Я еще не успеваю сообразить, что значит это слово, как с полки валится книжка, но не падает на пол, а зависает на середине дистанции и неторопливо плывет по воздуху Айше в руки.
– Круто! – выдыхаем мы с Киром, когда волшебство окончено.
Айша скалится.
Наш дуэт будит Алэка, и он тоже высказывается по поводу Айшиных способностей.
– Это, по-моему, называется «повелевать», да? – спрашиваю я.
Айша кивает.
– Ничего себе, Алтонгирел и сам не так давно научился это делать…
Девочка улыбается еще шире, если возможно.
– Ну так, – гордо говорит Кир, – фигни не держим!
Айша немного розовеет, потом снова переключает внимание на книжку:
– Улети!
Книжка послушно поднимается в воздух и плывет к полке. Втиснуть ее в родную щелку составляет для Айши некоторый труд – надо сначала попасть, а потом приложить усилие, книг-то у нас много, – но она справляется.
Я аплодирую.
– А говорить ты все еще не можешь? – спрашиваю.
Она мотает головой и показывает, мол, потом, позже.
– Покажи еще, – просит Кир. – Тебе, наверное, тренироваться надо?
Она кивает и принимается гонять по комнате разные предметы. Алэк решает, что это очень интересно, особенно когда в воздух всплывают некоторые его игрушки. Он сползает с Кира и на всех четырех шустро гоняется за своими богатствами, оглашая комнату боевым кличем.
Хос, второй раз за день разбуженный детскими воплями, поднимает хмурую голову, видит несущегося на него по воздуху плюшевого зайца и на автомате хватает его зубами. Заяц крякает, Хос пугается и плюется, тут же перекидываясь человеком.
– Что делаете?! – возмущенно спрашивает он.
– Айша тренируется, – поясняет Кир. – Айш, а ты можешь меня в воздух поднять?
Она мотает головой.
– Эх, – вздыхает Кир, – ну ладно. Хос, хватит спать, все проспишь!
– Не спать вопли куда прячусь, – ворчит Хос, клюя носом.
– Че? – моргает Кир. – Сам-то понял, что сказал?
– Хос, говори понятно! – требует Айша.
Хос резко подскакивает с вытаращенными глазами и на одном духу выдает:
– Я говорю, с вами разве поспишь, вопите тут, как сбесившиеся цапли, а мне даже спрятаться некуда! Ой!
Он замолкает в полной растерянности от своей тирады.
– Айш, ты ему повелела, что ли? – догадываюсь я, припоминая, какой эффект это может иметь на развязывание языка.
Айша виновато кивает.
– Она не нарочно, – вступается Кир. – Ей потому и говорить нельзя, что так получается.
– Так это чего, я теперь все время буду по-умному говорить? – медленно произносит Хос, исследуя свои новые возможности.
Мы все пожимаем плечами.
На этой оптимистической ноте возвращается Алтонгирел. Очевидно, он достаточно отдохнул и помедитировал, чтобы снова встретиться с подопечной.
Он озирает бардак, который мы развели, Алэка на куче игрушек, Хоса, замершего посреди комнаты.
– О, снова этот пожаловал, – хихикает Хос. – Когда я в человеческом облике-то, хоть не побоишься подойти?
Алтонгирел медленно переводит взгляд на Айшу.
– Я же сказал: на людях не упражняться, – негромко, но угрожающе говорит он.
Айша вжимает голову в плечи.
– А Хос и не человек! – выпаливает Кир.
Алтоша поджимает губы.
– Не пугай ребенка, – одергиваю я его.
– Она должна думать, прежде чем делать, – ворчит Алтонгирел, садясь рядом со мной.
– И какой процент человечества следует этому правилу? – закатываю глаза я.
– Лиза, у девочки огромная сила. Любое нечаянно сказанное слово может привести к катастрофе, как ты не…
– Ну так а ты для чего нужен? Выстрелил, как из пушки, даже нам ничего не сказал, а она должна сама за собой присматривать? Ты вообще можешь отменить то, что она делает?
– Э, не надо ничего отменять! – встревает Хос. – Мне так гораздо удобнее!
Айша на полу совсем сжалась в комочек, Кир смотрит на Алтошу так, как будто вот-вот загрызет. Один Алэк беспечно собирает свои игрушки в большую коробку, потом вынимает и снова собирает.
Алтонгирел стискивает зубы, некоторое время молчит, потом тяжело вздыхает и поднимает голову.
– Айша, подойди сюда.
Она быстро, хотя и опасливо, подходит и садится на диван, повинуясь пригласительному жесту.
– У тебя хорошо получается повелевать, – через силу произносит духовник. – В этом я тобой очень доволен.
Девочка заметно приободряется.
– Но, пожалуйста, будь аккуратнее. Я понимаю, что ты не нарочно. Повелевание может быть очень опасно. Это ясно?
Айша кивает, всем своим видом выражая, что больше не будет.
Алтонгирел удовлетворенно откидывается на спинку дивана.
– Скажи ей, что она не сделала ничего плохого и ты не сердишься, – говорю я на всеобщем, пихая его локтем в бок.
– Еще чего, – огрызается он, тоже на всеобщем. – Во-первых, это неправда, она ведь меня ослушалась, во-вторых, ты знаешь, что я чувствую по поводу подобных утверждений. Пускай Унгуц ее учит, что хорошо, а что плохо.
– Слушай, в моей нравственности ты, кажется, не сомневаешься? Вот я тебе говорю, что она не сделала ничего плохого. Ты можешь ей это повторить, или язык завянет?
Алтонгирел строит мне рожу, потом отворачивается и, ни на кого не глядя, без выражения произносит:
– Айша, ты не сделала ничего плохого, и я не сержусь.
Айша лучезарно улыбается и неожиданно целует его в щеку.
Выражение лица Алтоши словами не передать, но очень смешное. Я покатываюсь, а Кир над ухом шипит, что, мол, так и отравиться недолго.
– Ладно, – говорю я, отсмеявшись. – Пожалуй, дальше и без меня разберетесь, а мы с Алэком в гости поехали.
– Как? – выпаливает Алтонгирел с потерянным видом. – Куда? Ты меня одного с детьми бросишь?
– Мы не дети, – возмущается Кир. – Не волнуйтесь, я найду, куда их пристроить.
– Хос, а где твои телохранители? – спрашиваю.
– Один в коридоре, другой отдыхает, – объясняет Хос, старательно выговаривая сложные слова. – Они по очереди будут меня караулить.
– Ну вот, Алтонгирел, ты не один, – усмехаюсь я. – А если что, Эцагана позовешь на помощь.
Духовник шипит себе под нос что-то непечатное, потом с видимым усилием напускает на себя независимый вид.
– Разберусь как-нибудь и без него. Айша, ты пойдешь со мной, мне нужно ознакомить тебя с приспособлениями, с помощью которых обычные духовники управляют предметами и людьми. Тебе нужно учиться смирять свою силу, иначе говорить так и не сможешь.
Айша живо кивает, хотя, по-моему, Алтонгирел все это сказал скорее самому себе, чтобы заставить себя снова заняться неприятным делом.
Мы с Янкой колесим по пригороду, подпрыгивая на буераках. Алэк, сидящий у нее на коленях (в муданжском автопроме никто никогда не слышал про детские сиденья), каждый раз на ухабе подлетает в воздух на пару сантиметров и ужасно радуется. Яна рассматривает его под разными ракурсами и периодически вздыхает.
– Чего страдаешь? – интересуюсь.
– Да вот думаю, не завести ли и мне такую игрушку, – усмехается она, ловя мелкого после очередного прыжка на колдобине.
– Замуж выходить придется, – напоминаю я. – Это ж Муданг…
– Вот в том-то и беда, – снова вздыхает Янка. – Если б не замуж, и вопроса бы не было. А так стремно, у них же тут на всю жизнь это дело… Мало ли, вдруг он превратится в тыкву?
– Кто он-то? – в который раз спрашиваю я. – Мне хотя бы знаком?
– Знаком, знаком, – ворчит Янка. – Ты вообще могла бы и догадаться, я довольно условно шифруюсь.
Я задумываюсь на некоторое время. Кого я такого знаю, кто трепетный и в Янкином вкусе? Насколько я помню, мужики ей нравятся тихие и трудолюбивые, чтобы не очень бурно страдали от одиночества, когда сама Янка по уши в работе. Про кого-то мы с ней недавно говорили, я еще удивилась, что у нее есть его телефон…
– Ирнчин?
Яна многозначительно улыбается.
– Видишь, я так предсказуема.
– Тип твой, да, – хмыкаю я. – А как ты с ним сошлась?
– Так ты же ко мне его и отправила после ранения наблюдаться. А он к тому моменту уже который год никак не мог какую-то стерву поделить с другим мужиком. И тут я, вся такая рада его видеть, сладкой микстурки дам, массажик сделаю… Короче, он как-то вечером ко мне на осмотр пришел – и не ушел.
– И ты прям вот уже готова от него рожать? – интересуюсь я.
– Да это вообще не вопрос, такой генетический материал зря простаивает, жалко до слез! Но вот замуж я побаиваюсь… Он все-таки довольно дикий, хотя и покладистый. Еще с этой должностью в госбезопасности, мало ли, взбредет ему в голову что-нибудь доисторическое, так никто ему слова поперек не скажет. Я и за тебя-то в этом смысле переживаю, у тебя ж ваще Император, что хочет, то и творит.
– Мой интеллигент, – усмехаюсь. – Он, прежде чем творить, читает сорок книг и еще пару раз уточняет у меня, все ли он правильно понял.
– Да мой тоже вроде интеллигент, – кривится Яна, – да только уж очень муданжский. Например, дарит мне украшения с выгравированными стихами.
– Боже, какая прелесть! – прыскаю я.
– Прелесть-то прелесть, только сам он вообще не очень красноречив, а в моменты страсти совсем человеческую речь забывает, соответственно, стихи писать он нанимает какого-то книжника и ужасно из-за этого комплексует. Я ему как-то раз говорю, дались тебе вообще эти стихи, мне и так приятно, а если хочется уникальности, ну напиши там «Яне от Ирнчина» и успокойся. Так, блин, он обиделся и неделю не приходил, решил, что это я его так послала! Я не знаю, Лиз, это же минное поле!
– Ага, причем мины, которые ты уже обошла, обгоняют тебя тайным путем и ложатся на тропинку впереди, – ехидно поддакиваю я. – Знакомая картинка.
– У тебя тоже так, да? – уныло говорит она. – Вот ведь зеленый виноград эти муданжские мужики! Ты у нас хирург, скажи, может, им можно что-нибудь в мозгах подправить?
– Механически вряд ли, – с напускной серьезностью отвечаю я. – Но они эмпирически обучаемы. У меня, кстати, уже не так. Все-таки мы с Азаматом уже почти муданжский год вместе, наладили обмен пакетными данными почти без потерь. Но терпения на это надо много, да.
Янка корчит рожи своему отражению в глянцевом пластике бардачка.
– Вот я и не знаю, хватит ли мне того терпения. Моя бы воля, я бы, конечно, годик-другой подумала, прежде чем резкие движения совершать. А с другой стороны, жалко его, мало ему та корова голову морочила, получается, и я туда же… Он ведь такой хороший, делает вид, что все понимает, но все равно расстраивается.
– Слушай, так че ты мучаешься, – осеняет меня уже у самых ворот Орешницыного дома. – Слетай с ним на Землю и выйди за него замуж там. Если что – разведешься. А ему скажешь, что имеешь право выходить замуж по своим правилам. У них тут у теток есть такое представление, если не поведется, я приглашу свекровь выступить перед ним с сольной арией, она в этом деле спец.
– Так это я вообще могу ему сказать, что совместная поездка на Землю – это финальное испытание. Он все напрашивается на какие-нибудь проверки своей состоятельности, вот и будет ему… Молодец, Лизка, наш человек!
Орешница встречает нас таким столом, что я не совсем понимаю, когда она собирается шить. На то, чтобы хотя бы попробовать каждое блюдо, уйдет весь вечер.
– Ничего себе варенье и хунь-бимбик, – протягиваю я. – Тут как минимум на коронацию размах…
– Да вы что, – отмахивается она свободной рукой, второй покачивая ручное чадо. – Это я так, по сусекам поскребла, как говорится, гости все-таки.
Мы с Яной переглядываемся.
– Я учту, – говорю, – на будущее, а то даже неудобно, мы во дворце скромнее питаемся.
– Вы садитесь, садитесь, – кудахчет хозяйка. – У вас-то семья небольшая, чего удивляться, а у меня шесть сыновей, да двое с малышней, пластаются на работе целыми днями, жалко мне их, вот и кормлю.
– Да вы просто мать-героиня, – качает головой Янка.
Малышня тут вся в наличии, и действительно мал мала меньше. Двое совсем ручных, трое самоходных, но тоже некрупных. Алэк, которому нечасто доводится видеть других малышей, очень интересуется, подползает ко всем по очереди, рассматривает, щупает и пищит.
– Вы кушайте, кушайте, – напористо подсовывает нам тарелку за тарелкой щедрая хозяйка. – Я за князем присмотрю, да тут все для детей устроено, все мои тут росли… Кстати, как там мой средненький, вы его, может, видели? Давно дома не был, вроде у него с той девочкой с островов наладилось дело, не знаете?
– Еще как! – фыркает Яна. – Девочка со мной работает, так ваш красавец каждый вечер в приемной ее дожидается, не дай бог задержаться на работе – съест!
– Ох боги, – вздыхает Орешница, – уж хоть бы он угомонился, а то ничем толком не занимается, сколько уже перебрал девиц, и все ему не те!
Мы с Янкой переглядываемся, жуя великолепные образцы муданжской домашней кухни.
– Думаю, на этот раз ему уже больше нечего желать, – заявляет Янка. – Тут девушка особая.
– И кстати, я слышала, он какую-то хорошую работу нашел, – вспоминаю.
– Ну хвала богам, коли так, – кивает Орешница, от волнения отправляя в рот перечную колбаску, хотя они считаются чисто мужской пищей. Яна, не переносящая ничего острого, смотрит на нее с содроганием, но та даже не замечает. – Ладно, что-то я вас утомила своими переживаниями, давайте лучше на шерсть посмотрим, вы небось такой и не видели даже, это вот мой старшенький привозит с юга, так-то они не торгуют…
Она еще долго рассказывает подробности шерстеэкспорта, открывая перед нами коробки с заботливо уложенными мотками. Пряжа и правда очень приятная на ощупь. У меня начинает формироваться план вязания Азамату шапки – он их терпеть не может, потому что они ему все кажутся колючими, но тут уж придраться не к чему, предложу подумать…
Мы рассаживаемся в гостиной на толстенном ковре и подушках с хорошим видом на детский манеж и принимаемся планировать следующий швейный проект, когда меня нагоняет телефонный звонок. Я беру трубку и выслушиваю следующий загадочный текст:
– Ма, я сделал трахеотомию, что дальше?
Глава 14
С полсекунды я протормаживаю, потому что мозг отказывается обрабатывать конфликтующие данные. «Ма» – это матушка Азамата. Но звонит не Азамат. Да и слова «трахеотомия» он не знает. Могу предположить, что Алэк бы стал меня называть «ма», но он мало того что говорить не умеет, так еще и вот сидит и никуда не звонит. И звонить он не умеет тоже. И трахе…
Стоять, это же Кир!
– Кир, – говорю я с усилием, присобачивая ярлык странному явлению реальности. Потом понимаю, что все вопросы, которые я хочу задать, за один раз сквозь глотку не пролезут, и еще одним нечеловеческим усилием ума нахожу выход: – Включи камеру на телефоне!
– Ща! – Он послушно включает.
Он во дворе какого-то дома, смутно знакомого, но сразу в памяти не всплывает. Камера мечется, пока он перехватывает телефон поудобнее, я вижу его ботинки, потом вдали ноги каких-то еще людей и наконец край диля лежащего человека. Когда в кадр наконец-то попадает лицо, я его узнаю. Это тот исполин, пара Ажгдийдимидина. Лежит на снегу и со свистом дышит через трубку в горле – не специальный прибор, просто какой-то катетер, обмотанный пластырем, чтобы не ушел внутрь. Мне плохо видно подробности, но фонтана крови нет, и то благо.
– Звони в Дом Целителей и вызывай помощь, ты пока больше ничего не можешь сделать.
– Я номера не знаю! – признается Кир. – Только Яны, а она не отвечает.
Чертыхнувшись, я сама вызываю Дэна, параллельно объясняя Киру, как послать через два соединения координаты для навигатора – понятие адреса в муданжских городах отсутствует как класс.
– Что с ним было, что ты решил резать? – спрашиваю, когда Дэн стартует к месту событий.
– Ну, мы шли мимо, – издалека начинает Кир, и мне хочется ускорить его пинком. – Он выходил из ворот и вдруг начал задыхаться, ваще посинел, ноги подогнулись… Короче, похоже, как тогда тот целитель, ну помнишь… Я попытался ему в глотку трубку вставить, шел-то в Дом Целителей упражняться, с чемоданом, но не удалось, у меня того прибора с собой не было, только какие-то мягкие трубки, на них сильно не нажмешь… Зато скальпель был.