Не ожидая ответа он повернулся и направился к киоску. Краем глаза он заметил, что Кошиль слегка пожал плечами и продолжал идти, куда шел. В киоске Герсен купил пакет печенья, снял обертку, сунул в нее чек, бросил ее рядом с корзинкой для бумаг, пересек зал и уселся на скамью. Скомканный кусок бумаги возле корзинки казался большим, белым и подозрительным. В зале опять появился Кошиль. Он подошел к киоску, перебросился парой шуток с продавцом, выбрал себе пакет сладостей, содрал обертку и бросил ее в сторону корзины, но не попал. Он хмыкнул, нагнулся за ней, поднял заодно бумажку Герсена и, казалось, выбросил обе бумажки в корзинку. Затем ушел.
Герсен вернулся в номер. Нервы его были напряжены до предела. Чрезмерный оптимизм был бы глупостью, но пока все шло по плану, и шло хорошо. Конечно, скрытый телеглаз мог засечь, как Кошиль подбирал чек; Фаниан Лабби мог организовать слишком строгий надзор; список такого множества нового оборудования мог привлечь чье-то внимание. Но пока все шло хорошо.
На следующий день он заглянул в мастерскую. Лабби был занят с парой подростков, которые со скуки занялись изготовлением масок. Лабби сообщил, что до завтра оборудование не прибудет, и Герсен отправился в номер.
Вечерний час общения прошел скучно, ни Кошиль, ни Ифигения не появлялись. На следующий день, когда Герсен после завтрака вернулся в номер, он нашел на столе конверт, в котором лежала зеленая с розовым банкнота в 10.000 севов. Герсен проверил ее своим фальшметром, и она оказалась подлинной. Пока все шло хорошо. Но оборудование так и не пришло, Фаниан Лабби был в плохом настроении. Герсен вернулся к себе, изнывая от нетерпения. Никогда еще сутки не тянулись так медленно, хотя, к счастью, на Сасани в сутках был всего двадцать один час.
На следующий день Фаниан Лабби широким взмахом своей толстой руки указал на внушительную груду картонных ящиков.
– Вот ваш заказ, мистер Уолл. Прекрасный набор оборудования, и вы можете теперь развлекаться со своими призмами и калейдоскопами, как вашей душе угодно.
– Спасибо, мистер Лабби. Я очень доволен, – ответил Герсен. Он перетащил ящики в студию и с помощью Лабби распаковал их.
– Я горю желанием увидеть вашу работу, – заявил Лабби. – Учиться никогда не поздно, а я никогда не слыхал о том виде творчества, которым вы занимаетесь.
– Это очень детализированный процесс, – ответил Герсен. – Некоторые даже находят его скучным, но я обожаю медленную тщательную работу. Первым делом, я полагаю, надо устроить затемнение комнаты.
С помощью Лабби, который держал лестницу, Герсен задрапировал черной тканью стеклянный потолок и дверь. Потом прибил на дверь табличку: «Фотокомната. Без стука не входить».
– Теперь я могу приступить к работе. Пожалуй, я начну с простых итераций в розовом и зеленом.
Под пристальным взглядом Лабби Герсен сфотографировал булавку, увеличил снимок в десять раз и отпечатал тридцать зеленых копий и тридцать розовых.
– А что теперь? – поинтересовался Лабби.
– Теперь мы переходим к довольно монотонной части работы. Каждую из этих булавок нужно аккуратно вырезать из фона. Затем, с помощью булавок и булавочных дыр я организую реитерацию. Если вы хотите, вы можете заняться вырезанием, пока я подберу нужный краситель.
Лабби с сомнением посмотрел на гору снимков.
– И все это нужно вырезать?
– Да, и очень тщательно.
Лабби без всякого энтузиазма принялся за работу. Герсен внимательно наблюдал за ним, подавал советы и подчеркивал необходимость абсолютной аккуратности. Затем, взяв у Лабби калькулятор, он нашел квадратные корни из первых одиннадцати простых чисел. Результаты были в диапазоне от 1 до 4,79. Лабби тем временем вырезал три булавки, сделав одну небольшую ошибку. Герсен укоризненно вздохнул. Лабби отложил ножницы.
– Это очень интересно, но мне нужно заняться другими делами.
Как только он ушел, Герсен сравнил десятитысячную банкноту с розовыми и зелеными булавками, ввел соответствующую цветовую коррекцию и отпечатал еще кучу снимков. Он выглянул в большую мастерскую. Лабби был занят с детьми. Герсен положил банкноту под микроскоп и, как тысячи других людей до него, стал разглядывать ее в поисках секрета аутентичности. Как и те тысячи людей, он не увидел ничего.
Теперь – решающий эксперимент, от которого все зависит. Он выбрал бумагу подходящей толщины и плотности, вырезал из нее прямоугольник размером с банкноту и сунул в щель фальшметра. Немедленно зажегся тревожный сигнал. Тогда Герсен отметил на бумаге точки, соответствующие найденным значениям квадратных корней. Приложив к бумаге угольник, он ногтем провел крестики через каждую пару точек, надеясь таким образом создать нужное сжатие волокон. Дрожащими руками он поднял фальшметр…
Внезапно открылась дверь и вошел Лабби. Одним движением руки Герсен убрал банкноту и фальшметр в карман и схватил ножницы и снимки, имитируя интенсивную деятельность. Лабби был разочарован, увидев, что такое множество оборудования дало такие жалкие плоды. Это мнение он высказал вслух. Герсен стал объяснять, что он перевычисляет некоторые эстетические соотношения, и что это длинный и нудный процесс. Если Лабби хочет, он может его ускорить, вырезая булавки, но только на этот раз аккуратно. Лабби заявил, что больше не сможет помочь. Герсен вырезал еще несколько булавок и аккуратно разложил их на столе. Лабби взглянул на набор розовых и зеленых фильтров, лежащий под лампой.
– Вы что, употребляете только эти два цвета?
– По крайней мере для этой композиции, – отрезал Герсен. – Зеленый и розовый, хотя и могут показаться профанам очевидными и даже наивными, абсолютно необходимы для моих целей.
Лабби хмыкнул.
– Они довольно блеклые.
– Точно, – кивнул Герсен. – Я добавил кое-что в красители, и, похоже, они на свету выцветают.
Лабби вскоре вернулся в главную комнату. Герсен вытащил фальшметр и сунул бумагу в щель. Никакого тревожного красного сигнала! Только ласкающее слух тихое жужжание – признак аутентичности! Самый приятный звук за всю жизнь Герсена.
Он взглянул на часы – время для хобби почти вышло, пора было закругляться.
Во время часа общения он заметил Ифигению, одиноко стоящую в конце зала. Герсен не подходил к ней, а она, казалось, его не замечала… И он считал ее обычной девушкой! Он находил ее лицо неинтересным! Оно было совершенным. Десять миллиардов севов? Мелочь… Герсен с трудом боролся с желанием немедленно вернуться в мастерскую.
Но на следующий день занудство Лабби проявилось в полном объеме. В мастерской не было ни одного гостя, и Лабби два часа проторчал в студии, восхищенно глядя на Герсена, который вырезал булавки, раскладывая и перекладывая их с напряженной сосредоточенностью, моля про себя Бога, чтобы Лабби наконец убрался.
День пропал. Герсен покинул мастерскую, кипя от сдерживаемой ярости.
На следующий день он продвинулся больше. Лабби был занят. Герсен прикрыл серию и номер банкноты, сфотографировал ее и отпечатал двести копий с тщательно подобранными красителями. Через день он запер дверь, сославшись на необходимость длительных экспозиций. Затем он провел нужные линии и, использовав игрушечный печатный пресс, впечатал номера. Банкноты выглядели почти совсем как настоящие. Они слегка отличались на ощупь, но кому какое до этого дело, раз они проходят фальшметр?
За обедом он обдумывал последнюю проблему – как внести деньги, не вызвав подозрений. Если он просто отнесет их в офис, немедленно возникнет вопрос, где он их взял. Он никак не мог придумать практически реализуемый способ организовать доставку. Ясно, что доверить такую сумму Кошилю было невозможно. Он решил, что нуждается в дополнительной информации. Во время общего часа он зашел в офис к помощнику администратора, человеку с лицом ласки, носившим темно-синюю униформу Обменного Пункта с таким видом, будто это была особая привилегия. Герсен состроил озабоченную мину.
– У меня возникла одна проблема, – сказал он администратору. – Мне сообщили, что мой старый друг прибывает завтра, чтобы погасить взнос одного из гостей. Можно ли устроить так, чтобы я был в бюро, когда прибудет автобус с посетителями?
Администратор нахмурился.
– Это несколько необычная просьба.
– Я это понимаю, – скромно согласился Герсен, – однако политика Обменного Пункта – всемерно облегчить погашение взносов, а я именно этого и хочу.
– Ладно, – согласился администратор, – приходите в офис сразу после завтрака, и я это устрою.
Герсен вернулся в общий зал, погулял туда-сюда и порядочно выпил, чтобы успокоить нервы. Прошла ночь. Он, давясь, проглотил несколько кусков завтрака и поторопился в офис администратора, который сделал вид, что все позабыл.
Герсен терпеливо изложил свою просьбу повторно.
– Ладно, – сказал администратор. – Я полагаю, мы не можем требовать, чтобы каждый вопрос погашался по общей процедуре.
Он провел Герсена в приемную и попросил обождать. Прибыл архаичный автобус с восемью пассажирами. Они прошли в офис.
– Ну, – спросил клерк, – есть среди них ваш друг?
– Да, конечно, – ответил Герсен. – Вон тот невысокий человек с синей тонировкой кожи. Я только скажу ему пару слов и улажу дело с моим взносом.
Прежде чем администратор успел возразить, Герсен вошел в офис и подошел к человеку, на которого указал.
– Простите, пожалуйста. Вы случайно не Майрон Пэтч?
– Нет, сэр. Я не являюсь этим индивидуумом.
– Извините, я обознался. – Герсен вернулся к администратору, держа в руке конверт. – Все в порядке. Он привез мои деньги. Я опять свободный человек!
Администратор хмыкнул. Происшедшее выглядело довольно странно – но разве жизнь не состоит из странных событий?
– Ваш друг прибыл выкупить вас и кого-то еще?
– Да. Он – член Института, и не слишком заботится о том, чтобы выказывать сердечность.
Администратор вновь хмыкнул. Все объяснилось – по крайней мере, все казалось объяснимым.
– Ладно, – заявил он, – если ваши деньги у вас, ступайте и погасите свой взнос. Я дам распоряжение клерку, поскольку ваш случай несколько необычен.
Когда автобус покидал Обменный Пункт, Герсен уже сидел в нем. В Нике он нанял аэрокар и отправился в город Сагбад.
Пятью днями позже, одев черную с коричневым рубашку, черные брюки и подкрасив кожу в черный цвет, Герсен вернулся на Обменный Пункт. Он прошел в уже хорошо знакомый ему офис и без возражений подчинился рутинной процедуре регистрации.
– Итак, чей взнос вы хотите аннулировать?
– Алюз Ифигении Эперже-Токай.
Клерк изумленно поднял брови.
– Простите, сэр, вы – Кокор Хеккус? – спросил он с почтением.
– Нет.
Клерк нервно дернулся.
– Взнос большой. Десять миллиардов севов.
Герсен открыл плоский черный чемодан, который принес с собой. Он был набит пачками стотысячных купюр – самых крупных из имеющих хождение.
– Вот деньги.
– Да, да… но я обязан сообщить вам, что Кокор Хеккус уже депонировал у нас более девяти миллиардов севов.
– А тут – десять миллиардов. Можете пересчитать.
Клерк издал приглушенный звук.
– Вы в своем праве, сэр. Гость, безусловно, относится к «доступной» категории. Но мне понадобится помощь, чтобы сосчитать деньги.
Пересчитывание и проверка денег заняли шестерых человек на четыре часа. Клерк, нервно улыбаясь, выдал Герсену расписку.
– Очень хорошо, сэр. Я послал за гостьей, чей взнос вы аннулировали. Через пару минут она будет здесь. – И про себя пробормотал: – Кокору Хеккусу это совсем не понравится. Кто-нибудь за это поплатится.
Через десять минут Ифигения вошла в офис. На лице ее застыло напряженное и дикое выражение. Глаза ярко блестели от страха. Она взглянула на Герсена, не узнавая его, затем направилась к двери, словно желая бежать в пустыню. Герсен удержал ее.
– Успокойтесь, – мягко сказал он. – Я не Кокор Хеккус; у меня нет никаких замыслов на ваш счет, считайте, что вы в безопасности.
Она недоверчиво взглянула на Герсена, снова всмотрелась, и Герсен подумал, что она узнала его.
– Есть еще одно дело, – заявил клерк, обращаясь к Ифигении. – Поскольку вы выступали в странной роли собственного спонсора, то деньги, за вычетом наших двенадцати с половиной процентов, принадлежат вам.
Ифигения явно непонимающе уставилась на него.
– Я предлагаю вам выдать банковский чек, – сказал Герсен, чтобы не заставлять леди таскать такую кучу наличных. Поднялся небольшой переполох, пожимание плечами, дрожь в руках. Наконец, банковский чек на сумму 8.749.993.581 севов на Планетарный Банк в Сагбаде был выписан. Это как раз составляло сумму в десять миллиардов минус двенадцать с половиной процентов, минус 6.419 севов за спецобслуживание по классу АА.
Герсен подозрительно разглядывал документ.
– Я полагаю, что этот чек действителен? У вас есть на счету необходимая сумма?
– Естественно, – заявил администратор. – Кокор Хеккус депонировал на наш счет около девяти миллиардов.
– Отлично, – бросил Герсен, – тогда я его принимаю. – Он повернулся к Ифигении. – Пошли. Автобус ждет.
Она все еще колебалась, нерешительно поглядывая по сторонам, словно все еще обдумывая побег через пустыню Да'ар-Разм. Но тут одно из летающих насекомых налетело на нее и вцепилось в руку. С криком ужаса она стряхнула мерзкую тварь.
– Пошли! – повторил Герсен. – Вы можете выбирать: Кокор Хеккус, насекомое или я. Я не собираюсь не обижать вас, ни съесть живьем.
Не говоря больше ни слова, она пошла за Герсеном к автобусу. Автобус рычал, раскачиваясь и дребезжа. Постепенно Обменный Пункт превратился в желтовато-белое пятно у самого горизонта, еле заметное сквозь шлейф пыли. Они сидели рядом в дергающемся автобусе. Ифигения искоса озадаченно глянула на Герсена.
– Кто вы такой?
– Я не друг Кокору Хеккусу.
– Что вы… что вы собираетесь сделать со мной?
– Ничего предосудительного.
– Куда мы направляемся? Вы не понимаете натуры Кокора Хеккуса – он отыщет нас хоть на краю Галактики.
Герсен не ответил, и разговор закончился. Честно говоря, Герсен вовсе не чувствовал себя в безопасности. Они все еще были уязвимы. Но путешествие через пустыню прошло без приключений.
Автобус наконец дополз до Сул Арсама. Они пересели в ожидавший аэрокар и вскоре приземлились в космопорту Нике. Чуть поодаль стоял новенький обтекаемый Арминтор Старскип, который Герсен купил в Сагбаде. Ифигения на мгновение заколебалась у входа, затем фаталистически пожала плечами.
В Сагбаде произошла еще одна задержка – в Планетарном Банке. Обменный Пункт дал уклончивое и сдержанное подтверждение подлинности чека. Они явно чуяли, что тут что-то нечисто, но не понимали, что именно. Президент Планетарного Банка нерешительно заявил Герсену:
– Благодаря стечению обстоятельств мы располагаем необходимой суммой. Но она в купюрах различного достоинства.
– Не имеет значения. Мы доверяем вашему подсчету, – отрезал Герсен.
Деньги, так кропотливо собираемые Кокором Хеккусом, были упакованы в четыре больших чемодана и погружены в ожидавший аэрокар.
Внезапно на площадь выбежал главный кассир.
– Сообщение с Обменного Пункта для мистера Уолла! Герсен преодолел острое желание немедленно бежать и неторопливо вернулся в банк. На экране видеофона появилось лицо директора Обменного Пункта. Рядом с ним стоял незнакомый Герсену человек.
– Мистер Уолл, – нерешительно промямлил директор. – Тут возникли некоторые затруднения. – Это – мистер Ахилл Гоган, представитель Кокора Хеккуса. Он очень просит вас задержаться в Сагбаде, чтобы он смог встретиться с вами.
– Разумеется, – вежливо откликнулся Герсен. – Мы остановимся в отеле Аламут.
Герсен покинул банк, уселся в аэрокар и бросил пилоту:
– В космопорт.
Спустя двадцать минут Сасани осталась далеко позади. Включив привод Джарнелла, Герсен наконец почувствовал себя в безопасности. Он уселся на диван и начал смеяться. Ифигения, сидевшая у противоположной стены, настороженно следила за ним.
– Чему вы смеетесь?
– Тому, как мы были выкуплены.
– Мы?
Значит, она не узнала его в автобусе. Герсен поднялся и медленно пересек кабину. Она недоверчиво отодвинулась к стенке.