Глаза Гуэрро заблестели.
– Сегодня у нас как будто и в самом деле равные шансы. По крайней мере один из наших будет участвовать в финальных боях – если только не осрамится по дороге! Представляете, что будет, если он станет кау-дильо!
Толпа на улице взревела особенно громко.
– Нам удастся понаблюдать за финальными боями? – спросила Хелен.
– А почему нет? Дело только в том, чтобы заплатить деньги за билеты. Были такие случаи, когда люди продавали свои дома или ходили побираться, лишь бы попасть на финальные бои. Арена вмещает пятьдесят тысяч человек, а присутствовать хочется всей Фаланге. Объединенные Планеты – организация богатая…
– Нам надо быть там, чтобы подбодрить Хозеито, – заметила Марта угрюмо. – Если он победит, то наша задача будет выполнена. А если он проиграет, то не успеем мы оглянуться, как полковник Сегура засадит нас в Алькасар.
Гуэрро нахмурился.
– Разве вы не можете бежать?
Он по очереди оглядел всех четверых.
Хорстен фыркнул.
– Интересно знать, куда? Звездолета нам, разумеется, не предоставят и на транзитный рейс тоже не пустят.
Какие бы у вас не возникали сомнения относительно нравственной стороны Fiesta brava, будь то в древней метрополии, в Испании и Мексике или здесь, на планете Фаланга, вы не сможете отрицать того, что это великолепное многокрасочное зрелище.
Пятьдесят тысяч человек занимали сидячие места. Еще примерно тысяч десять расположились на галерке и в проходах. Все были одеты в самые яркие костюмы Все возбуждены до крайней степени. Оркестры наяривали зажигательные мелодии, торговцы продавали пиво, тонизирующие напитки, орехи и всякие сладости, знакомые перекрикивались друг с другом через головы сотен незнакомцев. Мелькали веера и носовые платки. Всякий раз, когда юная сеньорита чуть приподнимала юбки, перешагивая со ступеньки на ступеньку по дороге к своему месту, мужская половина зрителей разражалась восторженными воплями.
Оперативникам Отдела G посчастливилось приобрести билеты на места прямо над callejon, дорожкой, которая опоясывала арену по окружности и переступать которую участники финальных боев не имели права до тех пор, пока не придет их черед показать свое мастерство. Бартоломе Гуэрро заявил, что если разведчикам эти места не понравятся, им останется только выйти на саму арену.
Слева от трибуны, совсем рядом, находились ворота, через которые выпускали быков.
Для всех без исключения агентов коррида как зрелище была в диковинку – конечно, если не считать виденных некогда стереофильмов.
Гуэрро взял на себя обязанности гида. По его словам, все три матадора, Карлитос, Перико и Хозеито, получили порядковые номера по результатам предварительных боев. Хозеито, надежде партии Лорки, удалось сохранить третью позицию.
Первым должен был выступать Карлитос – высокий стройный мужчина лет тридцати. Отпрыск одного из богатейших семейств планеты, он вот уже не один год входил в число самых популярных матадоров Фаланги, и ясно было, что сегодня симпатии большинства зрителей на его стороне.
Перико, низенький и смуглолицый, внешне сильно проигрывал своему знаменитому противнику, но славился бесшабашными выходками – как говорят фалангийцы, adornos. Например, он проделывал такую штуку: наклонялся к поверженному быку и обхватывал губами кончик его рога. Зрители, разумеется, приходили в ужас: ведь стоит быку дернуть головой, и рог пронзит насквозь мозг неосторожного матадора. А Перико, тоже аристократ по рождению, лишь ухмылялся.
На дорожке показались матадоры в сопровождении своих куадрильо. Стадион разразился восторженными криками.
Под звуки «La Golondrina», излюбленной песни тореро всех времен, процессия подошла к судейской трибуне. Салют, которым матадоры приветствовали судей, вызывал в памяти гладиаторов с их легендарным возгласом: «Идущие на смерть приветствуют тебя!».
Потом торжественный строй распался, и скоро на арене остались только оруженосцы Карлитоса.
Из ворот вырвался бык – весом примерно в полтонны, он был сама ярость. В нем сразу чувствовалась порода – быть может, несколько столетий самого тщательного отбора, и все ради смерти на залитой полуденным солнцем арене.
Карлитос стоял в центре поля, держа в руках платок. Бык заметил человека и грозно развернулся к нему.
У Хелен перехватило дыхание.
– Он славится своими veronicas[24] , – пояснил Гуэрро. – Некоторые даже утверждают, что лучше него умел это проделывать только приснопамятный Манолето-Испанец. Чтобы так обходиться с животным, нужен особый талант.
Карлитос словно забавлялся. Бык пролетел мимо него всего в каких-то дюймах. То же повторилось и на второй раз, и на третий.
Трибуны оглушительно взревели.
– Неподражаемо! – простонал Гуэрро, отирая платком пот со лба. – Хозеито никогда не сможет такому научиться.
– Значит, нам рассчитывать не на что? – уточнила Хелен.
– Вы же сами видите, – мрачно отозвался Гуэрро.
– Не бык, а дубина, – проворчал Лоран. – Поверни он голову чуть в сторону – и угодил бы нашему тореро прямо в бок.
– Эти быки приучены нападать только по прямой, – сказал Гуэрро. – Когда матадору попадается такой бык, можно не сомневаться в успехе. Карлитос счастливчик. Его бык как раз из таких. Остается лишь молиться, чтобы Хозеито тоже повезло.
Восемь раз нападал бык, и восемь раз матадор изящно увертывался. Наконец животное выдохлось и остановилось. Карлитос покинул арену, даже не оглянувшись на застывшего в изнеможении противника.
За быка взялись пикадоры и бандерильеро.
Гуэрро снова вытер лоб.
– Совершенство, – пробормотал он, – само совершенство! Такой замечательный корриды я еще не видел.
– Мы в проигрыше, а? – спросила Хелен. – Да, дела-делишки…
На какое-то мгновение бык задержался прямо под их трибуной. Бока его бурно вздымались и опадали. Он терпеливо ожидал – пока Карлитос выберет себе шпагу и мулету, пока закончился ритуал посвящения быка судьям финальных боев Национальной Fiesta brava.
Но вот матадор решительным жестом сорвал с головы шляпу, швырнул ее в сторону и двинулся к животному.
Пьер Лоран поджал свои пухлые губы.
– Рога у него какие-то странные, – проговорил он.
– Верно, у мясных пород подобных рогов не бывает, – согласился Гуэрро. – Но это же бойцовый бык. И потом, какая коррида без рогов!
– Да не в том дело, – возразил Лоран. – Когда я работал помощником повара, мне пришлось познакомиться с профессией мясника. Если не знать, что готовишь, ничего путного не получится. У нас в «Нуво Кордон Бле» каждый повар – и мясник, и жнец, и на дуде игрец. Ну и вот…
Внезапно он обнаружил, что его никто не слушает. Карлитос как раз приступил к faena – заключительной части поединка.
Все было проделано безукоризненно. Ноги быка подкосились, и он рухнул на песок арены. Карлитос обошел поле, внимая приветственным кликам. Он получил в награду оба уха, копыто и хвост.
– Это самый большой приз, – сказал Гуэрро, вытирая платком губы.
Следующим выступал Перико. Ему достался carde-no – бык пестрой, черно-белой породы.
Смуглолицый матадор подтвердил свою репутацию сорвиголовы – бой он начал стоя на коленях. Кусок ткани ярко алел в его широко расставленных руках.
Хелен закрыла глаза: ей показалось, что все кончено. Но в последнюю секунду матадор сделал неуловимое движение – и бык промчался мимо.
Из тысяч глоток вырвался громоподобный рев.
Перико получил два уха и хвост. До Карлитоса он не дотянул, но у каждого из них оставалось еще по одному бою.
Наступила очередь Хозеито. На трибунах послышались редкие возгласы:
– Лорка! Лорка!
Доктор Хорстен поглядел на Гуэрро. Тот покачал головой.
– Многим известно, что Хозеито лоркист. Марта, пользуясь коротким перерывом, разглядывала зрителей на трибунах.
– Интересно, где твой дружок, нейрохирург? – сказала она Хелен.
Девушка вдруг помертвела лицом.
– Нейрохирург, специалист по электронике… Помнишь, когда полковник Сегура расспрашивал нас про пепел в камине? Что сказал его помощник насчет Ферда Зогбаума?
Марта нахмурилась, затем глаза ее остекленели:
– Помощник сказал: «Наверно, техник, приглашенный на корриду, сеньор полковник. Он прибыл на том же самом звездолете. Сеньор Зогбаум».
– Техник, приглашенный на корриду! – воскликнула Хелен. – Слепые котята!
Лоран не прислушивался к их разговору. Он разглядывал быка Хозеито, который только что вырвался на арену, подняв клубы пыли.
– Как бывший мясник, – пробурчал он, – должен заявить, что никогда не видел таких рогов. Они…
– Это не рога, – перебила Хелен, – антенны! Понимаешь, Пьер? Игра-то идет нечестная. Пошли, Дорн! Марта, ты останешься здесь: гляди во все глаза.
Произнеся все это на едином дыхании, девушка, не раздумывая, прыгнула вниз, на callejon. Мужчины последовали за ней.
Удивленные служители не успели перехватить нарушителей порядка. Немилосердно пихаясь, детина в профессорском пенсне и отдувающийся толстяк локтями проложили себе дорогу через толпу куадрильо, стараясь не отстать от маленькой юркой девочки.
Доктор окликнул Хелен:
– Что мы ищем?
– Пульт управления должен быть где-то рядом, в помещении, из которого видна арена. А это что?
Девушка резко остановилась.
– Лазарет, – выдохнул Лоран. – Как сказал Гуэр-ро, туда относят тех, кому срочно требуется помощь. А за ним – часовня ордена тамплиеров.
– А темные окна? – хмыкнула Хелен. – Поляризованное стекло! Эх ты, лазарет! Пошли.
Двое стражников Guardia Civil попытались было преградить им путь – и отлетели в сторону, сметенные могучей рукой Дорна Хорстена. Но оставалась еще дверь – массивная и, по всей видимости, запертая изнутри на засов.
– Дорн! – вскрикнула Хелен.
Могучая дверь не устояла под мощным натиском доктора.
На трибунах между тем началась истерика. При каждом движении Хозеито зрители раздражались гром-когласными «Оле!».
Хорстен успел захлопнуть дверь перед самым носом охранников из Guardia Civil и Policia secreta.
Ферд Зогбаум поднял голову и растерянно мигнул. Он сидел за пультом управления, надев на голову наушники. Руки его лежали на панели со множеством переключателей.
У одного из окон, прижав к глазам бинокль, стоял человек в форме майора Policia secreta. He обратив внимания на бесцеремонно ворвавшихся в комнату агентов Отдела G, он бросил:
– Правый рог вверх!
Пальцы Ферда Зогбаума затанцевали на тумблерах.
– Пьер! – взвизгнула Хелен.
Подшипник был пущен с чудовищной силой и с не меньшей ловкостью. Закачались разорванные провода, зазвенели разбитые стекла на шкалах приборов. Наушники вдруг слетели с головы Ферда Зогбаума. Пульт управления мигом превратился в руины.
Хелен свирепо поглядела на Зогбаума:
– И тебе не совестно?
Юноша снова мигнул.
– Я ничего не мог сделать, – произнес он запинаясь. – Я не имел представления о работе, ради которой меня наняли, а гонорар обещали просто фантастический. У них умер прежний техник, он тоже был с Земли. Здесь нет людей, которые умели бы обращаться с этим оборудованием…
Хорстен прижал к стене потрясенного майора и выглянул в окно.
– Я так и знал! – прорычал он. – Иначе и быть не могло. В мозг животному вживляются электроды, на которые потом поступают сигналы с пульта. Потому-то быки и бегут, никуда не сворачивая!
Дверь отворилась, и на пороге появились Гуэрро с Мартой. Ее лицо было серым.
– Мы опоздали! – проговорила она.
– Что ты хочешь сказать? – воскликнула Хелен.
– Хозеито, – угрюмо пояснил Гуэрро. – Он ранен. Серьезно. Он выбыл из состязаний.
– Значит… значит, все потеряно? В дверном проеме возник полковник Мигель Сегура с армейским револьвером в руке.
– Да, – подтвердил он. – Для вас, лоркистов и шпионов из Отдела G, все потеряно. Вы проиграли. Через пятнадцать минут последний бой решит, кто станет новым каудильо – Кар литое или Перико. А вас всех отдадут под суд по обвинению в антиправительственном заговоре.
Хелен смерила его взглядом.
– Это мы еще посмотрим. Дорн, Пьер, Марта, пошли! К судейской трибуне!
– Зачем? – голос Лорана выдавал всю глубину охватившего шеф-повара отчаяния.
– Я вспомнила одну фразу из Кодекса тавромахии[25] , который нам читала Марта.