— Я ждал вас, мой друг, — сказал он просто и сделал приглашающий жест. Оба сели в кресла у низкого столика, на котором лежала кипа газет. — Узнали что-нибудь о Хенгенау?
Худощавый покачал головой.
— А Вернер? Что с ним?
— Зигфрид? — спросил худощавый.
— Вы, мой друг, — мягко произнес полный джентльмен, — стали рассеянны. Или этот бедлам, — он кивнул на газеты, — вскружил вам голову? Конечно Зигфрид. Надеюсь, с Отто все в порядке.
— Эти братья никогда не вызывали у меня симпатии, — поморщился худощавый.
— Что поделаешь, — вздохнул полный. — В историческом мусоре жемчужных зерен, как правило, не попадается. Но вы не ответили мне.
Худощавый джентльмен помолчал, собираясь с мыслями. Потом медленно произнес:
— Последнюю информацию от Зигфрида я получил дней за пять до этого. — Он кивнул на газеты. — Он сообщил, что Хенгенау устроил Бергсону визу в Советский Союз.
— Каким образом?
— Место в посольстве. Зигфриду удалось узнать, что Хенгенау направил Бергсона в Россию с неким деликатным заданием. Вероятнее всего, на встречу с Отто, потому что месяца за два до… — опять кивок на газеты, — Хенгенау отправлял с дипломатической почтой конверт с заданием для Отто.
— Конкретно?
— Что-то совершенно фантастическое. Хенгенау обнаружил в сельве древнеиндейский храм со странными статуями. У одной из них в руке прежде, по-видимому, был жезл с загадочными свойствами — о них Зигфриду известно только то, что они весьма загадочные. Жезл этот волею случая оказался в России. И еще…
— Занятно, — пробормотал полный джентльмен. — Что же еще?
— А то, что Хенгенау усматривает некую связь между свойствами этого жезла и своими работами.
— О которых мы тоже плохо осведомлены, — положил полный джентльмен. — Итак, — сказал он, подумав, — мы потеряли связь с Зигфридом. Хенгенау Или погиб… Или?.. — Он многозначительно взглянул на худощавого.
— Думаю, такая возможность допустима…
— Кто знает, кто знает, — покачал головой полный джентльмен. — Я никогда не верил этим одержимым ученым мизантропам. Они способны на любую пакость. Кстати, в каком состоянии находились работы Хенгенау?
— По последним данным, в стадии завершения.
— Тем более, — задумчиво произнес полный джентльмен.
— А может, он хочет поторговаться? — предположил худощавый.
— Способ не из лучших. Впрочем… — Полный джентльмен стряхнул пепел с сигареты. — Впрочем, если это и так, то нам надо остаться на высоте. В любом случае, — подчеркнул он. — Вы можете связаться с Бергсоном?
— Думаю, да.
— Жаль, что с Отто сейчас нет прямой связи, — сказал полный. — Но в конце концов и этот вариант неплох. Мы дадим команду Бергсону, чтобы он вступил в контакт с Отто от нашего имени, и, таким образом, выбьем из рук Хенгенау инициативу. А если Хенгенау мертв, то это тем более необходимо. Посмотрим, что за вещь он собрался добыть. Я, правда, не уверен, что это вещь стоящая. Однако чем черт не шутит. Если верить газетам, мы не зря вкладывали деньги в Хенгенау.
— Значит? — спросил худощавый.
— Распределим функции. Операцию с Бергсоном и Отто я возьму на себя. А вам следует побывать в ставке. Попытайтесь проникнуть в лабораторию Хенгенау.
— Ну что ж, — кивнул худощавый. — Логично.
— Заодно проследите, чтобы ученых к этому делу не допускали.
Худощавый молча наклонил голову и попрощался с полным джентльменом. Из холла он позвонил аэропорт, потом к себе домой. И через час скорое? ной самолет мчал его в Рио…
Ставку командующего объединенными силами государств осаждали родственники оставшихся в пораженной зоне людей и корреспонденты радио, печати и телевидения. Все требовали сведений и еще раз сведений. Но ставка молчала.
Худощавый джентльмен, прибыв в Рио, сразу же позвонил командующему из отеля и, не теряя времени, отправился к нему. Командующий, старый человек с одутловатым лицом, выслушал просьбу и медленно сказал:
— Я не могу рисковать. Разведчики, ушедшие в зону, не вернулись. Мы ничего не понимаем. — Он слабо взмахнул рукой. — Врачи говорят, что медицина не знает аналогов этому. Единственное, за что они ручаются, — полная безопасность контакта с трупами жертв. Мертвые не кусаются, — усмехнулся командующий. — А вот живые…
— Что? — наклонился к нему худощавый джентльмен.
— Мгновенный шок, потом кожа приобретает фиолетовый оттенок, лицо теряет человеческие черты, глаза тускнеют.
— И?..
— Человек или умирает, или превращается в дикое животное. Самое страшное, что он начинает представлять опасность для окружающих. Какая-то цепная зараза. И это не вирус, не бацилла. Словом, что-то новое, неизвестное Земле.
— Марсиане? — усмехнулся приезжий.
— Не знаю, — устало заметил командующий. — Но. это страшно, клянусь вам…
— И все-таки я прошу.
— Я не могу, — отвел глаза старик.
Худощавый джентльмен рассеянно повертел кольцо на пальце, потом наклонился к уху командующего и прошептал несколько слов. Старик испуганно отстранился.
— В таком случае, — пробормотал он, — в таком случае ответственность…
— Вы пропустите вертолет. Туда и обратно.
— Но вы не?.. — начал командующий.
— Нам “марсиане” не нужны. Не нужны, — подчеркнул посетитель, вставая.
Вернувшись в отель, он связался с полным джентльменом и сообщил, что его миссия развивается нормально. Тот проворчал в ответ об осторожности и положил трубку. Худощавый усмехнулся, постоял недолго у телефонного столика, о чем-то раздумывая, потом принял ванну и вызвал машину.
Автомобиль мягко тронулся с места. Взгляд пассажира скользил по витринам магазинов. За зеркальными стеклами корчились фиолетовые манекены. Реклама торопилась за быстротекущей жизнью. Лиловые обезьяны предлагали прохожим сигареты “Йети”, мыло “Бездна”, коктейль “Питекантроп”. Где-то далеко отсюда высвеченная лучами мощных юпитеров Глэдис Годфри, млея от отвращения, целовала шимпанзе. Розовый режиссер орал на нее. Розовому режиссеру казалось, что Глэдис вкладывает в поцелуй мало чувства. И Глэдис вкладывала больше. Потому что ей нужны были деньги. Они нужны были всем. И телекинетику Вилли Брауну, и розовому режиссеру, и даже худощавому джентльмену, который ехал сейчас ужинать в одно модное заведение.
Над городом сверкала неоновая радуга. А по городу брел толстый неумытый блондин. Он заходил в бары, наклонялся к кому-нибудь из посетителей и шептал, обнажая нечистые зубы:
— Тайна. Великая тайна. За тысячу песо я расскажу вам о пришельцах.
Блондина не слушали. Пришельцами публика была сыта по горло. О тайнах кричали газетчики на всех перекрестках. Но блондин знал больше, чем газеты. Потому что он пришел из-за кордона. Его не заметили ни люди, ни локаторы. Он пришел из мест, пораженных фиолетовой чумой, счастливо избежав заражения. Правда, он слегка помешался. Но в этом не было ничего удивительного. Не каждому удается пережить такое.
Никто не хотел давать тысячу песо блондину. И он неприкаянно бродил между людьми. А вместе с ним по городу бродила тайна, за которую любая газета заплатила бы в десять раз больше, чем просил несчастный сумасшедший.
Блондин прошел мимо модного заведения, где ужинал худощавый джентльмен. Последний не поскупился бы на тысячу песо. А может, отдал бы и больше.
Но худощавый лениво потягивал ледяной коктейль и смотрел на тощую певицу, сообщавшую с эстрады утробным голосом:
Спустился ангел с высоты
И заглянул мне за корсет.
Певице тоже нужны были деньги.
Грязный блондин забрел в портовую часть города. Ему хотелось есть, но не на что было купить даже гнилой банан. Его привлек острый пряный запах, доносящийся из раскрытых дверей третьеразрядного бара. Он сделал стойку и нырнул, раздувая ноздри, в помещение, наполненное гулом голосов и звоном посуды.
— А я говорю, они не кусаются! — кричал в ухо своему собеседнику рыжебородый великан.
Тот, навалившись грудью на стол, икал и бормотал в промежутках между приступами:
— Когда мы ходили на Фиджи…
Закончить фразу ему не удавалось. Мешали икота и крик рыжебородого.
— Блеф! Все блеф! Никуда вы не ходили, Сэм Питере. Вы всю свою ничтожную жизнь проторчали в том вонючем кабаке. Это так же верно, как то, что меня зовут Гопкинсом.
— Когда мы… — начал снова Сэм, но на половине фразы уронил голову на стол и захрапел.
Рыжий Гопкинс сердито отвернулся и заметил блондина, застывшего в нерешительности у входа. Гопкинс находился в том блаженном состоянии легкого подпития, когда человеком овладевает неудержимая потребность разговаривать на отвлеченные темы. Он подмигнул блондину.
— Эй, парень, иди сюда.
Питере поднял голову, посмотрел остекленевшими глазами на блондина, примеряющегося к стулу, пробормотал: “Черепахи” — и опять захрапел. Гопкинс подвинул блондину бутылку, выдернул из-под носа у Сэма стаканчик и плеснул в него виски.
— Пей.
Блондин накинулся на еду. Гопкинс, выждав немного, спросил:
— Ты кто? Немец? Швед?
Блондин проглотил кусок мяса и пробормотал:
— Тайна. Тысячу песо, и я расскажу вам тайну.
Гопкинс удивленно уставился на него, потом громко заржал:
— Ты ошибся адресом, приятель. За тайны платят в президентском дворце. А здесь пьют честные моряки.
Он налил стопку, ловко опрокинул ее и, вытерев бороду, заметил:
— Брось трепаться. И жри. Плачу я…
— Тысяча песо, — упрямо повторил блондин.
— Да ты совсем спятил, — удивился еще больше Гопкинс. — Проклятые газеты! — Он потряс волосатым кулаком. — Третий сумасшедший за один день!
В бар ворвался шустрый мальчишка-газетчик. Размахивая пачкой газет, он побежал между столиками:
— Свежие новости оттуда! Фиолетовая проказа поражает молниеносно! Человечество может быть спокойно! Самый модный цвет платья — цвет дождевого червя!
Блондин вздрогнул и заерзал на стуле. Гопкинс на клонился к нему и участливо спросил:
— У тебя жена там осталась? Или родственники?
Блондин отрицательно покачал головой. А от соседнего столика поднялся чернявый субъект в потрепанной куртке и встал сзади блондина.
— Что за тип? — спросил он рыжебородого.
— Черт его знает, — откликнулся Гопкинс. — Сумасшедший, продает тайну.
— Тысяча песо, — пробормотал блондин. Он уже изрядно охмелел и плохо соображал, где он и что с ним. Чернявый с любопытством разглядывал его.
— Может, я и дам тебе тысячу, — сказал он задумчиво. — Но я должен знать, за какой товар плачу деньги.
— Меня зовут Зигфрид. Зигфрид Вернер, — пьяно пробормотал блондин.
— Мою тетку зовут Хильда, — жестко сказал чернявый. — Она живет в Лиссабоне на самой широкой улице.
Гопкинс захохотал. Он любил остроумных людей и сразу проникся симпатией к чернявому.
— Выпей, парень, — сказал Гопкинс, протягивая бутылку.
Чернявый отстранился.
— Погоди, — проговорил он. — Налей лучше этому… Зигфриду.
Гопкинс наклонил бутылку, но тут внезапно поднял голову Питере. Взмахом руки он сшиб со стола всю посуду и свирепо потряс кулаком перед носом Зигфрида.
— Толстая крыса! — заорал он на весь погребок. — Зигфрид! Сволочь! Ты такой же Зигфрид, как я президент Панамы! Клянусь!..
Рыжебородый Гопкинс с трудом усадил разбушевавшегося приятеля. Чернявый незнакомец сверлил блондина острым взглядом. Из углов бара на скандал потянулись любопытные. Сэм, отталкивая руки Гопкинса, кричал:
— Как он смеет? Это же Отто! Отто Вернер — блокфюрер! Гад, даже не потрудился сменить фамилию… А Маутхаузен ты помнишь? Тогда ты был чистеньким и розовым… Сука! Ты ловко стрелял в наши загривки…
— А ну-ка, ну-ка, — поощрительно бросил чернявый.
Сэм, не слушая его, продолжал кричать о том, что он знает этого гада, что самозваный Зигфрид не кто иной, как начальник одного из блоков Маутхаузена, в котором ему, Сэму Питерсу, бывшему летчику его величества короля английского, пришлось провести полгода, и что из-за этого теперь Сэм Питере уже не летчик, а ничтожное существо, бич, скитающийся в поисках случайной работы из одного порта мира в другой. Изо рта Сэма вперемежку с ругательствами вылетали фразы о немедленном суде над военным преступником и о виселице, которая, по мнению Сэма, далеко не достаточная мера возмездия за все совершенные Отто Вернером преступления.
Выпалив все это одним духом, Сэм замолчал, с ненавистью глядя на того, кто называл себя Зигфридом. И во внезапно наступившей тишине присутствующие услышали голос толстого блондина.