– Разделили? – морщу лоб я. – Так вы с этим не родились?
– Нет, – мотает головой она. – Его ж не запечатали в детстве. А потом годам к шести сила показалась, и начал он помирать потихоньку. Мать у нас только реветь и умела, отец уперся, мол, если Совет Старейшин ответа не дает, значит, ничего и не попишешь. А я пошла к Старому Угуну. Вы его не застали, был у нас такой трактирщик, мудрейший человек! Сам не духовник, но знал все их дела что снаружи, что с изнанки. Он мне и подсказал, мол, есть такой ритуал, чтобы разделить силу. Книжку с указаниями я выманила у одного знающего. Ну и вот.
– И вам всю жизнь приходится это скрывать?
Она снова пожимает плечами.
– Ну как, Ажги знает, муж-дети тоже, Сурлуг… Ну и клиентура, так сказать. Женщине гораздо приятнее с другой женщиной поговорить о своих бедах, правда же? Я бы, может, и стала знающей, но Ажги не дал, опять же мужа обеспеченного подсунул, чтобы соблазна было меньше. Над репутацией моей трясется, клиентов моих заговаривает, чтоб не трепались. Хороший он, мне жалко его расстраивать. Мне вообще всех жалко. И вы не заморачивайтесь. У вас на Земле, наверное, все по-другому, мы вам дикарями кажемся, – улыбается она. – Но мне моя жизнь нравится, что бы там Ажги ни думал.
– Надеюсь, что так, – вздыхаю я.
Мы возвращаемся в гостиную, где за это время более-менее возобновился разговор. Вернее, как выясняется, это не совсем разговор: Кир с Айшей обсели Ажгдийдимидина и заставляют его говорить вслух. Айша при этом его внимательно разглядывает, то ли пытается уяснить, где какие энергетические потоки проходят, то ли просто вышивка на диле интересная. Алтонгирел сидит подле них с кислой миной и ворчит, что кто-то слишком потакает этим голодранцам. Сурлуг с влажными глазами ловит каждое слово, которое удается выговорить его паре, и тут же делится восторгом с Азаматом, который всячески одобряет происходящее. Гардероб ест десерт.
– Ого, да ты тут речи толкаешь, – усмехается Уд, присаживаясь рядом. – Давай-давай, тренируйся, авось еще споешь нам когда-нибудь!
Ажгдийдимидин мотает головой.
– Вот уж петь точно не выйдет, – сипит он.
– Ну хоть станцуешь, может, – мечтательно предлагает Сурлуг. – Ты же так танцевал, боги…
Старейшина поджимает губы, а Уд отмахивается.
– Ты уж ему душу не береди. Ажги, может, у тебя еще откачать, тогда и запоешь?
Ажгдийдимидин заходится кашлем в попытке что-то сказать, и тут я вижу, что у него закатываются глаза – не как жест, а как обморок. Подлетаю, чтобы его подхватить, когда начнет заваливаться, но он каким-то чудом остается сидеть и буквально через несколько секунд приходит в себя.
– Ирлик-хон, – выговаривает он, – хочет поговорить.
Мы с Азаматом синхронно хватаемся за мобильники. Выясняется, что свой я забыла то ли в больнице, то ли в машине, а Азаматов выключен, чтобы не доставали с работы во время застолья. При включении на нем обнаруживается три неотвеченных звонка от Ирлика.
– Ох ты ж, что-то важное, – хмурится он. – Лиз, пойдем позвоним ему. Кир, не мучай Старейшину, дай отдохнуть.
Мы выскакиваем в тот же исповедальный кабинет, где Азамат сует мне телефон, пробормотав что-то из области «он наверняка с тобой хочет поговорить». Я ставлю на громкую связь и звоню.
– А, Лиза, – как-то отвлеченно произносит Ирлик, беря трубку. – Я немного занят, у тебя что-то срочное?
– Мне духовник сказал, что ты просил позвонить. Я думала, это у тебя что-то срочное…
– Мне до завтра надо прописать четыре сцены в игре, – вздыхает Ирлик. – Духовник, говоришь… Это который?
– Старший, – поясняю я. – И ты Азамату трижды звонил за последний час…
– Мм. – На том конце возникает долгая пауза, изредка слышатся клики и стук клавиш. Наконец снова возникает голос: – Вот, открыл напоминальник, так… Это к тебе отношения не имеет, это тоже… не то, не то… А, вот, может, вот это. У вас там чего вообще происходит? Какие новости?
– Мы в гостях у Ажгдийдимидина.
– Мгм, – так же отрешенно комментирует Ирлик. – А на работе что слышно?
– Ну-у, у нас тут один из врачей проболтался про хозяев леса… – начинаю я.
– Та-ак. – Голос Ирлика становится гораздо более заинтересованным. – Ну-ка давай поподробнее!
Я рассказываю все как есть, включая последние требования прислать особь. Ирлик поддакивает и бормочет что-то себе под нос.
– Отлично, – заключает он, когда я заканчиваю. – Теперь скажи мне, этим твоим ученым ведь все равно, что именно ты им пришлешь, лишь бы инопланетное, так?
– Ну, им конкретно обещали разумное существо, развившееся независимо от земной жизни.
– То есть бог им тоже сгодится, да ведь?
– Ты что, сам решил на опыты сдаться? – недоверчиво интересуюсь я. Неужто оправдались мои задумки?
– Не-не-не! Ты что, у меня пять проектов до конца месяца, какие опыты! Я, может, загляну на Землю, там пара конференций интересных будет, но, скорее всего, анонимно. Зато у меня тут под ногами уже который день вертится Умукх, подыхает со скуки и просит рассказать ему, как работает земная медицина. Вот его-то и надо отправить на опыты, пока я его не зашиб ненароком. Пускай ваших ученых расспрашивает, раз вопросы задавать научился.
– Погоди-ка, – хмурюсь я. – Умукх – это который покровитель целителей и музыки, так?
– Ага, – подтверждает Ирлик. – И не только музыки, вообще всякого искусства. С музыки он начинал, но с тех пор подгреб прилично, с умом-то это легко.
– А на Муданге что будет происходить, пока он будет на Земле? – настораживаюсь я. – Помнишь, когда ты сидел в пещере, муданжцы не могли джингошей победить? Тут не будет такого же эффекта?
– Ну вы договоритесь, чтобы его там раз в три-четыре месяца домой отпускали за хозяйством присмотреть. Вам-то, землянам, ни жарко ни холодно от его присутствия. А за местными целителями заместители справятся присматривать, у него всяких духов полно для этого, не то что я – один за всех. Главное, с ним условиться, чтобы больших праздников без него не проводить, а то будет у вас музыка паршивая.
– А художники? – спрашивает Азамат.
– А, Ахмад-хон, и ты там! Здравствуй-здравствуй. Художники… посложнее немного, насколько я понимаю, но они могут, например, перед работой ему гуйхалахчик на телефон скинуть, а он в ответ благословение. В цифровом виде и с Земли без потерь дойдет. Надо попробовать, если так не выйдет, то можно аудиофайлом… Но Умукх в технологиях плохо разбирается, так что, я думаю, согнет их под себя, как ему удобнее.
– Что-то у меня закрадывается ощущение, – говорю, – что ты это все заранее продумал. А следовательно возникает вопрос…
– Ты мой портрет вышила? – перебивает Ирлик.
– Еще нет, когда бы я успела?
– Вот вышьешь, будешь вопросы задавать. А пока что я занят. Азамат, слушай внимательно. Умукха одного на Землю посылать нельзя, он хуже Хоса в человеческих делах понимает. Ты, кажется, собирался туда с официальным визитом – вот тогда его и прихватишь, да на коротком поводке, потому что он может заблудиться в пустой комнате. Сам понимаешь, творческая натура… Говорит он так себе, но понимает хорошо и вежливый. Так что давай планируй свой визит, как о сроках договоришься, сразу мне пиши, я его тебе к звездолету доставлю, чтобы по дороге не потерялся. Идет?
– Идет, – без выражения подтверждает Азамат, и на лице у него написано, что мы все плотно влипли.
– Вот и отлично! – доносится из трубки. – Чмоки, меня ждет работа!
И трубка вешается.
Глава 17
Я снимаю наушники и с наслаждением потягиваюсь. Взгляд падает на календарь – завтра будет год, как мы с Азаматом поженились. Муданжский год. В столице снова слякотно, мокрый снег шлепается с неба прямо на цветущую черемуху, отчего ее запах становится тяжелым и густым, кружит голову и зовет заниматься любовью. Вчера было вообще невыносимо, весь день наяву смотрела влажные сны и в итоге в обед затащила голодного мужа в какой-то чулан, боже мой, как в школе…
Так, хватит. Всего три часа до ужина, еще кучу дел надо переделать, потерплю до вечера, большая уже девочка. Скоро Кир придет из клуба, мокрый вдрызг – и где он умудряется, ведь по всему городу давным-давно нормальные тротуары и пешеходные дорожки, их даже регулярно чистят! Такое впечатление, что Унгуц детей не столько учит, сколько в снегу валяет.
Я вздыхаю, качая головой, и снова получаю заряд черемухи в легкие. Кто бы мог подумать, что вот эта пасмурная хлябь за окном может так возбуждать. Пойти, что ли, правда к Азамату поприставать… Янка на днях в людном месте ущипнула Ирнчина за зад. Я ей, конечно, высказала все, что я по этому поводу думаю, – когда остановила кровь из нескольких присутствовавших носов и откачала пожилого духовника с гипертонией. Но завидно немного, все-таки с Императором такой номер не пройдет, ему же надо поддерживать репутацию, и все такое. Но завидно.
Стоп, сосредоточилась. Надо отправить задание и пойти на вечерний обход.
Муданжская зима – тихое и сонное мероприятие, которое тянется шесть месяцев и почти не удостаивается внимания местного солнца. Луна, хотя бы одна из трех, торчит на небе почти круглые сутки, причем по прихоти орбит, зимой луны подходят к планете гораздо ближе, чем в теплые сезоны, так что мрак стоит не совсем непроглядный, иногда даже светло. Но общей сонливости это не мешает, люди ползают по привычным делам сквозь завалы снега, ленятся заниматься собой, продажи падают, экономика уходит в спячку. Разве что в Сети остается какая-то активность, поскольку большинство сидит по домам, уткнув носы в экраны, и мучительно пытается найти какие-нибудь интересные, но ненапряжные занятия.
Скорее всего, только благодаря этому моя жизнь наконец-то вошла в более-менее стабильное русло. Конечно, когда твой день состоит из младенца, подростка, Императора, хозяина леса в переходном возрасте, забегающего по рыбным дням бога, долбанутого на всю голову духовника, полунемого Старейшины, их поделенной на двоих ученицы, а также разнообразных друзей и родственников, престарелых и не очень, говорить о стабильности можно только в относительном плане, то есть по сравнению с тем цирковым представлением, которое притворялось моей жизнью летом и осенью. Да и вообще, я бы не сказала, что количество приключений на единицу времени стало меньше, скорее просто я научилась вписывать их в свое расписание так, что режим не нарушается.
Поэтому за зиму мне удалось совершить довольно много всего, за что я взялась невесть когда и что почти похоронила под грудами сиюминутных проблем. В частности, я закончила переводить на муданжский самую свежую медицинскую энциклопедию. В дальнейшей судьбе моего труда неожиданно принял участие Ирлик, вдохновленный успешным созданием собственного официального сайта. Теперь любой целитель может открыть Сеть и найти все интересующие его симптомы с фотографиями, возможными причинами и рекомендациями по лечению. Естественно, настоящего медицинского образования это не заменяет, но все же лучше, чем ничего. Да и потом, Ирлик с Бэром расщедрились на такой дизайн, что многие зависают на сайте, просто чтобы полюбоваться – а там, может, узнают что-нибудь новое…
Впрочем, на одно любопытство я не полагаюсь. Целитель Ндис (заслуженно носящий прозвище «любопытный») давно уже оседлал мою совесть и не давал мне спокойно спать по ночам, намекая, что неплохо бы возобновить наши с ним встречи для обмена опытом. Таскаться в полутьме по снегу к нему домой мне было лень даже на Пудинге, да и не один Ндис нуждался в просвещении, так что, обсудив этот вопрос с Азаматом и другими земными врачами, мы составили трехлетний план повышения квалификации муданжских целителей, и теперь бедняги обязаны каждый день подключаться к вебинару и периодически сдавать экзамены. Пока что читаем теорию, практику решили оставить на лето, когда перемещения по планете не будут составлять столько труда. Конечно, хорошо бы отправить всех этих ребят в нормальный институт, но на всеобщем они говорят ни шатко ни валко, то есть сначала пришлось бы обучать их языку, потом они бы все уехали на несколько лет… а лечить кто будет? Земных врачей на планете по-прежнему шестеро, считая меня. Конечно, теперь, когда Азамат наконец-то втащил упирающийся Муданг за уши в Земной Союз, шансы зазвать к нам еще несколько десятков подходящих кадров несколько выросли, но все равно треклятый языковой барьер, все равно качество жизни на Муданге еще оставляет желать лучшего. Вот поедем с официальным визитом на Землю, будем там вместе решать, с какого края расхлебывать эту кашу.
Кстати об официальностях. В последний день перед окончательным рассмотрением пригодности Муданга для вступления в ЗС, точнее, в последнюю ночь, уже часа так в четыре, меня растолкал слегка безумного вида Азамат – взъерошенный, с вытаращенными глазами в темных кругах и попахивающий вчерашним потом (меня, конечно, возбуждает запах его тела, но не перепревший на рубашке) – и страшным шепотом объяснил, что проглядел в требованиях обязательное существование министерств образования и здравоохранения. Ну, образование Унгуц быстренько сляпал под своим руководством, а ты, Лиза, заявление на министерский пост подпишешь?
Утром я проснулась в твердой уверенности, что это был сон, ан нет, я теперь и правда министр. Не могу сказать, что моя жизнь от этого как-то изменилась – министерства-то нет! – но сам по себе официальный статус облегчил некоторые задачи. В частности, целители слушают внимательнее, когда демонстрируешь им бумагу с печатью.
Потягиваясь и растирая уши после вебинара, я неторопливо двигаюсь на обход. Зимой в Дом Целителей являются только при смерти, кто может терпеть – тот терпит, выходить из дому в потемки и лютый мороз себе дороже, а с муданжским здоровьем терпеть они могут долго. Конечно, мы ездим на вызовы по домам, но я сегодня дежурю на базе, а тут всего трое стабильных больных, которых даже не приходится очень долго уговаривать проглотить лекарства. Так что после обхода у меня остается еще немножко времени на вышивание.
С трудом веря в свое счастье, я закрепляю последний стежок. Портрет Ирлика наконец-то закончен, осталось простирнуть и оформить рамкой. Я накидываю его верхним краем на ширму и отхожу полюбоваться. Получилось даже лучше, чем я воображала, – картинка прямо греет душу, но чрезмерной слащавостью не отдает. От медового тепла я расслабляюсь и прикрываю глаза и плыву в потоке черемухи то ли в теплую утреннюю постель, то ли на уединенный пляжик летнего Дола…
– Ма? – прерывает мои фантазии голос за спиной. Я слегка подпрыгиваю. – Ой, извини, я просто решил за тобой зайти, время уже к ужину. Ты дошила Ирлика, да?
Я оборачиваюсь. Кир на удивление сухой. Впрочем, если он за мной зашел, значит, сегодня на машине, а там надо умудриться промокнуть.
– Да, представляешь, вот только что. Как тебе?
– Похож, – щерится Кир из дверного проема. – Я думаю, ему понравится. Ну давай собирай его, и пошли, а то я мотор не выключил.
– Ну, Ки-ир, – ворчу я, спешно складывая канву. – Я тебе сколько раз объясняла, что нехорошо оставлять…
– Да знаю, но, блин, там холодно, как где, и, если печку вырубить, сразу сыро в салоне. Сама все время боишься, что я простужусь. У отца вот печка от отдельной батареи запитана, а у меня пока на дополнительную денег нет.
– Одолжить? – усмехаюсь я, выходя в коридор и одновременно натягивая пуховик.
– Лучше работы подбрось, – бухтит ребенок, выпячивая задетую гордость.
– А учиться кто будет? Унгуц говорит, ты опять тест списал?
Кир поджимает губы и высокомерно молчит.
Я в принципе догадываюсь, что тест списал не он, а у него, и, скорее всего, это была девочка, а Кир, где не надо, настоящий джентльмен и не может выдать даму.
– Эту проблему я решу, – наконец выдает он сквозь зубы, подтверждая мою догадку.
Я оставляю его в покое.
Мы выходим на крыльцо и грузимся в большой теплый тазикообразный автомобиль, который Кир покупал в виде деталей чуть не всю зиму и собрал под чутким руководством Азамата дюжину дней назад. Это, конечно, больше выпендреж, чем необходимость, и даже теперь пользуется он своей машиной только в снежно-дождливую погоду, а так ходит до Унгуцева дома пешком. Но зато когда на улице вот такое, как сейчас, я имею личный транспорт до работы и обратно. Я могла бы, конечно, и сама обзавестись колесным средством с крышей, но в зимних потемках водить уж очень стремно, а Кир намного лучше меня видит.