Просто счастье, что в этом мире нет иномарок. Ненавижу я все эти жестяные жрущие бензин коробки со всеми удобствами. Без них мальчики-мажоры никогда бы не отбили девчонок у хороших парней. У меня даже мелькнула странная, почти шизофреническая мысль — а может мне не стоит возвращаться обратно в мой мир? Ну что хорошего у меня там есть? Типовая холостяцкая квартира в спальном районе, недописанная диссертация, друзья-женатики, которые только и думают о том, как бы заработать, скучные воскресные пикники с банальным шашлыком, водкой и дурацким натужным весельем? А здесь у меня есть Франсуаз. Такая милая, такая тоненькая, такая мягкая, такая ароматная, такая глазастая, такая заботливая. И воздух здесь чистый, и еда вкусная, а слово «лох» не является ругательством. Плюнуть на все, забыть о прошлой жизни, о том, что я неудачник, что я не удержал Вику, что моя жизнь всего лишь пустое сидение за компьютером, сон и еда?
Но смогу ли я забыть о том, что по ту сторону реальности есть белые ночи, купол Исаакия, Дворцовая площадь, длинный коридор филфака, по которому я так любил прохаживаться, когда был студентом? Александро-Невская лавра, в которой меня крестили, школа на Петроградской, где я учился, Пискаревка, где лежат вместе с сотнями тысяч ленинградцев мой прадед, два младших брата моего деда и две его сестры, умершие зимой 41-ого?
Да уж, есть над чем подумать, мать его тру-ля-ля!
Пережевывая свои печальные воспоминания, я добрался до замка. Картинка была вполне живописная — замок Гранстон был образцовым замком с высокими стенами, зубчатыми башнями и высокими шпилями. Он стоял на вершине холма, и к его воротам вела обсаженная серебристыми елями широкая дорога. В воротах стоял один-единственный стражник. В левой руке он держал здоровенную глевию, в правой — дымящую курительную трубку. Когда я почувствовал запах табака, у меня все внутри перевернулось.
— Стой, лох! — крикнул стражник, направляя на меня острие глевии. — Дальше идти нельзя.
— У меня дело к госпоже баронессе, — ответил я, втягивая ноздрями пахнущий табаком воздух.
— У тебя? Ты на себя посмотри, чудак! — Он затянулся, выпустил замечательный сизый ароматный клуб дыма. — Так я тебя и пустил в замок.
— Слушай, приятель, у меня совсем нет настроения спорить с тобой. Я действительно пришел по важному делу. Я знаю, что случилось с бароном Томасом Гранстоном и хочу поговорить с баронессой.
— Не хочешь свою куртку продать? — внезапно спросил стражник.
— Не горю желанием.
— Сто дукатов дам.
— Увы — товар эксклюзивный, скидки на него не предусмотрены.
— Чего?
— Да так, ничего. Закрыли тему, куртка не продается.
— Интересно знать, где ты такой дорогой курткой разжился? — продолжал стражник. — Может, ограбил кого?
— Тебе-то какая разница, милейший? — Я уловил в тоне стражника жгучую зависть: на нем самом было надето что-то несусветное, некий безобразно сляпанный из ржавой проволоки и засаленного войлока гибрид кольчуги и стеганого тегилея. — Так как насчет встречи с баронессой?
— Нет, не можно, — тупо заявил он. — Почем я знаю, что ты не врешь про барона?
— Эх, приятель, я сейчас жалею, что не захватил щит барона, который нашел рядом с телом. Там была гроздь винограда. Герб Гранстонов?
— Ну и что? Можа, ты где этот герб видел.
— Ладно, приятель, последняя попытка. Ты читать умеешь?
— Не, не обучен.
— А есть кто в замке, кто умеет читать?
— А как же, конечно есть. Капеллан наш, отец Вильмон, да и сама баронесса и писать и читать умеет.
— Вот и славненько, — я вытащил из сумки предсмертную записку барона. — Позови капеллана, дам я ему один мессидж зачитать.
— Чего?
— Того, деревня! Капеллана позови, говорю.
— Ладно, — он наконец-то соизволил вынуть трубку изо рта, перекрыл вход в замок железной решеткой с зубьями, навесил изнутри замок. — Жди тут.
— И табачок захвати! — крикнул я ему вдогонку. — Я у тебя куплю, если продашь.
Цербер вернулся минут через пятнадцать с сухоньким старичком в коричневой рясе. Я с поклоном вручил старику записку барона. Старик взял записку, держа в вытянутой руке начал читать, беззвучно шевеля губами, а потом затрясся весь и порывисто повернулся ко мне.
— Где ты это взял? — заикаясь, спросил он.
— На теле барона. Я пришел выполнить его последнюю волю, отдать кольцо баронессе.
— А кольцо?
— Здесь, — я показал свою руку с кольцом на пальце. — Узнаешь, благочинный?
— Воистину чудо чудное! — Капеллан еще несколько секунд таращился на меня, потом крикнул стражнику. — Открывай ворота!
— Табак принес? — осведомился я у стражника, который возился с запорной решеткой.
— Мало у меня, — промычал он. — Если только завтра придешь.
— Сколько возьмешь?
— Пятьдесят соверенов за унцию.
— У тебя что, настоящий «Дрюм»? — возмутился я. — Небось, махру палишь. Побойся Бессмертных!
— Не хочешь, не бери, — отрезал стражник. — Или давай меняться: ты мне куртку, а я тебе десять фунтов табаку, самого лучшего.
— И полцарства в придачу, — добавил я. — На Кавказе есть Кура, на Куре стоит гора, на горе сидит грузин по фамилии Обломидзе. Тебе к нему. Фигу тебе, приятель, а не куртку. Я лучше курить брошу.
— Чо?
— Арбалет через плечо. Пока, служивый.
Рожа стражника приобрела прокисшее выражение. Я бросил на него последний победный взгляд и зашагал за капелланом Вильмоном через мощеный булыжником двор к дверям замкового донжона.
Глава тринадцатая. Баронесса Гранстон
Девушка ищет парня для нежной любви.
Фоты здесь. Чего тебе еще нужно, козел?
Капеллан привел меня в замковый холл. Зрелище было печальное — когда-то здесь, наверное, царила роскошь, теперь стены изрядно облезли, гобелены на них полиняли и выцвели, огромная деревянная люстра напоминала подвешенное к потолку тележное колесо, деревянные панели и перила лестниц были безжалостно выщерблены. Даже тростник под ногами и то был какой-то увядший. Пахло сыростью и мышами. Несмотря на то, что в огромном камине полыхал настоящий пожар, было более чем прохладно.
— Ждите здесь, сударь, я доложу о вас баронессе, — сказал мне Вильмон и поднялся по лестнице на второй этаж.
Я прошелся по холлу, разглядывая расставленное в тяжелых дубовых пирамидах оружие. Возле стойки с мечами я остановился и долго рассматривал клинки. Мечи были самые разные — прямые и чуть искривленные, одинарные и полуторные, совсем простые и изящно отделанные. Покойный Гранстон без сомнения очень любил оружие. Да оно и понятно — он был воином. Всю свою жизнь он посвятил военному делу и сгинул в вонючей пещере из-за козней мерзкого альбарабийского шпиона. Странно, однако, что такой опытный воин, — а я был уверен, что Гранстон был опытным и умелым воином, — не сумел одолеть аануба, а мне это удалось. Просто везение? Или неведомая мне пока тайна Главного Квеста? Вряд ли я скоро узнаю правду. Одно хорошо, я выполнил волю бедняги. На душе как-то сразу стало спокойнее.
— Баронесса Гранстон Де Брейдж! — объявил громкий голос за моей спиной.
Я порывисто обернулся и замер с открытым ртом. Потому что увидел ее.
Памелу.
Мать твою тру-ля-ля, не могут две женщины быть так похожи! Разве только разработчики моего квеста моделировали эту Памелу с той…
— Подойдите, друг мой, — сказала она, и голос ее звучал глубоко и бархатисто. — Подойдите, чтобы я могла поблагодарить вас за вашу услугу. А вы, Иероним, — сказала она стоявшему рядом с ней мужчине, — оставьте нас, прошу.
Она была в атласном черном платье с белыми кружевными манжетами и кружевным стоячим воротником — просто воплощение траура. Сколько ей лет, двадцать пять, тридцать? Мне в этом наряде она показалась просто ослепительной. Я на негнущихся ногах подошел к лестнице, склонил голову. Баронесса не спеша, сошла вниз. Я ощутил, как ее рука коснулась моего плеча.
— Только благородный человек мог сделать то, что сделали вы, — сказала она. Почему-то мне казалось, что она говорит на безупречном английском языке, хотя я понимал, что это не так. — Я прочла его предсмертную записку. Теперь мне кажется, что я была недостойна его. Как он погиб?
— Он погиб в бою, миледи, — сказал я, не поднимая лица. — Как храбрый и благородный рыцарь.
— Радостно это слышать. Что с его телом?
— Оно покоится в пещере, где он погиб. Лучшего склепа нельзя пожелать.
Блин, не могу же я сказать бедной вдове, что в нескольких десятках метрах от тела ее мужа бьет фонтан самой настоящей браги! Теперь, когда я пришиб волька, в пещеру начнется самое настоящее паломничество местных алкашей. И все они будут тусоваться у останков барона. Вряд ли кто додумается предать его земле. И, между прочим, в записке ни словом не было сказано, что нашедший должен похоронить беднягу…
— Хорошо, — я почувствовал макушкой, что она улыбается. — Я знала, что он мертв, но не хотела верить. Теперь, по крайней мере, нет этой ужасной неизвестности. Вы хотите мне что-нибудь сказать?
— Это звучит нескромно, миледи, но я… я убил тварь, которая повинна в смерти вашего мужа. Пусть хоть это вас утешит.
— Похвально. Как я могу вас отблагодарить?
Боже! В мою кровь влетело одновременно сразу столько адреналина с тестостероном, что я едва не лишился чувств. Все поплыло у меня перед глазами, и я невольно сделал шаг назад, чтобы сохранить равновесие и не упасть.
— Что с вами? — удивилась баронесса.
— О, миледи, не обращайте внимания. Я всего лишь немного… устал.
— Понимаю. Вы проделали долгий путь. Как я сразу не догадалась, глупая! Не волнуйтесь, в замке Гранстон вы желанный гость и найдете здесь все самое лучшее.
— Не сомневаюсь, миледи.
— Куршавель! — крикнула баронесса.
Появившееся существо можно было назвать женщиной только с очень большой натяжкой. Оно появилось на галерее второго этажа и чинным неспешным шагом спустилось к нам. Настоящий синий чулок. Длинная, тощая, плоская как лист фанеры, с крысиной мордочкой, лишенной подбородка и торчащим носиком, да еще в мешковатом старушачьем платье. Ей было лет тридцать, и это платье прибавляло еще пятнадцать. Когда она заговорила, ее голос показался мне мяуканьем недовольной кошки.
— Миледи? — Куршавель присела в подчеркнуто аккуратном реверансе и уставилась на меня своими глазенками.
— Это наш гость, мессир…
— Алекто, — сказал я, поклонившись грымзе, на что она ответила ледяным церемонным поклоном.
— Мессир Алекто привез печальное известие о нашем бедном Томасе, — сказала Памела. — Он устал с дороги и мы, как гостеприимные хозяйки, должны о нем позаботиться. Но вначале, — она стянула с пальца кольцо с великолепным алмазом и протянула мне, — примите это в знак моей признательности. Вы отдали мне кольцо Тома, так возьмите это на память о той услуге, которую мне оказали.
— Миледи, — я покашлял в кулак, снова потупил взгляд, — я был бы последним уродом, если бы посмел взять у женщины ее драгоценность. Хотя женщины, подобные вам, не нуждаются в украшениях, поскольку сами являются драгоценными изделиями Бессмертных, это кольцо больше вам к лицу, чем мне, бедному страннику. Если бы баронесса позволила, я бы сам предложил способ, коим ваша милость может осчастливить меня до конца моих дней.
— Да? — В ее глазах вспыхнул интерес. — В самом деле, я об этом не подумала. И что это за способ?
Нет, я не могу это сказать. У меня ноги подкашиваются. Ясен пень, каких слов она от меня ожидает. И эти слова так и просятся мне на язык. Женщина одна уже несколько месяцев — вряд ли в этих местах знакомы с понятием «сексуальная эмансипация». Но она слишком великолепна. И она баронесса. А я просто лох. Хоть и боевой.
— Миледи, — я снова закашлялся, чтобы выиграть время и дать мыслям прийти хотя бы в относительный порядок, — глядя на вас, я не верю своему счастью. Я всего лишь бедный странник и не смею надеяться на что-то большее, чем простая признательность. Но я бы просил вас — искренне, от всего сердца, — подарить мне свою…
— «Ночь любви!» — завопил внутренний голос. — «Проси, идиот! Ночь любви!»
— … дружбу, — выдохнул я.
— Боже, как вы учтивы! — сказала баронесса, сложив свои безупречные губы в усталую усмешку. — Куршавель, сегодня будет интересный ужин. Такие гости большая редкость в наших краях.
— Ужин?
— Не думаете ли вы, друг мой, что я позволю вам лишить нас вашего общества прямо сейчас? — Она улыбнулась так, что уровень тестостерона в моей крови стал запредельным. — Сегодня утром в наш замок прибыл странствующий менестрель. Надеюсь, вечером он развлечет нас. А сейчас Куршавель проводит вас в комнату, где вы сможете отдохнуть.
— Благодарю, миледи.
— Вы не сказали, каким способом я могу наградить вас.
— Разве? — Я почувствовал, что мне не хватает воздуха. — Миледи ошибается. Я просил вас считать меня своим другом. Другой награды мне не нужно.
— Это так мало, мессир Алекто, — с грустью сказала она. — Я видела, как вы рассматривали мечи Гранстонов. Простите, я должна была подумать об этом сразу. Когда вы пожелаете покинуть мой замок, я буду рада, если вы возьмете себе любой из этих мечей на память о Томасе, — и тут, несколько секунд помолчав, она добавила: — И обо мне, конечно.
Глава четырнадцатая. Хатч
Концерт был хороший — лабухи не киксовали.
На закате в комнату, отведенную мне для отдыха, явилась Куршавель и жестяным голосом сообщила, что ее милость баронесса Гранстон ждет меня к ужину. Следуя за камеристкой, я попал в большую трапезную замка.
В трапезной было тепло, ярко горели свечи. Несколько здоровенных черных догов прогуливались по залу, но на меня они не обратили никакого внимания. Баронесса уже сидела за столом в высоком кресле. Я поклонился, она улыбнулась и красивым жестом предложила сесть по левую руку от себя. Справа от баронессы сидел какой-то крепкий перец в нарядном бархатном дублете и с массивной золотой цепью на шее. Я поклонился ему, он ответил мне небрежным кивком. Его внешность мне не понравилась — бритая голова, маленькие прижатые уши, низкий лоб, бледно-серые ледяные глаза, приплюснутый нос и совершенное отсутствие интеллекта на физиономии. Типичный боец из какой-нибудь губернской ОПГ. Повесь ему вместо рыцарской цепи «гимнаста» на шею, сунь «Нокию» в лапу, надень спортивный костюм, кожанку и кроссачи, и сходство будет полным.
— Якоб, это мессир Алекто, о котором я вам говорила, — сказала баронесса человеку в дублете. — Мессир Алекто, познакомьтесь — благородный рыцарь Якоб де Ванбрахт, наш сосед и человек, воплощающий лучшие рыцарские доблести.
— Мессир? — Де Ванбрахт скривился в презрительной усмешке. — По-моему, он просто лох.
— Совершенно верно, милорд, — сказал я. — Я лох, и этим горжусь. Мои предки родом из Лох-Несса, а это что-то да значит.
— Лох-Несс? — Рыцарь изобразил напряженную работу мысли. — Что-то знакомое. Это где-то на западе?
— На севере, — поправил я. — Как раз на стыке Хайленда и Лоуленда.
— Не бывал. Памела, — обратился де Ванбрахт к баронессе, — ты не говорила, что сегодня за ужином будет еще один гость.
— Я забыла, Якоб, — с рассеянной улыбкой ответила Памела. — Иероним, покажите мессиру Алекто его место.
Я почувствовал знакомую злобу. Именно такую, какую чувствовал когда-то, видя, как Вика Караимова садится в джип Руслана. Дураку понятно, что этот де Ванбрахт — любовник баронессы. Я все понимаю, жизнь идет, и природа требует свое, но мне почему-то стало очень обидно за себя. А еще больше за Томаса Гранстона.
Мажордом провел меня за стол. Мое место находилось слева от баронессы, сразу за местом капеллана Вильмона. Старичок поприветствовал меня благословляющим жестом, а слуга в синем атласном сюрко с вышитой серебром виноградной гроздью налил мне белого вина в кубок.