Собеседники покинули кафе уже затемно. Попрощавшись, Двинянин пошёл домой, не замечая мира вокруг. Его вывел из глубокого погружения в свои мысли визг тормозов. Разъярённый таксист, матерясь, выскочил из машины и, размахивая руками, начал орать на Гену. Где-то там, в странном переменном мире, Гедвин дал отпор наглому простолюдину. Он, зная о глобальной аддитивности, схватил хама за грудки и, оттащив от колесницы, подтянул к себе, притиснув к жаропонижающим доспехам. Температуры противников суммировались, и простолюдин свалился к ногам воина от горячки. В нашем же мире менеджер Двинянин быстро щёлкнул телефонной камерой, зафиксировав номер такси и название фирмы, и ретировался. Сегодня же вечером в фирму «Птица-тройка» полетит кляуза, где будет сказано, что водитель потребовал с пассажира сверх таксы и при этом угрожал. Удар не болезненный, но неприятный.
В каждом из миров этот инцидент реализовался по-своему, с местными особенностями. Мирошников-Алемир говорил о реализации материи. Есть у неё такое глобальное свойство наряду с движением и отражением. Но если наши миры разные, то почему населяющие их существа такие похожие? Люди выглядят людьми, а не шестикрылыми крокодилами. Психолог объяснил это тем, что мозг человека склонен адаптировать незнакомые явления, сводить их к чему-то знакомому, обыденному. Невозможно вообразить электроны, мы их представляем в виде шариков, вращающихся на орбите вокруг ядра.
«И вообще, откуда ты знаешь, как выглядишь на самом деле? – говорил болтливый наставник. – Ты себя в зеркале видишь таким, кошка тебя видит чуть по-другому, а змея – вообще по-своему. Кто знает, может с чьей-то точки зрения ты и есть шестикрылый крокодил! Не зря ведь кое-где сказано: миловидность обманчива и красота суетна».
В маленьком скверике недалеко от дома сидят алкаши. Гена их обходит стороной. Почему? Потому что эспритионом на отморозков не воздействуешь. Офисное боевое искусство имеет ограничения; в людях становится всё меньше и меньше грубой силы, они предпочитают выяснять отношения с помощью интриг, сплетен и сутяжничества. В такой среде офисное боевое искусство работает прекрасно. Справиться же с бандой дебоширов в лобовую невозможно: нет пространства интриг – тут нужна физическая сила в первозданном виде, которой у Двинянина недостаточно. Конечно, можно обратиться к внешним силам в виде полиции, но пока они придут на помощь, менеджер уже успеет получить бутылкой по черепу, наполненному качественным, но бесполезным в данной ситуации серым веществом. Поэтому выход один – ретироваться.
Но и храбрый Гедвин, заметив толпу инвариалов в лесочке за таверной, тоже обходит их стороной. Потому что с инвариалами, на которых не действует большинство законов физики, не справиться с помощью монашьих боевых приёмов. Их можно победить только константниками – предметами, неизменными при всякой конфе. Инвариалы – преступники, не подчиняющиеся законам физики. Они подобны алкашам, нарушающим общественный порядок.
Не зря народ говорит, что утро вечера мудренее. На следующий день Гена выбросил из головы странный разговор в кафе, подпитанный алкогольными парами. В душе, конечно, остался мутный осадок и чудные термины Мирошникова вроде «ощущанец», «множественная материя» и «реализация». Двинянин решил примириться с существованием Гедвина. Привыкают же шизофреники к внутренним голосам, к видениям и галлюцинациям! Психически больным менеджер себя не считал: он читал, что если человек мнит себя психом, то на самом деле он не такой. А сумасшедшие, наоборот, считают себя нормальными.
Гнал менеджер от себя тревожные мысли, гнал, но они давили его и мешали работать. Ему постоянно лезли в голову «реализации материи» из вчерашнего разговора. Если Гена – ощущанец, то почему он осознаёт себя только в двух мирах? Ведь наставник говорил о миллионах и миллиардах иных миров! Во сне Двинянин часто летал; это казалось очень простым: достаточно по особому напрячь мышцы, и ты уже взмываешь вверх. Проснувшись и находясь ещё под впечатлением сна, Гена ясно представлял себе, как нужно летать, и очень удивлялся, почему в реальном мире это невозможно. Несомненно, для того, чтобы осознать себя в новом мире, в новой реализации, нужно тоже по-особому напрячься. К чёрту такие мысли! Иначе, в самом деле, недолго стать психом!
От неприятных мыслей Двинянина отвлёк Храмцов. Он вытащил из-за стола смущающуюся Левину и начал расхваливать её перед сотрудниками отдела за презентацию, которую она вчера провела у крупного заказчика.
– Презентация – это важное маркетинговое мероприятие. Она позволяет ознакомить потребителей с линейкой нашей продукции, повысить лояльность к бренду и усилить их эмоциональный компонент. Игрок нашей команды Аня креативно подошла к вопросу…
Обладательница чёрного пояса по джимушо-до смущённо морщила нос и глядела на Сергея исподлобья. А тот, ослепительно улыбаясь, рассказал о подробностях вчерашней презентации. Её «креативность» заключалась в том, что хитрая Левина забинтовала руку и сделала перевязь, якобы рука сломана. В таком виде она выступила перед представителями заказчика. Застенчивая девушка со «сломанной» рукой произвела впечатление на клиентов, привыкших, что презентации проводят лощёные самодовольные юноши. Посыпались сочувствия и советы. Аня удачно пошутила, что руку ей сломали недовольные клиенты на предыдущей презентации. Словом, лёд недоверчивости растаял, отношения из деловых превратились в человеческие. Гену не удивил этот финт: ведь джимушо-до основано на «нестандартном поведении в стандартных ситуациях». Обладательница чёрного пояса хорошо усвоила эту заповедь. В это время в далёком Ветрогорье воительница Анелея победила соперников, притворившись раненой.
У Левиной всегда хорошо получались разные ухищрения. Например, на одном из семинаров «Русакоффа» она использовала подсадного – одного из менеджеров, изображающего тупого и хамоватого клиента. Во время выступления «хам» подавал глупые замечания из зала, а докладчица их Аня тут же изящно, красиво и с юмором парировала. В другой раз, на семинаре, другой менеджер изображал конкурента, якобы тайком пробравшегося в зал. «Конкурент» вёл себя вызывающе, пытался критиковать продукцию поставщиков «Русакоффа», но, как и в первом случае, был наголову разбит докладчицей в пух и прах. Разумеется, в обоих случаях диалоги репетировались заранее. В туманном Ветрогорье Анелея смогла внедрить в дружину вражеского феодала хитрого лазутчика, внёсшего сумятицу в ряды супостата в разгар битвы.
На передобеденном совещании Русаков, начитавшийся в умных книгах по маркетингу про мозговые штурмы, предложил менеджерам подумать о повышении эффективности продаж. Начал он опрос с Храмцова. Тот что-то долго, нудно и косноязычно вещал о «промо-акциях с имиджевой коммуникацией», «бонусных программах», «аутсорсинге» и «агрессивном маркетинге», но ничего конкретного не предложил. Сергей часто употреблял заумные термины, не понимая их значения, словно виртуозно матерящийся на десяти языках попугай. Александр Мирошников называл это явление «информационным несварением», когда офисный сотрудник, напичканный тренингами, перестаёт усваивать материал и зазубривает отдельные умные слова, словно молитву на церковнославянском языке.
Двинянин, вспомнив уроки эспритиона, предложил купить услугу антиопределителя номера и делать звонки клиентам якобы от конкурентов. Разумеется, предложения лжеконкурентов будут невыгодными, а менеджеры «конкурентов» должны разговаривать высокомерно и хамовато. Таким образом, можно будет опорочить соперников, а затем наши менеджеры обработают клиентов как надо, играя на контрасте. Получилось нечто вроде методики «злого и доброго следователей».
Аня пошла ещё дальше. Она предложила организовать пару-тройку дочерних фирм, торгующих той же продукцией, что и «Русакофф», взятой на реализацию у тех же поставщиков. Они должны будут изображать конкуренцию и, само собой, продавать товар по невыгодным и завышенным ценам. Задача «дочек» – «разогреть» клиентов, после чего менеджеры-продажники «Русакоффа» выставят более выгодные предложения. Это создаст видимость движения на рынке и высокого спроса на товар поставщиков.
Остальные менеджеры не выдали ни одной интересной идеи. Борис Георгиевич похвалил Аню с Двиняниным, а Храмцову посоветовал пройти какое-нибудь обучение технологиям прямых продаж, если тот желает всё же вернуться на должность начальника отдела. Сергей кивал, хмурился и бросал искоса злобные взгляды в сторону Гены и Левиной.
Наверное, мозговой штурм активировал в менеджере неизвестные внутренние возможности. Гена вдруг ясно представил, что нужно сделать, чтобы переместиться в иную реализацию. Он остановился в коридоре перед кабинетом, закрыл глаза и напрягся. Но погрузиться в другую реальность ему помешала Аня.
– Ты молодец, эспритионист! – похвалила она менеджера, догнав его в коридоре. – Хорошо придумал с лжеконкурентами! Не зря тебя учили боевым искусствам!
– Ты тоже выдумщица хорошая, – ответно похвалил воительницу Гена, злясь, что Левина вывела его из состояния погружения.
– А когда ты на меня напасть изволишь? – сморщила носик девушка. – Я уж какой день атаки жду…
– Сама бы напала, что ждать, – промямлил Двинянин, всё ещё пытаясь сосредоточиться.
– Не могу, – виновато проговорила Аня, нахмурившись и глядя исподлобья. – В нашей школе, как в айкидо, нельзя первым нападать. Кто напал, тот и проиграл – с первого дня сенсей учил. Так что давай, боец, атакуй. Проверим, чьё кунг-фу сильнее.
Гена не ответил, вдруг почувствовав, что начинает ощущать иную реализацию.
– Ты обедать идёшь, Двинянин? – услышал он голос Левиной словно издалека.
* * *
– Третья ветвь открывается! – громко сообщил первый голос.
– Наконец-то! – обрадовался второй. – Процесс пошёл!
8. Поединок с реальностью
– Вы обедать идёте, дерр Двинге? – нетерпеливо повторила девушка.
– Да, крехен Ханне, – вышел из оцепенения инспектор, – несомненно, иду.
Двинге вынул смартфон, открыл приложение «Ланчер» и справился о наличии свободных мест в гаштете «Клиппе». Он забронировал столик на двоих у окна и заказал себе гуся с капустой, хамон, кофе и свежевыжатый гранатовый сок. Приложение вычислило, что ланч обойдётся в три гельда. Украдкой, чтобы не видела юная коллега Ханне, инспектор достал кредитную карточку. На лицевой стороне полупрозрачные цифры показывали, что на счету осталось порядка шестнадцати гельдов. Жалование будет только в конце недели, надо экономить, и Двинге, вздохнув, вычеркнул из заказа хамон.
Когда сослуживцы вышли из здания департамента, инспектор направился к велостоянке, но инспектор Ханне предложила пройтись пешочком. Двинге согласился, потому что в это время большинство служащих отправлялись на ланч, и на улицах Виндберга становилось тесновато от велосипедов, разбавленных редкими электромобилями и велобусами. Благо, до «Клиппе» метров триста, и всё тихими пешеходными мощёными улочками.
У входа в гаштет их встретил седой вежливый метрдотель, похожий на доброго волшебника Холле-Йолле из бабушкиных сказок. Он проводил сослуживцев за столик и, хотя они подошли на пять минут раньше, извинился, сожалея, что им, постоянным посетителям, придётся немного обождать. За столом Двинге достал смартфон, загрузил форум велосипедистов и погрузился в обсуждение последней модели «Нордлига», не забыв активировать приложение «Антитролль». Девушка вынула из сумочки планшет и загрузила какую-то сетевую игру. Некоторое время сослуживцы молчали, утонув в гаджетах.
Внезапно Ханне оторвалась от игры и подняла голову:
– Вы обратили внимание, дерр Двинге, как смотрел на нас старший инспектор Шерге? – рассмеялась она. – Словно голодный на гуся с капустой!
– Заметил, крехен Ханне, – кивнул инспектор. – Он бы сделал нам замечание, но побоялся господина Борге.
– Что вы думаете насчёт моего предложения? – поинтересовалась инспекторша.
Двинге ответил не сразу. Он задумчиво глядел на юную официантку, расставляющую заказанные блюда. Когда она поставила перед сослуживицей большую тарелку спаржи с лесными ягодами, инспектор, наконец, ответил:
– Открыть несколько филиалов департамента рискованно или где-то даже авантюрно, однако положительный эффект, я думаю, вскоре даст о себе знать. Ваше, крехен Ханне, предложение, безусловно, понравилось начальнику департамента.
– Вероятно, господин Борге имеет некоторую склонность к авантюрам, – согласилась инспекторша. – Иначе он бы просто прервал меня на полуслове. Но и ваша идея так же неплоха, дерр Двинге.
Девушка аккуратно отрезала полоску спаржи, обернула её вокруг вилки и обмакнула в соус.
– Я уверен, что наши начинания позволят на неопределённое время прекратить ненужное соперничество, крехен Ханне, – проговорил инспектор, освобождая спелёнанную салфеткой вилку.
– О да, инспектор. У меня также возникла подобная мысль.
Странные всё-таки ощущения в иной реализации! Словно во сне, когда ты видишь себя другим человеком, но можешь вспомнить свою прошлую жизнь. Так и здесь, в Виндберге Двинге осознавал, что он недавно работает в департаменте под началом карьериста Шерге. Он прекрасно помнил, что юную Ханне приняли в департамент недавно, и она уже успела добиться определённых успехов. Инспектор знал свои должностные обязанности и размер жалования.
Но в то же время Двинге чувствовал, что где-то очень далеко, за пределами этой реальности, в недорогом кафе «Завалинка» сидит он же в другом образе и жуёт обычную дешёвую куриную котлету. И его собеседница не корчит из себя гурмана, а насыщается пиццей, густо обмазанной кетчупом с химикалиями. Там сослуживцы не выпендриваются и не строят замудрёных фраз, а общаются обычным языком. Кстати, интересно, каким образом при погружении в иную реализацию ощущанец успевает усвоить местный язык?
А есть ещё один мир, где в прокопченной таверне сидят воин и воительница, отставив в сторону мечи и щиты. Они на пару едят жареный свиной окорок, отрезая большие куски кинжалами, и обсуждают предложение Анелеи создать пару-тройку засадных отрядов. И собеседница там выглядит совсем по-другому: зеленоглазая брюнетка с точёными чертами лица и тигриным взглядом. Но и крехен Ханне совсем не похожа на Аню Левину; у инспекторши волосы медного цвета, очень светлые глаза и почти прозрачная кожа, усеянная веснушками. Да и облик его, инспектора, совсем другой: здесь он крупный мужчина чуть за сорок, короткостриженый блондин с ультрамариновыми глазами, бульдожьей челюстью и поддёрнутыми сединой висками.
– У вас кофе остыл, дерр Двинге, – инспекторша вернула в реальность погрузившегося во внутренний мир сослуживца.
Интересно, может собеседница тоже ощущанка?
– Извини, Аня, задумался, – ответил инспектор.
– Что, простите?
– Я говорю, извини, Анелея, задумался, – с нажимом повторил Двинге.
– Я вас не совсем понимаю, уважаемый инспектор!
– И не надо! – раздражённо пробурчал ощущанец. – Я крайне сожалею, крехен Ханне, что ввёл вас в состояние недоумения, недопонимания и недоопределённости.
Инспектор резко выскочил из-за стола, оставив в недоумении и недоопределённости сослуживицу и метрдотеля. До конца обеденного перерыва оставался ещё полчаса. В этом вылизанном до блеска экополисе Виндберге не с кем поделиться своими ощущениями. Единственный, кто мог его выслушать, это господин Альме, но до музея современного искусства, где наставник-аусбильдер арендовал помещение, долго добираться. Сначала на фуникулёре семь остановок, затем на городском дирижабле, семнадцатый маршрут – так и обед пройдёт. Успеют только поздороваться и попрощаться. Может, стоило бы снова заявиться к доктору Ильфе, но тот опять всё сведёт к фантазиям и разнузданному воображению пациента.
По дороге на работу Двинге нарвался на латтерлиг. Инспектор прозевал его начало, поскольку его отвлёк юноша, упавший с велосипеда с жестоким приступом инфоголода. Неприятной болезни – инфофилии – сильнее всего подвержены молодые люди и женщины предпенсионного возраста. Парень рухнул на тротуар и забился, выпучивая глаза, обильно пуская слюну и судорожно шаря руками по карманам в поисках спасительного гаджета. Такового не оказалось, и инспектор бросился на помощь. Двинге вынул смартфон, наспех загрузил какую-то новостную ленту, склонился к больному и сунул ему под нос гаджет. Юноша жадно впился глазами в экран, скрюченными пальцами он потянулся к экрану и начал проматывать новостные строки. Его отпустило.