— Он полностью реализуется. Никаких новшеств — таков критерий работы машины. И смею заверить, друзья, в машине он осуществляется гораздо строже, чем в вашей житейской практике.
— Великолепно! — Изз взмахнул передними ножками и пошевелил сложенными крыльями, выражая крайнюю степень восторга.
Сидевшие по бокам помощники тоже зашевелили крыльями и прозвенели о своей радости. Один Язз за их спинами, молчаливый и неподвижный, не выразил довольства.
Он был слишком близок к шестой верхней степени допуска, чтобы радоваться.
— Вы вводите в машину данные о каждом леонце, — продолжал социолог. — И не только о существующем поколении, но и обо всех предшествующих, по которым сохранились подсчеты. И машина выдаст средний образ леонца. Она исключает из подсчета лишь тех, кто резко выпадает из нормы и не имеет аналогов в предшествующих поколениях.
— Исключает кого-то из подсчета? — Изз с сомнением посмотрел на своих помощников. — До сих пор мы этого не делали.
— Не делали! — одинаковыми голосами подтвердили Озз и Узз.
Язз промолчал.
— И тем, что не делали этого, вступали в противоречие с принципом — никаких новшеств! — холодно отпарировал социолог. — Ибо если попадается индивидуум, выпадающий из допусков, но повторяющий кого-то, кто уже существовал, то здесь имеется нарушение нормы, но новшества еще нет. Но если он выпадает, никого не повторяя, он образует новшество. Впрочем, если вы желаете отказаться от своего священного критерия…
— Никогда! — поспешно объявил Изз.
— Тогда берите машину, закладывайте в нее формулировку основного принципа и загрузите ее память данными обо всех предшествующих поколениях. И машина будет непрерывно выдавать вам расчет нормы и отклонения от нее для каждого жителя Леонии.
— Отлично! — Министр поднялся и расправил крылья. — Прикажи доставить машину в пещеру правительства, друг Квама.
Он первый вылетел в окно, за ним унеслись трое помощников.
Когда машину увезли, Квама устало опустился на диван. Рой сел напротив.
— Я сделал все, что вы просили, — сказал Рой. — Но уверены ли вы сами, что теперь начнется улучшение этого народа или хоть прекратится деградация?
— Абсолютно уверен! — Социолог вскочил и стал возбужденно ходить по салону. — Вы видели леонцев в госпитале. Машина удалит их из подсчета, ибо они жертвы мутаций, которых раньше не было.
— Машина отсечет не одни уродства, но и совершенства.
— Уродств на Леонии много больше. И еще одно учтите, друг Рой: совершенства продолжают наши естественные способности, достоинства лишь усиливают и гармонизируют нас, не вступая в противоречие с натурой. А уродства опровергают натуру! Они именно новшества, зловещие новшества! Говорят: истина одна, отклонений от истины — тьма. В какой-то степени это справедливо и для совершенства и уродств.
— Буду надеяться, что вы не ошибаетесь. Итак, мое задание выполнено, и я улетаю завтра. Меня еще одно интересует, друг Квама. Когда вы пришли к выводу, что только машина может вам помочь?
— Мысль о такой машине возникла у меня при посещении госпиталя. Там всего наглядней парадоксы Леонии. Я уже говорил вам, что леонцы мягки, отзывчивы, дружелюбны, честны, по-своему умны… А нелепо возникшая у них концепция обязательной среднести становится философией раздора и вражды. Ведь все нижесредние жаждут понижения соседей, ибо тогда им не грозит чрезмерное удаление от нормы. Каждое излечение ухудшает шансы остальных, ибо излеченный увеличивает норму. Выпиской из госпиталей командуют статистики, а не врачи, не забывайте этого. Но теперь, не сомневаюсь, все пойдет по-другому!
Рой сказал задумчиво:
— Ситуация на Леонии вызывает у меня одно желание. Фильтр от уродств что-то вам даст, но он очень несовершенен. Хорошо бы сконструировать машину, автоматически регулирующую уровень общественного и личного благополучия для любого общества и выдающую программы его усовершенствования. На Земле такие приборы созданы давно, но они годятся лишь для человечества. Нужно бы переконструировать один из таких аппаратов на все формы разумного существования.
— И опытный экземпляр пришлите на Леонию. Здесь он наверняка понадобится.
— Будете ли вы еще на Леонии? — возразил Рой, улыбаясь. — Как виднейшего специалиста по усовершенствованию недоразвитых цивилизаций вас передвинут на какую-нибудь новую планету.
— Почему вы мне не верите, Рой? — с упреком спросил социолог. — Я везде буду выполнять возложенную на меня миссию помощи бедствующим цивилизациям. Но здесь меня задерживают не одни доводы разума. Думаю, что до конца моей жизни хватит на Леонии радостной для меня работы.
5
Рой садился в авиетку, чтобы лететь на космодром, когда примчался чрезвычайно расстроенный Изз. Он был на этот раз без помощников.
— Я протестую, друг Квама! — прозвенел он на самой высокой ноте. — Совершилось возмутительное новшество! Требую пресечения!
Квама холодно посмотрел на расстроенного министра. Изз нервно переминался на всех шести ногах и беспорядочно шевелил крыльями.
— Друг Изз, у вас есть специальный помощник по пресечению ненормальностей.
— Я вызвал моих помощников, но они задержались. Они бессильны. Требуется ваше срочное вмешательство.
— Объясните, во что я должен вмешаться.
Из взволнованной речи Изза стало ясно, что машина зыдала новый уровень среднести и что министр из абсолютной среднести передвинут в минусовый допуск и находится на опасной грани однотысячного отклонения. Он, совершеннейший из абсолютно средних, выброшен в минусовики!
Как это вытерпеть? Как с этим примириться?
Вдали показались быстро несущиеся помощники министра. Изз гневно обратился к ним:
— Вы недопустимо задержались! Ошибки в расчете найдены?
Ему ответил, вежливо склонив голову, Узз, помощник по статистике:
— Расчет подтвержден. Я с Оззом тоже передвинут в минусовики из плюсовиков. Правда, у нас не столь большое отклонение, как у тебя, Изз.
— Вы слышали, люди? — закричал Изз. — Ваша машина плохо функционирует. Срочно измените ее алгоритм. Я требую этого не только как несправедливо оскорбленный леонец, но и как облеченный высокими полномочиями министр…
Вперед выдвинулся Язз и прервал разгневанного Изза:
— Ты больше не министр, Изз. Ты слишком отошел от нормы. Министром стал я, ибо достиг совершенной среднести. Ты мой помощник, как Узз и Озз. Машина, предложенная людьми, функционирует исправно. У народа Леонии нет причин требовать изменения ее алгоритма.
У бывшего министра был такой растерянный вид, что Рой едва удержался от смеха.
Язз обратился к социологу:
— Спешу тебя порадовать, друг Квама. По новому расчету врач Илл лежит в хорошем допуске. Он выпущен из госпиталя. Употребление осадков симбы тоже вошло в приемлемость. Илл спешно готовит лекарство для излечения инвалидов. Он обещает возвратить к нормальной жизни половину больных! Я с охотой покажу пример своему народу и без страха приму осадок симбы.
— И все вы теперь будете ярче сиять, — радостно сказал социолог. — В ваших темных помещениях добавка света просто необходима!
Рой сел в авиетку и помахал рукой четырем леонцам и социологу. Ему ответили взмахами рук и крыльев. Примирившийся со своей судьбой Изз тоже приветственно взметнул крылья.
МАШИНА СЧАСТЬЯ
1
После расследования трагической гибели Фреда Редлиха Генрих стал жаловаться, что его с Роем превращают из физиков в космических детективов. Рой попробовал опровергнуть брата. Рой рассудительно доказывал, что детективы ищут преступников, совершивших убийства или иные крупные нарушения человеческих законов, а они исследуют загадочные явления в космосе и обществе, представляющие опасность для человека.
Доказательства Роя не убеждали, а раздражали Генриха. Генрих временами становился глух к любому разумному доводу, если тот, по словам Роя, «не попадал в жилу» настроению. Разговоры кончались тем, что Генрих начинал кричать на брата, или убегал из лаборатории, или — и это казалось Рою хуже всего — в полной прострации заваливался в кресло и часами не откликался.
Рой потерял терпение.
— Чего ты хочешь? — спросил он. — Объясни по-человечески, чего тебе надо?
«По-человечески» Генрих объясняться не умел. Ему что-то не нравилось в их новой специализации, он не способен точно сформулировать — что, пусть к нему не пристают с педантическими вопросами. У него скверно на душе, это он знает. И еще он знает, что физику не пристало наклоняться над трупами, искать на теле следы насилия и потом рысью бежать по горячему следу, ему безразлично, чей это след — злоумышленника на двух ногах или зловещего, никому еще не известного космического явления.
У других работа как работа, открытия и находки совершаются на стендах с приборами, а не на операционных столах и в моргах. Он хочет вычислять, а не копаться в следственных докладах. Ему надоело отталкиваться от изуродованных тел, как от основы для теоретических изысканий. Он будет основываться на матрицах и интегралах, отталкиваться от формул. И все, что не имеет отношения к письменному или лабораторному столу, может безмятежно ухнуть в преисподнюю. Рой обладал способностью быстро облекать смутные ощущения Генриха в одежды точных формулировок.
— Понимаю, — сказал он спокойно. — Ты хочешь разработать прибор, который автоматически разыскивал бы укрывающихся преступников и обнаруживал неведомые опасные явления;
Генрих, развалившийся в кресле, даже привскочил от удивления.
— Знаешь, Рой, в этой мысли что-то есть, — сказал он.
— Конечно, — подтвердил брат. — Это ведь твоя мысль, а на глупости ты не способен.
Рой любил изображать их отношения так, что все значительное в их работе придумано Генрихом, он же лишь помогал превратить блестящие идеи брата в практическое действие.
Генрих забегал по комнате. Он должен был выплеснуть в движении охвативший его восторг. В нем клокотал и пенился проект новых изысканий.
— Так, так, — радостно бормотал он. — Совершенно верно! Не руками, а электроникой хватать за шиворот преступников. Испытывать опасные ситуации не на живом теле, а на модели. Моделировать опасность. Создать электронную схему уголовного деяния. Но как? Вот он, вопрос вопросов: как?
Через минуту Генрих остановился перед братом, хладнокровно наблюдавшим за его метаниями, и сообщил, что у него все разработано. Уже давно открыт способ физически измерять уровень общественного счастья. Любое преступление и несчастье понижают этот уровень. Им остается отыскивать случаи падения общественного благополучия, все крохотные ямки и впадины на плавной кривой, и определять, кто и что вызвало их. Причина таких падений — преступление или непредвиденная беда. Прибор сам отыщет места падений, сам обнаружит причины, сам укажет, кто преступник или в чем состоит неизвестная опасность.
— Отлично, — одобрил Рой. — Я предлагаю назвать наш новый аппарат розыскным прибором.
— Согласен! — Когда криминалистика превращалась в разновидность электронного процесса, Генрих ничего не имел против нее.
Два месяца братья с увлечением работали над розыскным прибором. На испытании он показал неплохие результаты — удалось отыскать пропавшие несколько лет назад индукционные эталоны тихой радости, психической удовлетворенности и хорошего физического самочувствия. Исчезновение эталонов в свое время наделало много шума. Их изготовили для колонии на планете Сигма-3, с планеты долго поступали запросы и жалобы на невыполнение заказа. Институту космических проблем пришлось срочно изготавливать дубликаты уникальных катушек. Теперь они нашлись в собачьей будке в саду. Розыскной прибор указал и виновника — веселую овчарку Приму. Собака, по-видимому, проникла в лабораторию через открытое окно, и изящные катушки так ей понравились, что она утащила их к себе.
Розыск эталонов, скорее забавный, чем серьезный — катушки, основательно изгрызенные, в дело уже не годились, — показал, что прибор надежен. Генрих, однако, досадовал, что не пришлось испытать его на крупном деле. Он несколько успокоился, когда братьям сообщили, что прибор затребован на контрольную проверку в Управление общественного благополучия. Рой, наоборот, разнервничался, что с ним бывало не часто. Все испытания в Управлении общественного благополучия происходили в присутствии членов Большого совета. Это означало, что любая неудача становилась катастрофическим провалом. Правда, и любой успех превращался в триумф.
2
Братья привезли прибор в управление и установили его в операционном зале.
Это было одно из немногих мест, где педантично хранились традиции старины. Все здесь поражало древней примитивностью — и самосветящиеся стены, и щиты со схемами текущих общественных отправлений, и стереоэкраны связи с городами на других солнечных планетах, и допотопные пластиковые диваны.
Порывистый Генрих, забывший, что здесь нет силовых стульев, появлявшихся в момент, когда в них возникала нужда, немедленно растянулся на полу. Он поворчал, что не понимает, как жили предки; они были, очевидно, рабами вещей и не то что лечь, но и сесть не могли, если поблизости не имелось специальных приспособлений для сидения.
Точно в назначенное время явилась, проверочная комиссия — почти все были членами Большого совета. И возглавлял ее Альберт Боячек. У Роя несколько отлегло от души. Президент Академии наук хорошо относился к братьям. О Генрихе можно было даже сказать, что он — любимец Боячека.
— Начнем, друзья! — предложил Боячек. Розыскной прибор подключили к третьему щиту.
Всего щитов было пять, они полукругом охватывали центральный пульт, тоже древнее устройство. Первый щит вмещал интеграторы общественного здоровья, на втором размещались уровнемеры наличного общественного счастья, третий показывал развитие человеческого благополучия с начала истории человечества, то есть с года объединения Земли, а четвертый суммировал положение на других планетах, заселенных людьми и звездными друзьями. Этот щит был поновее, и показатели на кем можно было бы изображать не такими архаическими приборами, как самописцы и автоматические интеграторы, но Большой совет и тут не пожелал нарушать традиции.
А на пятом щите красовался экран общественного пси-поля, это был регистратор суммарного творческого потенциала общества, механизм, разработанный самим Боячеком. Генрих подошел было к этому щиту, но Боячек показал на второй и третий.
— Нас прежде всего интересует, что мешает подъему общественного благополучия, — сказал президент. — Подъем и падение творческого духа — явления столь сложные, что нет пока нужды вручать их исследование приборам.
У третьего щита розыскной прибор вел себя отлично.
Ему задали первобытную историю, период Древнего Рима по всем годам римской истории. Прибор с большой точностью перечислил причины, препятствовавшие в те годы общественному благополучию: малую экономическую эффективность рабовладельческого строя, войны с соседями Рима, борьбу за власть в правящей верхушке, религиозные суеверия, неурожаи, болезни, стихийные бедствия… Члены комиссии только кивали головами, когда розыскной прибор выпечатывал на выходной ленте свои комментарии для каждого года римской истории.