– Тринадцатая квартира, – заметил он и быстрым шагом двинулся по крутой каменной лестнице с высокими ступенями. В подъезде после полуденной жары оказалось холодно и пахло сыростью. Площадки были большими, а потолки высокими, под три метра. Гулкое эхо цокающих по камню каблуков разносилось по всему подъезду, и становилось жутковато.
– Почему тут так тихо? – удивленно поинтересовалась Рада, пытаясь за банальным вопросом скрыть нарастающее беспокойство. Здесь было неуютно.
– Дом старый, живут одни старики. Но у тебя будет соседка, если захочешь…
– В смысле? – не поняла девушка и даже забежала немного наверх. Привычка выражаться полуфразами и незаконченными предложениями начинала раздражать.
– Дед сдавал ей комнату… художница. Рыжая…
– Какая рыжая художница? – Но парень этот вопрос проигнорировал, замер перед новой металлической дверью и занес руку для звонка.
– Я думала, квартира моя?! – Рада все же забежала вперед и уставилась в глаза новому знакомому. Они оказались самыми обычными, цвета бутылочного стекла, в обрамлении колючих русых ресниц.
– Твоя, – согласился парень и отступил, пытаясь сохранить дистанцию.
Открывшая дверь в квартиру Рыжая была действительно рыжей. Не только кудрявые, собранные в неряшливый пучок волосы, но и ресницы, брови, веснушки на вздернутом носу и даже хитрые кошачьи глаза. Пальцы и те были изляпаны оранжевой краской.
– Ничего себе! – выдохнула она и через порог подалась вперед, восхищенно уставившись на Раду. Художница была невысокой, и, чтобы рассмотреть лучше, ей пришлось встать на носочки. Рыжая бесцеремонно взяла Раду за подбородок и повернула из стороны в сторону, изучая черты лица.
– Прости… – спустя минуту пробормотала она, отступила и спрятала руки за спину. – Просто я… в шоке, если честно… ты поймешь почему. Сейчас!
И она развернулась, намереваясь скрыться в темном коридоре. Взлетела длинная зеленая юбка, и сверкнули пятки, тоже измазанные краской.
– Рыжая, – окликнул ее мой провожатый. – Это Рада – хозяйка квартиры, в которой ты живешь!
– Да поняла я! – раздался приглушенный голос откуда-то издалека, и снова все стихло.
– Пошли, – махнул Раде парень и шагнул в квартиру.
Вспыхнул свет, и они оказались в просторном пустом коридоре. Справа стояли рамы для картин, слева – сами картины, прислоненные к стене, и узкий шкаф. Рада с чувством удовлетворения заметила, что ремонт в длинном коридоре делали, по всей видимости, недавно. На полу новый линолеум, подвесной потолок, а на стенах жидкая штукатурка бежевого цвета. Симпатично, гораздо лучше, чем представляла себе девушка.
– Раньше квартира была коммунальной, потом в ней остался только твой дед. Приватизировал и одну комнату сдал Рыжей. Ему остались две другие. – Мой провожатый уверенно пошел по коридору и остановился еще у одной двери, с врезанным замком. – Степан Григорьевич…
– Кто? – удивилась девушка, увлеченная изучением абстрактной картины на стене.
– Твой дед…
Показалось, в голосе парня мелькнул сарказм и тщательно скрываемая злость.
– А-а-а-а… – Виноватой Рада себя не чувствовала. Даже не стала поправлять, что этот Степан Григорьевич являлся не дедом, а прадедом. Но разве это важно? Неважно и то, что Рада не по своей воле была незнакома с ним.
– Он сделал перепланировку. Внутри много изменено, – продолжил парень, достав из кармана запечатанный конверт и намереваясь вскрыть, но Рада опередила и выхватила его из рук.
– Спасибо, дальше я сама, – отрезала она, прижимая к себе толстый, пожелтевший картон.
Парень взглянул хмуро, но послушно отступил, едва заметно пожав плечами.
– За дверью две комнаты и даже небольшой санузел, – как ни в чем не бывало, продолжил он. – Кухня у вас с Рыжей одна на двоих, если конечно, позволишь ей жить дальше. В конверте ключи и деньги.
– Какие деньги?
– Это плата Рыжей за квартиру. Здесь за все полгода со смерти деда.
– Имя-то у Рыжей есть?
Известие о деньгах улучшило настроение, и Рада улыбнулась, решив, что слишком предвзято отнеслась к своему провожатому. Просто чересчур уж он странный, отталкивающий и навязчивый.
– Я – Алена! Но все меня называют Рыжая или Рыжа, – художница выскользнула из двери напротив и сама ответила на вопрос. В руках она держала массивный холст, оформленный в багет. Рада могла видеть только тыльную сторону картины.
– Что это?
– А вот фиг его знает, – честно ответила художница и развернула холст. – Я рисовала копию…
Рада сначала замерла, а потом отступила к стене, прикрыв рот ладонью. Рыжая держала в руках нарисованный портрет внушительных размеров. Молодая цыганка в белоснежной блузке и цветастой юбке. В волосах алый цветок, на обнаженном плече татуировка – яркая бабочка, а на пухлых, карминовых губах улыбка. Красивая картина, стилизованная под портрет девятнадцатого века. Прописаны искрящиеся золотые серьги и наборные бусы из мелких разноцветных бусин. Рада бы восхитилась и красотой изображенной девушки, и работой мастера, если бы с портрета на нее не смотрела она сама. Только красивой Рада себя не считала, не было у нее в глазах такого огня. Да и цыганской крови практически не было, так, несколько капель, подаривших смуглую кожу, нос с небольшой горбинкой и крупные, черные кудри.
– Откуда у тебя это? – Голос внезапно сел, и Рада откашлялась.
– Нарисовала. – Рыжая, казалось, даже удивилась такому вопросу. – Я же художница. Этот портрет заказал твой дед незадолго до смерти…
– У него не было моих фотографий. Откуда…
– А я рисовала не с фотографии, а с репродукции старинной картины. Точнее, даже не с репродукции, а с ксерокопии страницы какой-то книги. Так ты ее заберешь? Мне-то она ни к чему, а Степан Григорьевич успел расплатиться.
– Так! – Рада взмахнула руками и резко разорвала конверт с ключами. – Не хочу об этом думать. Сначала в душ, потом кофе, потом все остальное! Хорошо?
– Как скажешь! – Рыжая безразлично пожала плечами. Повернула картину к себе, полюбовалась, буркнула под нос непонятное: – Снова, что ли, прилетела?! – и на ходу попыталась что-то стряхнуть с холста.
Дверь ее комнаты хлопнула, и молодые люди остались в коридоре одни.
Рада не знала, что нужно провожатому, но, похоже, он очень хотел попасть в квартиру прадеда. Девушка допускала, что он собирался просто поглазеть.
– Мне неловко об этом говорить, но я хочу в туалет и очень устала. Может быть, мы все же расстанемся? Или ты ждешь за услугу денег?
– Денег? – хмыкнул парень. Одна сторона его губы поползла вверх, и на лице появилась презрительная усмешка. – Нет, спасибо. Мои услуги вряд ли тебе по карману.
Кажется, получилось его задеть. Это к лучшему, некоторых людей можно прогнать только так. Обидев. Правда, на душе после этого стало погано, но, с другой стороны, он виноват сам. Мог бы уже давно уйти и не смущать!
Рада уже облегченно выдохнула, но оказалось, что рано. Парень обернулся у двери и тихо произнес:
– Зря ты сюда приехала. Сидела бы в своей Москве, всем было бы лучше…
Девушка сглотнула, собираясь резко ответить нахалу, но молодой человек развернулся и вышел, а Рада прислонилась спиной к стене, чувствуя, что ноги слегка дрожат. «Откуда такая неприкрытая агрессия? К чему непонятные угрозы?» Ответа на этот вопрос не было.
Глава 2
Кофейные разговоры
Рука с ключом слегка дрожала. Рада входила в бывшую квартиру прадеда с опаской – боялась очутиться в старом, затхлом помещении, пахнущем болезнью и смертью. Ей доводилось бывать в жилище одиноких стариков, и только сейчас девушка осознала, где именно собирается прожить все лето.
Протяжно застонала, открываясь, массивная стальная дверь, из квартиры пахнуло пылью и, как ни странно, сеном. Неприятных, кислых и тяжелых запахов болезни и старости, которых так боялась девушка, не было.
Нащупав выключатель на стене, Рада зажгла свет и огляделась. Небольшая, около двух квадратных метров, прихожая отделялась от комнаты узким одежным шкафом. На открытой вешалке все еще висела добротная кожаная куртка, не из дешевых. Внизу стояли две пары ботинок, черные и коричневые, – и те и другие начищены. На тумбочке со строгим зеркалом – пара газет полугодовой давности, пачка дорогих сигарилл и перчатки.
Не похоже было, что здесь жил одинокий старик. Казалось, квартира принадлежала респектабельному мужчине средних лет, и он не умер, а вышел погулять или в магазин. О том, что квартира пустует достаточно давно, говорил лишь толстый слой пыли на светлом ламинате.
Рада не стала разуваться, решив, что пол все равно придется мыть, и прошла в погруженную в сумрак комнату, видимо, служившую то ли залом, то ли кабинетом. Занавешенные тяжелыми шторами окна казались особенно унылыми. Рада замерла напротив них и внезапно заметила мелькнувшую за тяжелой тканью тень, очень похожую на человеческую. Крик застрял в горле. «Что за черт!» – пробормотала девушка и кинулась вперед. Чувствуя, как быстрее начинает стучать сердце, рванула шторы и уставилась в пыльное окно, выходящее во двор.
– Ничего не понимаю, – пробормотала Рада, снова задернула плотную ткань, отступила, но на сей раз не заметила ничего странного. Обычные шторы на обычном окне.
Девушка еще немного постояла, всматриваясь, но потом поняла, что, вероятнее всего, ей почудилось. Рада тряхнула волосами, потерла руками лицо, пытаясь прийти в себя, и продолжила осмотр.
Угловой диван стоял рядом с журнальным столиком. Массивный письменный стол в углу. На полированной, имитирующей камень столешнице девушка, к величайшему удивлению, обнаружила закрытый ноутбук. Стены от пола до потолка занимали стеллажи с книгами.
Дома у родителей тоже имелась неплохая библиотека, но она не шла ни в какое сравнение с той, которую собрал прадед. Можно было насчитать не одну сотню корешков. Рада медленно прошлась вдоль полок к окну. Провела рукой по старым шершавым переплетам, даже не обращая внимания на заголовки – она успеет их изучить позже, сейчас же есть лишь время оглядеться по-быстрому. Девушка раздернула темно-коричневые, с золотистым орнаментом шторы, и в большое окно хлынул солнечный свет. В воздухе тут же сверкнули переливающиеся пылинки, и Рада интуитивно попыталась разогнать их ладонью. «Здесь точно стоит как можно быстрее все вымыть, – решила она, – а то уже в горле першит от пыли».
Квартира удивила. Рада рассчитывала получить свободную, собственную жилплощадь, а оказалась в сундуке с загадками. Здесь было чисто, аккуратно и дорого.
Прадед не бедствовал, и, похоже, находился в здравом уме и твердой памяти, иначе чем объяснить ноутбук и книги? Видимо, Степан Григорьевич не чуждался технического прогресса. Вторая комната, в которую вела темно-коричневая дверь со стеклом, оказалась маленькой спальней, примыкающей одной стеной к общей кухне. Именно здесь сделали перепланировку, о которой сказал мрачный провожатый. Часть комнаты отгородили, и сейчас там находился индивидуальный санузел. «Ничего примечательного», – заключила Рада, заглянув в приоткрытую дверь. Белая раковина-тюльпан, скромная душевая кабина и унитаз. На батарее до сих пор висит темно-синее полотенце.
Вот сама спальня Раде не понравилась, эта комната была совсем старческой. Узкая кровать на панцирной сетке, платяной шкаф у стены и тумбочка с лекарствами.
– Здесь я спать не буду, – заключила девушка и торопливо вышла. Находиться в спальне было не очень приятно. Рада не могла отделаться от ощущения, что прадед, вполне возможно, умер именно здесь. От этих мыслей по спине пробегали мурашки, и хотелось очутиться как можно дальше.
Вернувшись в зал, девушка испытала облегчение. Присела на широкий диван и наконец-то скинула туфли. Ноги гудели, и нестерпимо хотелось выпить кофе. Рада закрыла на секунду глаза, чтобы немного отдохнуть и прийти в себя.
Стоило составить план действий. Завтра с утра нужно сходить к нотариусу, а сегодняшний вечер можно посвятить уборке, и хорошо бы купить кровать в спальню, жаль, личных денег у Рады было немного. Девушка торопливо открыла конверт с оплатой за квартиру, который передал парень, и присвистнула, увидев сумму. Потом мысленно поделила ее на шесть месяцев со дня смерти прадеда и решила, что выгонять Рыжую не будет. Если уж она не мешала прадеду, ей точно не помешает, а деньги за аренду квартиры будут очень кстати. Того, что скопилось за полгода, хватит не только на кровать с матрасом, но еще и останется на комфортную жизнь в течение как минимум месяца, а если экономить, и двух. Одна проблема решилась сама собой. Хотя бы работу на лето искать не придется.
Настроение улучшилось. Рада достала из рюкзака открытые сланцы, гель для умывания и новое полотенце – самые важные вещи. Переобулась, умылась и вышла на кухню в надежде раздобыть кофе. На натуральный она, конечно, не рассчитывала, но планировала выпросить у своей квартирантки хотя бы пару ложек растворимого.
Рыжая сидела на подоконнике с чашкой ароматного кофе в руках. Одуряющий запах плыл по помещению, у Рады даже потекли слюнки. Похоже, художница тоже любила божественный напиток, и не растворимый, а молотый.
– Хочешь? – поинтересовалась Рыжая, лукаво улыбнувшись. – В турке еще осталось, наливай. Чашки – в верхнем левом ящике. Стеклянная, с панорамой города, – его любимая… – с легкой грустью сказала она и тихо добавила: – Я ее подарила на день рождения. Года два назад…
В ее голосе прозвучала тоска, и Раде стало не по себе. Посторонняя девушка, квартирантка, оказалась ближе прадеду, чем она сама. Разве это правильно?
Рыжая прислонилась спиной к откосу. Она отмылась от краски и распустила волосы, которые теперь золотились в лучах солнца и напоминали нимб – мелкие кудряшки, торчащие в разные стороны, словно солнечные лучики. Волосы у Рыжей были довольно длинные и спускались ниже лопаток, но основная их часть сосредоточилась вокруг миловидного лица, по форме напоминающего сердце – острый подбородок, широкие скулы и ямочки на щеках.
– Какой он был? – наконец решилась спросить Рада. Достала из шкафа кружку, про которую говорила новая знакомая, и плеснула в нее все еще ароматный, но уже слегка остывший кофе.
– Странный, – не задумываясь, ответила художница, крепче обхватив глиняную чашку. У Рыжей были короткие ногти, не покрытые даже прозрачным лаком, длинные пальцы и худые запястья с тонкой, фарфоровой кожей, сквозь которую просвечивали голубые вены. Девушка походила на фею – хрупкое, волшебное существо. Ей ли говорить о странности?
– Странный… – Рада усмехнулась и присела на табуретку. – Очень уж расплывчатое определение.
– Поверь, оно ему подходило!
Рыжая спрыгнула с подоконника и поставила кружку в мойку.
– Так ты заберешь картину? – сменила она тему. Видимо, говорить про Степана Григорьевича художница почему-то не хотела.
– Заберу. – Рада пожала плечами. – Если расскажешь, с чего ты ее рисовала.
– Даже покажу, – ответила она, исчезла за дверью и вернулась буквально через минуту. – Вот!
Рыжая протянула помятый, испачканный масляной краской альбомный лист. Саму картину в раме она прислонила к кухонному шкафчику.
Рада осторожно развернула листок и поняла, что это ничего не дает. У нее в руках оказалась обычная ксерокопия не очень хорошего качества.
– Мне кажется, это сделано из какого-то журнала или из книги… Я еще ругалась, что рисовать копию с ксерокопии репродукции, да еще такого качества, просто невозможно. Здесь же и цвета толком не разглядишь, и лицо хоть и хорошо видно, рисовать неудобно! А он мне тогда ответил: «Алена, ты же девочка талантливая. Уверен, что сама додумаешь так, как нужно!» Я вообще предполагала, что Степан Григорьевич хотел обновить интерьер и поддержать меня. Зимой как раз было плохо с деньгами. Думала, Новый год буду отмечать, в лучшем случае, с бутылкой пива. А тут он так вовремя со своим заказом…
– Здесь вроде бы какие-то буквы. – Рада попыталась разглядеть надпись под копией портрета, но она была очень мелкой, и на буквах стояла большая зеленая клякса.
– Говорю же! Этот портрет из какой-то книги или журнала.
– Странно… а почему у этой девушки на плече нет бабочки? А на твоей картине есть. Тоже желание прадеда?
– Нет… – Казалось, Рыжая немного смутилась, закусила губу, словно размышляя, сказать или нет, но потом отшутилась, улыбнувшись: – Бабочка прилетела сама. Но, согласись, она неплохо тут смотрится?