Отсалютовав дубинами седовласому патриарху, воины расступились. На их лицах была уверенность, он делает правильно. Он сильнее каждого из них, несмотря на седые волосы и легкую хромоту. За силу его признали Вождем. Силой он и должен подтвердить свое, а заодно и их всех, право на жизнь.
Улисс продолжал удерживать в себе лишь тонкую нить реальности, такую тонкую, что казалось, будто он уже окончательно погряз в вызванном своей волей видении. Подавить, заглушить волю всех присутствующих. Он мог убить каждого здесь. Просто приказать умереть. Но последствия… в первую очередь для него самого. К тому же выплеск такой мощности заставил бы обернуться каждого в этом городе. А уж неведомый убийца Соратников почувствует эхо удара за сотни километров. А ведь он ближе, гораздо ближе. Потому нужен был мягкий, почти нечувствительный морок видения, эмоциональный порыв, который заставит всех здесь забыть о том, что было не наяву, о том, как вдруг опустились стволы, как погасли автонаводчики, как словно заснули люди.
Улисс помнил слова Ромула, что он был рожден вождем для людей, объединителем сердец, что собирает их в единый боевой кулак, раскалывающий планетарные тверди. Он знал, и ненавидел себя за эту роль, которая ему была не нужна. Даже теперь. Спасая чужие и свои жизни, он хотел, чтобы все было проще и честнее.
Створка портала бесшумно закрылась за его спиной, отделяя Улисса от смертоносных жерл. Постепенно они придут в норму. Уже начала понемногу оживать автоматика. Скоро неведомые организаторы этой западни примутся окрикивать по вымершим каналам подчиненных, те будут уверены, что на них зря орут, что ничего не произошло, ищите там, наверху, а тут все спокойно.
Вождь будет приходить им во сне. Есть вещи, которые никуда не делись даже в каменных лабиринтах мегаполиса старой погрязшей в корпоративных дрязгах Европы.
Улисс отказывался верить в людей. Человек не нуждался в таких баснях. А тот, кто нуждался, был уже в чем-то машиной.
Ладно. Не будем вспоминать, выбросим из головы, еще один эпизод в долгой истории. Сейчас нужно спокойно, чтобы не тревожить скрученную судорогой мышцу под правой лопаткой и дать телу отдых, пройти три пролета, потом повернуть направо и с безошибочным чутьем городского следопыта выйти на платформу общественного транспорта. Серый человек в сером городе, растворится такой в потоке людей – его следы через два шага потеряешь.
Улисс скользнул усталым взглядом по сверкающей витрине, в которой отражался его силуэт. Какое знакомое лицо… тривиальный грим вдруг напомнил Улиссу его самого, только давнего, полузабытого. Именно так должен был выглядеть Майкл Кнехт, столько-то лет от роду, образование среднее, житель нижних ярусов мегаполиса. Он постарел. Давно не видел себя без личины. И даже эти чуть слишком нарочитые брови из комплекта не молодили его, а скорее лишь напоминали о бурном прошлом. Кому может быть интересен такой…
Впервые за долгие годы этой затянувшейся пляски с неспешной смертью Улисс почувствовал неожиданное удовольствие от возможности быть самим собой. Что он сказал сегодня соглядатаям из «Эрикссона»? К каким выводам придут их аналитики? Что он – такой же элемент системы, наверное, это он и проник тогда на территорию «Джи-И», и волнует его никакая не судьба погибшего агента, а, тривиально, собственно будущее. Пусть гадают теперь, откуда он, из какой Корпорации. Но для них он впервые стал Улиссом-как-он-есть, человеком без имени и прошлого, слишком сильным противником для таких глупых ловушек. И никакой Корпорации, ни слова о Ромуле, ноль.
Нет, он обманывает себя. Он лишь хотел быть таким – вольным стрелком с правом уйти в тень в любой неподходящий момент. Улисс реальный такого права не имел.
Вздохнув, он достал из кармана комбинезона мятую фуражку, нахлобучил ее поглубже, сунул руки в карманы. Так и будем отсюда убираться. Осторожно, незаметно, тихо.
Что-то давно забытое заставило его остановиться и поднять глаза.
Ощущение теплоты в груди и покалывания в глазах.
Он уже не мог вспомнить, когда последний раз чувствовал на языке вкус этих слов – любовь, нежность. Соратник был орудием незримого будущего, ярмом повисшего на шее. Эмоций у него быть не могло.
Улисс узнал ее, он не мог ошибиться. Память не могла подвести, потому что она здесь была ни при чем.
Перед ним, в двух шагах, стояла Кора.
После стольких лет они встретились.
Она выглядела зрелой женщиной без того легкого налета приближающейся старости, что так красит некоторых, но чаще вызывает не восхищение, а сочувствие. Интересно, как он ей… хотя, наверное, не важно. Но она узнала его!
– Привет.
– Привет, Кора.
– Майкл, я тебя узнала.
Улисс улыбнулся. Майкл. Да, так его звали.
– Кора… Ты сейчас куда-то спешишь?
– Да. Но мы найдемся, правда? Вот мой контакт. Майкл, если б ты знал, как я рада тебя видеть…
Улисс глядел ей вослед, а она все оборачивалась, не веря. Боже… почему все вышло именно так? Он же знал, знал, что они оба…
Последние дни у меня не было сил. Я бегал в своей комнате из угла в угол, я не мог думать о занятиях, даже в ответ на хмурые замечания Мартина о пропущенных тренировках меня скорее подмывало ему надерзить, нежели повиниться. Я не находил себе места. Кора не выходила у меня из головы.
Пойти к ней домой, вытащить на разговор? Поймать в социалке?
Я не понимал, что происходит, я буквально сходил с ума, не в состоянии избавиться от ее образа на единое мгновение. Так не могло продолжаться долго. Она меня больше не чувствовала по вечерам, я научился закрываться. Но от этого скопившегося внутри меня груза я опасался просто взорваться однажды.
И вот я решился. Я должен был сказать ей любую чушь, рассказать, что люблю ее (я не знал названия тому, что я испытывал изо дня в день, пусть будет дурацкое слово любовь), что мне и нужно-то, быть с ней иногда рядом… а потом – потом раскрыться. Сразу, изо всех сил.
Тот отвратительный осенний день начался как обычно. Я отправился в социалку, даже толком не позавтракав. Весь день я не выпускал Кору из виду, боясь одного – что она ускользнет сегодня от меня, а завтра я уже не решусь.
Классы тянулись бесконечно, один зануда за преподавательским столом сменялся другим латентным педофилом. Меня колотило так, что с соседних парт на меня косились. Я не обращал внимания. Пусть думают, что хотят.
Вечер наконец наступил, и с последним гонгом системы оповещения я вместе с разношерстным потоком других подростков вывалился в школьный двор-колодец. Кору мне удалось высмотреть сразу, порой мне казалось, даже с закрытыми глазами я узнаю ее в толпе – через каменную стену, за сотню километров, на другом полушарии.
Если бы только она этого захотела. Перестала для меня быть тенью из неразличимого серого людского потока. После того горького, невыносимого опыта физической близости я знал одно – не это мне нужно, я хотел впитывать ее душу, слышать ее голос, касаться ее пальцев. Больше ничего. Только это.
Дорожка, покрытая обычным рифленым пластиком, такой укладывают на общественных пассажирских остановках в средних и нижних уровнях, была мокрой от дождя. Ее тусклый блеск тянулся вперед, оставляя впечатление моста, протянутого в пустоту пространства едва пробивающихся в тумане городских огней. Кора шла по ней быстро и легко, и мне жалко было останавливать ее, такую целеустремленную…
Кора остановилась сама, до моего зова. Обернулась. На ее лице жила улыбка. Впервые с первого момента нашего заочного знакомства.
– Кора.
– Майкл.
Она знала мое имя. И тут я решился.
Кокон лопнул с оглушительным треском, обдав меня волной горечи, тепла и тоски. Проступила реальность, неожиданно обретя резкость и остроту лабораторного образца под микроскопом. Каждая капля дождя билась мне в щеку, каждая царапина на пластике покрытия была морщиной на моем лице.
Я ощутил ночь, окружившую меня, совсем другой. Теплой, свежей, прозрачной.
И в этом кристально чистом пространстве сияла моя Кора.
Только протянись, коснись ее. Пусть она почувствует то же, что и я, и тогда она больше не будет бояться…
Дикая боль пронзила меня насквозь, сгибая в дугу и валя ребрами на гребень покрытия. Мир оставался таким же резким, но теперь это было как миллионоликое лезвие, терзающее мои веки. Нервы бились в истерике, скручивая мышцы в неживые узлы.
Сквозь кровавую пелену я увидел Кору. Она лежала там же, где стояла, и ее сиплое дыхание я слышал за двадцать шагов. Оно больше походило на хрип агонии.
Нет! Боже, что я наделал…
Остановить, это нужно как-то остановить… Пальцы скреблись мне в грудь, разрывая куртку и впиваясь в ледяную кожу. Я же ее убью, бог мой!
Запереть. Запереть свое сознание. Ту страшную силу, что заменяла мне обычную человеческую душу. Источник своих страхов и видений. То, что позволяло мне полюбить Кору этой странной любовью, когда два сознания напрямую… нет, этого уже не будет. Пробовал, вот что вышло.
Очнулся я уже один. На меня лились струи дождя, постепенно разошедшегося до упругих потоков, когда мутная морось сменяется частым, чистым, кристально чистым ливнем.
Я промок насквозь, у меня болело все тело.
Как мне удалось добраться домой, не помню. Не помню и того, как мне удалось выбраться в социалку. Кора там не появилась. Не появилась и еще через день. Больше я ее не видел.
С этим нужно было учиться жить заново. И я стал учиться.
Глава 2
Улисс
Лишенный будущего еще имеет шанс, лишенный настоящего – даже претендовать на такой шанс не может. Улисс чувствовал за собой слежку, которой не было, не могло быть. Тянущаяся за ним череда сомнительных достижений и видимых неудач начиналась с того момента, как он услышал зов Ромула, узнал о смерти Армаля и… И ничего. Ромул отмалчивался, Корпорация стремительно превращалась из стройного механизма во взбудораженный муравейник. А расследование никак не продвигалось, лишь подтверждая одни из предположений, отвергая другие, но порождая снова третьи. Люди, которые должны были участвовать в сложной цепочке спецоперации, либо исчезали, либо в действительности не владели никакой информацией, оказываясь молчаливыми исполнителями чужих приказов.
За всем происходящим стояла чья-то железная воля, но как бы высоко, круг за кругом, Улисс ни забирался вдоль силовых линий корпоративных структур, результат был один – нет ответа.
Кто-то разработал, организовал и спустил курок грандиозной ловушки, гром от которой расходился по всей планете, будоража застойное болото финансовых потоков, которые давно превратились в глобальное мерило всего. Даже союзные структуры держались на корпоративных подачках, власть переходила в деньги, деньги становились властью, которая их контролировала. И каждый новый поток должен был олицетворять кого-то ощутимого, реального. В данном же случае этот «кто-то» не нащупывался. У него не было имени, у него были слишком противоречивые интересы. Не было ни единой стороны многоходового конфликта, которая бы не получала от него какого-нибудь преимущества и которая одновременно в его ходе не получила бы удар под дых.
Улисс продолжал настороженно сканировать складывающуюся десятилетиями спутанную паутину корпоративной политики и однажды поймал себя на том, что рассматривает Корпорацию уже не той силой, что помогала ему и нуждалась в ответ в его помощи, она стала для него лишь одной из сторон в конфликте. Самый центр которого пришелся на него, Соратника Улисса, Майкла Кнехта. И который убил его товарища, Соратника Урбана, Жана Армаля.
И отступить Улисс не мог. А потому он нуждался в этом неведомом наемнике, в нем была главная опасность, в нем же таилась и разгадка. Через него можно было выйти на организатора. Вернуть себе уверенность, навсегда забыть ужасные подозрения, которые поселились в нем по отношению к Ромулу. Человеку, которого он боготворил.
Улисс поднял голову, фокусируясь на информационной панели. Этот «специалист», на которого ему приходится постоянно натыкаться в своих размышлениях, он не ошибается. А потому его можно искать бесконечно. Значит, Улисс найдет его по-другому. Он заставит наемника выйти к нему по собственной воле.
Здесь, вот с этого места.
Панель сверкала и переливалась, разбегаясь строчками текста. Мимо промелькнул полупрозрачный зазывный биллборд, но Улисс только шикнул в его сторону и тот послушно растворился. Ощущение давления нарастало – сайт постепенно нагружался тысячами, сотнями тысяч личин посетителей, отзываясь приливом тепла. Информационный поток через этот узел был достаточным. Так, ну что ж, займемся делом.
Под пришептывающее журчание вторичного канала Улисс развернул интерактивную панель, с ходу проскакивая идентификационные протоколы, набивая в сессию данные одной из своих привычно полулегальных «личностей» в сетях. Человеку, который не был сам собой и в реальности, информационное море не могло принести заметных сюрпризов. Конфиденциальность тут была притворной, но еще более притворной личиной был он сам.
Человек, гримасничающий полупрозрачной тенью в толще интерфейсов и гиперлинков, обернулся к Улиссу и привычно почесался. Улисс сегодня персонифицировал себя с тощим типом в мятой униформе, бесплатное приложение к магистралям путепроводов и небоскребам поисковых порталов. Кто-то говорил, что создавая эти бесконечные модельные ряды личин, Корпорации на самом деле программируют пользователя сетей, подгоняют под стандарты – столько-то флегматиков, столько-то нейропатов, а столько-то романтически настроенных кандидатов в пациенты инфоцеребральных клиник. Улисс в это никогда не верил. Ни к чему Корпорациям такие тонкости. Стандартный психотип работника формируется на ковре у начальства под угрозой увольнения. И на корпоративных рекрутинговых семинарах и тренингах, где таким же рабам системы вдалбливают, сколько в лаборатории должно быть работяг, а сколько – бестолковых пожирателей дешевых напитков из автомата. Чтобы в коллективе царил климат. Улисс почувствовал в себе желание плюнуть. Прямо в эту почесывающуюся личину. Как будто это было можно сделать.
Оглянувшись на грозовые тучи автоматических брандмауэров, висящих в неестественно голубом небе, он начал стремительно водить стилом по полупрозрачной мути панели ввода. Строчки безумного текста ложились ровно, пробегая стройными колонками, мелькая интерактивными окошками спел-чекинга. Улисс погрузился в творчество.
Для того чтобы создать ловушку, которую он задумал, требовалось нечто большее, нежели просто умение обходить обычные защитные триггеры сетей. Нужно было стать немножко тем парнем. Он будет искать, рано или поздно он поймет, что сети – последний шанс проследить за творящимся в большом мире из того угла, в который его загнала смерть Армаля. И тогда он должен быть пойман. Крошечные намеки, путеводные указатели будут преследовать его повсюду, где бы он ни очутился. Сети велики, но они целиком будут настроены на одну и ту же работу – скормить неведомому наемнику нужную информацию, заинтересовать, сообщить – Улисс знает о его существовании и ищет контакта. Просто поговорить. Вернуть украденное, сдать заказчика, который так опрометчиво начал эту затянувшуюся операцию. Только и всего. Все будут довольны. Он не собирается мстить за Армаля.
Улисс не даст ему шанса усомниться. Чужая интрига станет его. Затянув петлю на неосторожно подставленной шее.
Текст был готов. Со стороны он выглядел нудноватым бредом свихнувшегося в сетях графомана, пытающегося привлечь к себе хоть сколько-то внимания. Через полчаса ближайший поисковый агрегатор переварит очередную скормленную ему информационную выжимку. Спустя еще двое суток свежий апдейт поискового индекса начнет свой медленный дрейф сквозь фильтры сетей, большая часть информации будет закрыта, отфильтрована, отложена для ручной обработки криптоаналитиков и лингвистов, остальная будет похоронена под отвалами накопленных обезумевшим человечеством данных, чтобы уже больше никогда не быть извлеченной на свет.