– А почему же ты привёл Виктора именно в эту Школу Искусств?
Кей зачем?то посмотрел на меня. Я пожал плечами и выжидательно уставился на Кея.
– Просто потому, что мы проходили мимо и Виктор заинтересовался этим зданием.
– Ну что ж, бывают и такие совпадения, – усмехнулся Ромиус и обратился к Наставнику: – Объясни им.
Наставник кивнул:
– Я предполагаю, что это потому, что я как никто другой подхожу для решения этой проблемы. К тому же у меня за спиной есть несколько сотен лет какого?никакого опыта.
Кей не казался удивлённым, а вот я просто выпал в осадок.
– Ну, возраст, дело наживное, – усмехнулся Кей. – Дело ведь не в возрасте?
Каким образом можно нажить такой возраст, я не представлял, но всё же промолчал, здраво рассудив, что успею спросить об этом позже.
– Конечно, не главное, – согласился Наставник. – Главное вот что…
Он поднёс руки к лицу и снял капюшон. Под капюшоном оказалось совершенно белое и удивительно молодое лицо. На нас смотрели красные, слегка насмешливые глаза вампира.
Глава 13
– Вообще?то Наставником меня называют только ученики, а для друзей я Кельнмиир.
– Правящий клан, – вытаращил глаза Кей. – Я даже и не мечтал встретиться с одним из Великих.
Он склонил голову, как я понял, в почтительном жесте.
– Собственно, на фига мне об этом мечтать?то? – добавил он себе под нос еле слышно.
Ромиус едва заметно усмехнулся – услышал.
– Объясните и мне, пожалуйста, что тут такого удивительного, – взмолился я. – А заодно то, почему меня как вампира пытались сжечь, а его как вампира восхваляют и радуются встрече с ним, будто действительно мечтали об этом всю жизнь.
– Ну, если я не ошибаюсь, встрече с тобой жители Приграничья тоже радовались, – с серьёзным лицом сказал Ромиус. – А уж как они бы радовались, продлись ваша встреча чуть подольше…
– Хватит, Ромиус, – махнул рукой Кельнмиир. – Давай?ка я ему сам объясню.
Я благодарно кивнул, потому что дальнейшее обсуждение едва не свершившегося акта моего сожжения совершенно меня не радовало.
– Мы, вампиры, являемся строго иерархичным сообществом, состоящим из ряда кланов. Каждый клан имеет свои особенности, описание которых могло бы занять очень много времени. Самое главное, что тебе нужно знать, это названия основных кланов: Сеон – боевой клан, Ноос – дневной клан, Хеор – самый старый и самый кровожадный клан и Миир – правящий клан. Остальные кланы имеют более сложные различия, не всегда понятные обычным людям, а зачастую и нам самим не очень понятные. Самый многочисленный и самый сильный клан – Хеор. Самый малочисленный и слабый в прямом столкновении – Ноос. Но, как ты, наверное, понял Ноос – единственный клан, выносящий дневной свет. Правящий клан Миир нельзя назвать полноценным, потому что выходцы этого клана разбросаны по всем остальным. Он является как бы кланом внутри кланов.
– И этот клан стоит над всеми остальными, – услужливо подсказал Кей.
– Именно так, – кивнул Кельнмиир. – И именно поэтому Кей так удивился, узнав, как меня зовут. Выходцев моего клана редко можно встретить вне общины. Мы рождены, чтобы повелевать, и нам это нравится, тем более если учесть, что больше ничего мы не умеем. А уж в открытой схватке с Сеоном или Хеором мы не протянем и минуты.
– Но вы же сказали, что самый слабый клан Ноос, – запутался я.
– Ноос… – задумчиво протянул Кельнмиир. – Ноос молодой клан. Он появился совсем недавно, и никто не может определённо сказать, на что он способен. Однако в открытых схватках он пока что проигрывал.
– Причём проигрывал даже правящему клану, – улыбнулся Ромиус.
Кей задумался, а через секунду просветлел и радостно вскрикнул:
– Причём именно вам!
– Было дело, – согласился Кельнмиир. – Но я это я, и я не показатель их слабости. Были и другие сражения, в которых участвовали лишь мои ученики, которые тоже побеждали. Так что на данный момент мне он кажется наиболее слабым. Хотя… что такое слабость в сравнении со способностью выдерживать дневной свет.
Я понял почти всё, что он сказал, но кое?что всё же не давало мне покоя.
– Скажите, – спросил я. – Вы ведь говорили, что правящий клан самый слабый, ну кроме Нооса?
– Так и есть, – кивнул Наставник.
– Но вы же сказали, что вы не показатель их слабости. Почему?
Кельнмиир улыбнулся, обнажив свои белые клыки.
– Сила вампира измеряется не только временем, проведённым в тренировках, или врождёнными способностями. Оно зависит и от ряда других факторов. Основной – продолжительность жизни…
– И Кельнмиир, как я слышал, один из старейших вампиров! – слегка сорвавшимся от радости голосом выкрикнул Кей.
Ромиус укоризненно посмотрел на своего протеже, но тем не менее согласно кивнул.
– Кельнмиир, – Ромиус слегка поклонился Наставнику, – старше почти всех вампиров втрое. А меня…
– Раз в пятнадцать, – подсказал Кельнмиир.
– И это при моих двухстах годах от роду, – согласился Ромиус.
– Скольких?! – переспросил я.
Вообще?то я заподозрил нечто подобное, когда узнал об Ассамблее Ремесленников, длящейся три месяца. Причём это считалось чем?то совершенно обычным, когда порой за решением какой?нибудь особо сложной задачки (вроде очередного спасения мира) они просиживали год?другой.
– А сколько тебе лет? – повернулся я к Кею, когда на мой риторический вопрос никто не ответил.
– Пятьдесят шесть, – ответил Кей. – А что?
– Да нет… – протянул я. – Ничего. А мне всего двадцать с небольшим.
– И что? – На меня удивлённо уставились все трое.
– Ну… – Я попытался собраться с мыслями. – Если Кею пятьдесят, а он выглядит как я, то получается, что дети у вас должны расти медленнее. И это получается, что я сейчас для вас по возрасту должен быть на уровне ребёнка.
Все трое рассмеялись.
– Откуда ты такое взял? – отсмеявшись, спросил Ромиус.
– Ну… – Я смутился. – Как выглядит у вас человек двадцати лет?
– Так же, как и ты, – ответил он.
– Но ведь Кей тоже выглядит как я.
– Ну да, – согласился Кей.
– Я ничего не понимаю, – вконец запутался я.
Ремесленники переглянулись, словно родители, умиляющиеся наивности пятилетнего ребёнка.
– Чего ты не понимаешь? – чересчур мягко спросил Ромиус.
Впору было взбеситься, но толку от этого всё равно бы не было, поэтому пришлось вздохнуть и напрячь мозги. Не хотелось мне почему?то выглядеть полным дураком перед этими людьми. Я всё?таки здесь единственный представитель своего мира…
Получается, что у них человек до двадцати лет растёт как обычный человек моего мира, а потом его биологические часы замедляют свой бег и время существенно растягивается.
По?другому быть не может.
Значит, по их мнению, я совершенно нормальный человек и практически ничем от них не отличаюсь. Самое время их удивить.
– Понимаете, – слегка виноватым голосом начал я. – В моём мире человек едва ли доживает до восьмидесяти лет. К пятидесяти годам он уже теряет… товарный вид, а к шестидесяти выходит из дома только на редкие утренние прогулки.
– Ну, у нас, предположим, тоже не каждый доживает до четырёхсот лет, если он, конечно, не вампир, – покосился на Кельнмиира Ромиус. – Но до такого не доходит. Да в восемьдесят человек только начинает жить! Как же вы смогли достичь такого прогресса, о котором ты рассказывал? Наверное, всё человечество у вас живёт очень сплочённо?
Смеялся я долго. А когда отсмеялся, долго соображал, как бы объяснить причину своего смеха. Потому что смех смехом, а ведь всё это грустно…
– Увы. Двигателем прогресса в нашем мире является как раз не сплочённость, а, наоборот, разобщённость: гонка вооружений, войны, мелкие стычки, политические интриги. Всё что угодно, только не сплочённость.
– Ужас какой, – подал голос до этого молчавший Кей. – Вот я всё слушаю и слушаю… А зачем тебе туда возвращаться, а? Ну прожил бы ты там свои оставшиеся шестьдесят лет, ну и что? А у нас ты бы мог прожить в три раза больше и наверняка чувствовал бы себя лучше. Войн и политических интриг у нас и своих, конечно, хватает, но почему?то мне представляется, что наш мир куда приветливей вашего.
– Знал бы ты, насколько ты прав, – вздохнул я. – Не просто приветливее, а в сравнении с нашим он просто идеален.
– Ты ещё не всё знаешь, – покачал головой Кельнмиир. – Узнай ты наш мир получше, так говорить не стал бы.
– А уж если бы вы узнали мой мир получше… Ладно, не будем об этом. Кстати, – я посмотрел на Кея, – а с чего ты решил, что я здесь проживу в три раза больше? Я же не житель вашего мира.
– Ты – нет, а Вельхеор – да. А ты в теле Вельхеора, – усмехнулся Кей.
А ведь и вправду! За всё время, проведённое в теле Вельхеора, я ни разу и не задумался о том, что оно не моё. Получается, что наши тела полностью идентичны. Ещё вчера вечером, перед тем как лечь спать, я умывался и смотрелся в зеркало. Может, я просто очень хотел спать или просто забыл об этом, но ни о чём подобном я не думал…
Только сейчас у меня появилось странное ощущение, как будто я надел чужую рубашку. Но ведь тело не рубашка, о нём так просто не забудешь…
– Раз уж мы подошли наконец?то к главным вопросам, то, может быть, ты мне объяснишь, что творится в твоей голове? – неожиданно спросил Кельнмиир.
– А что с его головой? – заинтересовался Ромиус.
– Да, а что с моей головой? – присоединился я к Ремесленнику.
– Почему я не могу прочитать ни одной его мысли? Одна бредятина.
– Интересный факт, – кивнул Ромиус. – И у меня уже есть готовый ответ. Не зря же я протёр все штаны, сидя на этой Ассамблее. Вы не задумывались, каким образом Виктор говорит с нами? Я имею в виду языковой барьер. Не думаете же вы, что в разных мирах могут быть одинаковые языки? Так вот, я посовещался с некоторыми Ремесленниками, в основном специалистами по астральным проекциям… Получается, что тело является как бы двусторонним переводчиком для проекции Виктора.
– Проекции?.. – как всегда не понял я.
– Проекции на плоскость этого материального мира, а точнее, на это тело.
– То есть в голове у него мысли на привычном ему языке, снаружи его говорят на нашем языке, а тело преобразует его мысли в речевую форму, доступную нам…
– И наоборот, – подхватил Кей. – Преобразует нашу речь в форму, доступную его… хм?м… доступную ему.
Так вот откуда взялись речевые обороты, которых они никак знать не могли, все эти их «пофиги» и «нафиги».
– Но ведь получается, что у Вельхеора в другом мире никаких языковых проблем также не будет! – зло сверкнул красными глазами Кельнмиир.
– Мы наконец?то начинаем подбираться к насущным проблемам… – пробормотал Ромиус.
– И какие же у нас насущные проблемы? – тут же спросил Кей.
– Найти способ вернуть Виктора в его мир, если он, конечно, захочет, и решить, что делать с Вельхеором.
– Уж я?то решу, что делать с этим засранцем, – скривился в злой ухмылке Кельнмиир.
Нужно будет непременно узнать, почему он так ненавидит Вельхеора. И задать ещё миллион и один вопрос на другие темы, но…
Сейчас нужно задать вопрос самому себе. Хочу ли я возвращаться в свой родной мир?
Я никогда не вдумывался в понятие Родины, потому что в наше время Родина забывает о нас раньше, чем мы вспоминаем о ней. А сейчас я, возможно, впервые в жизни подумал о ней. Не о родном городе или стране, а о родном мире, в котором всё понятно, а что непонятно, то хотя бы объяснимо. Безусловно, интересно изучать новый, совершенно незнакомый мир. Это захватывающе и завораживающе, но только если за спиной всегда остаётся Родина. Родное место, в которое всегда можно вернуться после длительного путешествия. Там враги, там друзья, там девушка… Девушка… не моя, конечно, девушка, но ведь всё может быть… при условии, что я вернусь домой…
Если
я вернусь домой…
– Я хочу домой, – произнёс я вслух громко и чётко, а потом уже тише спросил: – И всё?таки… есть вероятность того, что я ещё когда?нибудь вернусь сюда?
– Конечно есть, – успокоил меня Ромиус. – Как и вероятность того, что ты отсюда никуда не денешься.
Тут уж я не знал, радоваться или огорчаться.
– Давайте наконец закончим праздные беседы и перейдём к делу! – вскочил с кресла Кельнмиир.
– Сядь, – спокойно произнёс Ромиус, посмотрев на вампира, пережившего тридцать с лишним веков, как на нетерпеливого ребёнка. – Сначала следует решить ещё одну проблему.
– Какую?
Кельнмиир стал чем?то неуловимо похож на охотничью собаку, учуявшую спрятавшуюся в норе лисицу.
– Мне кажется, что кто?то из твоих учеников пытается преодолеть ментальную защиту этого помещения. Ты хорошо их выучил, он это проделывает весьма ловко…
– Я их этому ещё не учил, – процедил Наставник, и стена в дальнем углу комнаты исчезла. Стал виден зал чуть меньше того, в котором находились мы.
За стеной стоял в забавной позе и делал странные пассы молодой человек в чёрной одежде, лица которого было отсюда не разглядеть. Он не обратил никакого внимания на исчезнувшую стену, из чего я сделал предположение о том, что стена стала прозрачной лишь с нашей стороны.
– Это не мой ученик, – добавил Кельнмиир, посмотрев на молодого человека.
– И что ты хочешь с ним сделать? – поинтересовался Кей.
– Я? – Наставник искренне изумился. – Ничего. У меня есть куча учеников, которые с удовольствием разберутся с лазутчиком.
– Ну и? – Кею явно было невтерпёж посмотреть на то, как с лазутчиком разберётся один из учеников. Кельнмиир махнул рукой.
– Сейчас всё будет.
– Давно не наблюдал, как работает настоящий профессионал, – обрадовался Ромиус.
– Я отправил самого лучшего ученика, – важно кивнул Кельнмиир.
Тем временем позади лазутчика отъехала стена и из неё вышел уже знакомый мне Рихтер. Он не торопясь, я бы даже сказал плавно, подошёл к лазутчику и положил руку ему на плечо.
Я невольно затаил дыхание.
Прошла бесконечная секунда, прежде чем лазутчик начал реагировать. Он медленно повернулся к Рихтеру и… Спустя несколько секунд один из них лежал на полу в странной неестественной позе, а второй исчез.
– Вы это видели? – спросил Кей.
Ромиус с Кельнмииром молча кивнули. Я отрицательно покачал головой, но, поскольку этого никто не заметил, подал голос:
– Я ничего не видел. Просто ничегошеньки. Только как этот… Рихтер положил руку на плечо лазутчика, а потом лежащее на полу тело.
– Ты всё пропустил, – укорил меня Кей.
Я начал злиться.
– Не все же такие крутые, как ты!
– Не все, – смиренно согласился Кей, а я разозлился ещё больше.
Ромиус ничего не сказал, а просто начал что?то бормотать себе под нос, и через некоторое время слева от меня появился стоящий всё в той же странной позе лазутчик.
Я едва не вскочил от неожиданности, но Кельнмиир поспешил успокоить меня.
– Это всего лишь проекция того, что мы видели, – пояснил он. – Я думаю, специально для тебя Ромиус уменьшит скорость.
Пришлось поверить на слово и повнимательней присмотреться к лазутчику. Лицо было совершенно невыразительным, но эти красные глаза и торчащие из?под верхней губы клыки… Если выражение красных глаз Кельнмиира было насмешливым и живым, то у этого глаза просто светились злобой. Да и клыки были явно больше клыков Кельнмиира по крайней мере на пару сантиметров.