачем создаю остальных, но тебя… Мне было озарение, некий свет, некий голос изнутри… Шедевры создаются словно бы сами по себе. Без всякой цели… но на самом деле, как я понимаю, у шедевров задача очень серьезная. И очень серьезная и трудная работа. Остальные творения ее исполнить не могут.
Странный зверь смотрел непонимающе. Покачал головой.
— Твои слова и мысли мне непонятны.
— Мне тоже, — признался он. — Мы с тобой присутствуем в самом процессе созидания… скажем, мира. Простые мысли и движения я предскажу тебе наперед на много поворотов мира, что плывет среди других миров, как облака в небе… а вот озарения… Наверное, я тебя создал для того… гм… чтобы ты мне помогал.
Зверь переспросил:
— Помогал?.. А хотя почему нет? Давай я тебе напомогаю…
— Нет-нет, — сказал он поспешно, — пока тебе рано. Мы с тобой сейчас как раз начинаем…
В носу сильно защекотало, он чихнул, из ноздри вылетел и ударился о землю жук, вздумавший устроить там логово. Сердце колотится часто и трепещет от вселенского ужаса, от такой жути и помереть можно, Адама трясло, он оглядывался по сторонам и с облегчением видел, что он в саду, лежит на берегу ручья под ветвями кустарника: на одних ветвях красивые, дивно пахнущие цветы, на других — спелые и очень сладкие ягоды, в ушах еще звучат странные слова, отдаляясь, а громадные образы медленно тускнеют под натиском запахов, звуков и движения воздуха по коже.
— Странный сон, — пробормотал он все еще в страхе. — Почему… такой странный и страшный?
Над ним прозвучал Голос, и над ручьем вспыхнул свет, превращаясь в человеческую фигуру.
— Сон?.. Да, понимаю. Что тебе чудилось?
Адам начал рассказывать, запинаясь и путаясь в словах. Очень трудно передать в словах увиденное… даже не увиденное, а учувствованное, он только помнит ужасающе сложное и громадное, это ощущение необъятности и сейчас подавляет, он ежился, хотя воздух не просто теплый, а влажный и горячий, а сверху от туч вообще идет разнеживающий жар.
Господь слушал внимательно, не перебивал, а когда Адам закончил с потрясенным выдохом, произнес задумчиво:
— Как же мало я тебе передал своего… но как много вместилось в этот материальный комок! Не ягоды снятся, не толстые и похотливые самки, а устройство мира… Удивительно.
Адам спросил дрожащим голосом:
— Что… так и было?
Творец покачал огненной головой.
— Ничего похожего. Ты просто пытаешься объяснить, используя те крохотные чувства, что тебе доступны.
— А как было?
— Адам, тебе это сейчас нужно знать? Придет время, узнаешь.
— А почему не сейчас?
— Ты ягоды выбираешь спелые? Или и зеленые ешь?
— Нет, только спелые…
— Вот и знаниям надо дозреть. Вернее, тебе до них. Ты даже сейчас слышишь не то, что Я говорю, а то, что понимаешь. Да и то так искажаешь, что сам когда-нибудь будешь смеяться и говорить, какой ты был… несмышленый.
Михаил парил, подобно большой птице, над блистающим садом, вдыхал ароматы и чувствовал, что ему это нравится. Большинство ангелов остались бестелесно-бесчувственными, им достаточно быть исполнителями Божьей воли, но он время от времени становился частью этого мира и усиленно старался понять его законы.
Среди ангелов прошел слух, даже не слух, а намек на слух, что Азазель, самый дерзкий из них, как-то пробовал облекаться плотью, и хотя Творец вроде бы не запрещал этого, но чувствовали, что так делать не стоит. Но Азазель делал и не раскаялся, еще больше дерзил и рассказывал о новых невероятных ощущениях.
Михаил облекаться плотью не решился, однако позволил себе некоторую материальность, чтобы слышать звуки, запахи, ощущать вкус и чувствовать прикосновение к земле, деревьям, животным.
Творец от сада был далеко, но одновременно и в самом саду, как, впрочем, и везде. Михаил не стал опускаться на землю, Творец видит и слышит его везде одинаково, спросил виновато:
— Господь, не слишком ли хорош Твой мир? Даже я чувствую несвойственные мне соблазны! Я боюсь за других ангелов. А что уж говорить о человеке… Он запутается и сгинет. Почему Ты не ведешь его, как… весь мир?
— Ему дадена свобода воли, — сказал Творец терпеливо, Он ощутил, что повторяет это уже в который раз, хоть и всякий раз на новый лад, — а это значит, ему не закрыты как взлеты духовности, так и падения в бездны…
— Бездны?
— Гм… ну, всего, что в нем от глины.
Михаил спросил в непонимании:
— Но… зачем? Не лучше ли было сделать сразу из духовности? Зачем такой трудный путь?
Творец вздохнул:
— Есть такое, которое сделать невозможно, а можно только вырастить. Но ты этого не поймешь, Я Сам это постигаю с трудом. Этот человек в отличие от вас… даже от Меня!.. есть существо сразу двух миров: духовного и материального! Его сознание уникально: он воспринимает явления сразу двух миров, представляешь?
Михаил содрогнулся.
— Нет, не представляю.
— Я тоже, — сознался Творец, и Михаил с трепетом ощутил, что Творец, с легкостью создающий миры, на этот раз сотворил не мир, как Он сказал, а всего лишь зерно неведомого мира, из которого разовьется нечто неведомое даже Ему, а только очень желанное. — Нет, представляю, конечно, но не во всех деталях, ибо возможностей развития слишком много… С другой стороны, это уникальное существо, воспринимая эти миры, своими делами, поступками и даже мыслями само влияет на эти два мира!
Михаил подпрыгнул в ужасе.
— Господи, что Ты творишь? Разве такое можно?
— Надо, — ответил Творец с тяжким вздохом. — Такие задачи впереди, что Я просто уже не могу Сам.
Михаил прошептал, косясь по сторонам:
— Неужели Тебе нужен помощник? Ты выращиваешь Себе помощника?
— Не совсем, — ответил Творец, помедлив. — Не совсем. Придет время, узнаешь. Все узнают.
Михаил оглянулся и поймал себя на том, что перенял и этот жест у населяющих сад животных, ведь ангелам оглядываться нет нужды.
— Господь, все впервые не понимают Твоих целей и сильно встревожены. Особенно тем, что Ты начал совсем уж непонятное с этим запретом человеку есть плоды с дерева, растущего в середине сада.
— А что непонятно?
Михаил сказал тихонько:
— Любой запрет, как понимаю, связан с искушением его нарушить. И что дальше?
— Создание человека только начинается, — ответил Творец со вздохом. — Думаешь, Адам уже создан? Не-е-ет, его создавать еще очень долго. Очень-очень. Только эту часть создания следует назвать иначе… воспитанием. Но это то же самое создание, продолжение начального создания.
Михаил сказал почтительно, но в голосе не исчезала тревога:
— Как я понимаю, у Адама есть только два пути. Либо добровольно взять на себя выполнение этой заповеди, либо… не брать. В первом случае можно сказать, что задача по его созданию выполнена успешно, во втором…
Творец ответил со вздохом:
— Во втором случае остается путь кнута и пряника.
— Что это?
— Да это так, почему-то вынырнуло… Из возможных реальностей. Я имею в виду, путь поощрений и наказаний. В смысле благословений и проклятий.
Михаил спросил:
— А не проще ли тогда его просто уничтожить? И попробовать сначала? Я слышал такие разговоры… Ангелы вовсю обсуждают Твои планы.
— Мои планы? — спросил Творец устало. — Я Сам конечный результат зрю в таком тумане, что не уверен, то ли зрю…
— Тогда, — повторил Михаил, — может, проще уничтожить все и начать сначала? Более простое и понятное?
— Сколько можно? — спросил Творец устало. — Нет, на этот раз доведем до конца. Я знаю, Михаил, что тебя тревожит! Да, ты прав, человек может не выполнять заповедь, может относиться равнодушно или выполнять только под страхом наказания. Это значит, что животная основа в человеке взяла верх. Но это необязательно, что через некоторое время духовная часть не победит и не выведет к свету!
Глава 11
Ангелы, подражая птицам, слетелись в огромную стаю. И хотя одни держались обособленно, как настоящие птицы, другие благодаря бестелесности легко проникали друг в друга, и нередко в одном месте находилось сразу несколько десятков или даже сотен ангелов, все же выглядели большой птичьей стаей, что покружила над садом, потом выбрала широкую поляну и опустилась на траву.
Люцифер горячо и взволнованно заговорил еще до того, как его ступни коснулись земли:
— Адам как-то сказал, что мы, ангелы, не меняемся. Но он ошибся. Мы не менялись до тех пор, пока не был создан человек. Он своеволием и упорством, когда дерзал противоречить даже Господу, изменил и нас. Мы по воле Господа все видим и все слышим, но в нас теперь западают не только слова Господа, но и те дерзкие речи, которые ведет Адам…
Михаил сказал предостерегающе:
— В Адаме есть частица Господа. Потому его речи тоже находят в нас отклик.
Гавриил проворчал:
— Лучше бы не находили. Отыскивайте в себе то, что пробудили слова Адама, изгоняйте, выжигайте так, чтобы и намека не осталось! Мы — безгрешные, мы всегда правы, мы никогда не ошибались, а Адам постоянно делает ошибки, оступается, грешит, противоречит самому Господу, который изначально всегда прав и непогрешим в делах и суждениях!
— Да, — подтвердил Михаил, — Всевышний всегда прав, ибо ему ведомо прошлое, настоящее и будущее. Адам — не прав, ибо это всего лишь животное, наделенное душой. Потому мы должны всегда внимать только словам Господа…
Азазель, слушая внимательно, шепнул Люциферу:
— Ты заметил?
— Что?
— Они так часто и настойчиво повторяют, что Господь всегда прав…
— Да, — ответил тот тоже шепотом. — Червь сомнения гложет даже их бестелесные души.
— Что будем делать?
— Думаю, пора объявить не только о наших желаниях, но… и о наших целях.
Люцифер вспыхнул золотым огнем, словно солнце, и исчез. Азазель со злорадством посмотрел в сторону группы ангелов во главе с Михаилом. Земля должна и будет принадлежать ангелам! Но… не всем.
Под сенью деревьев восхитительно, пахнет сладко и свежо, весело порхают крупные бабочки, в листве распевают во все горло птицы. Кошка убежала, только пес прыгал вокруг Адама и Евы, выражая Адаму свою любовь и преданность, а Еве дружбу и покровительство.
Адам вертел головой по сторонам и, не решаясь донимать вопросами Творца, уловил момент, когда вблизи промелькнул архангел Рафаил, крикнул:
— Погоди, у меня к тебе вопрос!
Рафаил тут же возник перед ним и отвесил вежливый поклон.
— Слушаю тебя, владыка этого чудесного сада.
Адам сказал поспешно:
— Все животные говорить не умеют, но я встретил Змея, а тот и говорить умеет, и вообще…
Он смешался и умолк. Рафаил расправил крылья, будто собирался взлететь, но неторопливо и бережно сложил на спине, Адам слышал, как они шелестят, укладывая перья.
— Он умеет, — подтвердил Рафаил.
— Но Змей, — сказал Адам с обидой, — отказался со мной разговаривать! Я не понимаю, вроде бы ничем его не обидел…
Рафаил покачал головой.
— Не обидел, но… он обижен. Происхождение Змея тайна и для нас, ангелов. Мы можем только догадываться. Видимо, Творец уже тогда намеревался создать что-то важное, но еще не пришел к окончательному выбору. Потому создал очень совершенное животное и наделил его разумом, а потом и возможностью говорить.
— И что случилось? Ведь что-то случилось?
Рафаил вздохнул.
— Никто не знает. Но, как нам показалось, Змей чем-то разочаровал Творца.
— Чем?
— Знать бы!.. Но с того дня Змей удалился и ведет достаточно уединенную жизнь. Он обижен на Творца, обижен на всех…
— А я при чем?
Рафаил развел крыльями.
— Возможно, он просто ревнует тебя.
— К Творцу?
— И к нему, и вообще… Все-таки окончательный выбор пал на тебя. Хотя мог бы… Впрочем, не будем гадать, это может только Творец, да еще в какой-то мере теперь ты. Будем надеяться, что Змей когда-нибудь забудет о своей обиде и будет радоваться жизни. Ведь ему дано больше, чем всем остальным!
Цветы пахли одуряюще, Адам чувствовал, что насытился их ароматом так, что можно обойтись без обеда, однако он на ходу срывал сочные ягоды и бросал в рот. Когда его догнала Ева, он угостил ее, а потом терпеливо объяснял, как их снимать с куста, отличая сладкие от кислых.
Однажды она остановилась так резко, словно ударилась о нечто невидимое. Красивый пухлый рот приоткрылся в восторге.
— Как красиво…
— Что?
Адам обернулся, Ева неотрывно смотрела на прекрасное дерево Познания, глаза блестели, руки прижала к холмикам груди.
— А-а-а, — ответил Адам. — Это единственное дерево, с которого нам нельзя рвать плоды.
Она удивленно вскинула брови.
— Почему?
— Не знаю, — ответил Адам честно. — Но Всевышний нам это запретил.
— Почему запретил?
— Не знаю, — повторил он терпеливо. — Просто запрещено. А мы должны слушаться.
Она сказала жалобно:
— Как плохо… Дерево такое красивое… И плоды… Как они называются? А что будет, если сорву?
— Умрешь, — ответил Адам поспешно. — Нельзя их есть, нельзя! Нельзя срывать! Нельзя даже прикасаться к дереву. Прикоснешься — умрешь!
Творец, наблюдавший за ними с незримой высоты, недовольно поморщился, а Люцифер спросил осторожно:
— Ты в самом деле так говорил?
— Нет, — сказал Он с досадой. — Я запретил только есть те плоды!
Люцифер подумал, развел крыльями.
— Значит, Адам только усилил Твой запрет? На всякий случай. А то женщина слишком уж засмотрелась на плоды. Ничего страшного. Наоборот, запрет будет крепче.
Творец поморщился сильнее.
— Ничего не понимаешь. К Моим запретам ничего нельзя прибавлять. Как и убавлять. В том и другом случае они искажаются… хуже того, появляется лазейка для зла.
— Это… как?
Творец вздохнул.
— Боюсь, скоро узнаем. Адам не должен был так говорить. Ох, не должен…
Внизу две фигурки все еще стояли у дерева. Потом женская опасливо отодвинулась.
— Пойдем, Адам, — сказала она заботливо. — А то эти ветки колышутся под ветром. Вдруг какая тебя заденет! И ты умрешь, что я делать буду? Я тоже умру с горя. Пойдем.
— Пойдем, — согласился Адам.
Он спрятал хитрую усмешку. Творец озабоченно покачал головой, а Люцифер спросил в удивлении:
— Что тебя тревожит? Разве не замечательно он придумал, что даже прикосновение к дереву опасно? Теперь Ева будет обходить его десятой дорогой.
— Нельзя врать, — отрезал Творец. — Нельзя что-то придумывать и додумывать к Моим словам! Нельзя додумывать к запретам! Просто нельзя это делать — и все. Они не понимают еще… и вы все не понимаете.