– А если там раненые? – скривился Огоновский.
Капитан покачал головой.
– Ну хорошо, будем считать, что там и в самом деле раненые. Мне ведь тоже ужасно не нравится вся эта история. Что-то тут не то происходит, честное слово. Зачем бы мы стали занимать эту деревню, в которой нет не то что бандитов, а вообще?.. Когда мне приказали арестовать всю эту местную дружину, я чуть челюсть не уронил. Что я им говорил – вы себе не представляете. А ведь к вечеру их выпустят – и как я им в глаза смотреть буду? Прилетели, понимаешь, защитнички…
Огоновский раздраженно махнул рукой и, волоча с собой кейс первой помощи, прошел в зал ресторана. Раненых там, слава богу, не было, но зато и трезвых – тоже. Похоже, за время заточения люди шерифа вылакали весь алкогольный запас старого кабака; некоторые, увидев входящего Андрея, долго щурились, пытаясь понять, кто же это перед ними.
Маркелас был относительно трезв.
– Тебе повезло, – горько сказал он.
– Да, наверное, – шмыргнул носом Андрей, присаживаясь рядом с ним. – Как это у вас тут все… случилось?
– Да как – вот так. Стали садиться, ну мы, конечно, на радостях, к ним – а нас вязать! Согнали в кучу, мне вот по морде немного дали, – Маркелас повернулся лицом к свету и продемонстрировал Огоновскому синяк под глазом, – а потом сюда. Оружие отобрали… кажется, город подожгли – ты видел?
– Да не сильно, ты не переживай. Я сейчас ехал, так все уже и потушили, в общем-то. Был я у шефа…
– Ну, и что шеф? Его сразу уволокли куда-то, я и слова сказать не успел, а его уже нет. Что он говорит? Когда это все кончится?
– Мне не дали с ним поговорить. У него сидят начальник штаба легиона и наш дорогой мастер Хатчинсон.
– Кто-о?!
– Во-во. Теперь ты понял, чем дело пахнет?
Шериф опустил голову.
– Да, – задумчиво проговорил он, – вот и все дела. Теперь понятно, почему Пшездецкого спалили.
– Как спалили?
– Так. В собственном доме.
– О, господи! Да что же это? А еще кто?
– Да пока больше никого. Ты куда своих людей подевал? Этим что ли сдал?
– Нет, конечно. Я привез сюда тех, кто с семьями – высадил их в Мелвин-квартале, они рассосались по району, и все. Остальные, человек так сто сорок, наверное, ушли через Флеминг в лес. Я сказал им сидеть двое суток, а потом – по обстановке.
– Н-да… что ж мы теперь делать будем?
– Все будет зависеть от шефа. Как он решит, так и будет. Правда, не знаю, что он теперь может решать… Я надеюсь, к завтрашнему утру что-то прояснится, тогда и потолкуем. Раненые есть у тебя?
Маркелас помотал головой и допил самогон, остававшийся на дне стакана.
– Если меня выпустят, завтра приеду к тебе. Под вечер… идет?
Андрей молча хлопнул его по плечу и поднялся. Солдаты у входа проводили его пьяным недоумением. Выйдя на улицу, Огоновский увидел своего знакомца капитана, который мрачно хлебал местный самогон из оплетенной соломой бутылки.
– У вас есть данные о бандитах? – спросил у него Андрей.
– На какой момент? – прищурился ротный.
– На нынешний. На сейчас. Мне нужно ехать в Изерли, это довольно далеко, – не хотелось бы нарваться по дороге на каких-нибудь уродов с бластерами.
– Насколько я знаю, – разведчик вернулся полчаса назад – на всей территории Гринвиллоу не замечено ни одного налетчика. Все ушли на юг или затерялись в болотах. Можете ехать спокойно. Впрочем, если вы переживаете, я могу выделить вам пару солдат на транспортере.
– Ладно, – махнул рукой Андрей, – раз вы говорите, что никого нет, нечего и с ума сходить. Я поехал…
Приближаясь к Изерли, Андрей понял, что начинает засыпать. Спокойный послевоенный год отучил его от бессонных ночей, проведенных за операционным столом, от многочасовых вахт и дежурств, когда четыре часа сна воспринимаются как великое, недостижимое счастье – прежней выносливости уже не было. Не было и кофе. Сунув руку во внутренний карман, Огоновский достал миниатюрную аптечку. Укол взбодрил его, когда грузовик подъехал к заброшенной шахте, он чувствовал себя так, словно только что встал после сна и принял холодный душ. Он знал – за это придется платить невыносимой усталостью, которая обрушится на него с закатом, но то, что будет вечером, уже не имело особого значения.
Андрей подогнал грузовик бортом к разваленной башенке старого подъемника и выбрался из кабины. Дорога до пещеры не заняла у него много времени – он знал тут каждый закоулок и мог проделать весь путь даже наощупь. Под сводами подземного зала горел свет двух мощных фонарей. Бренда и Лалли спали, устроившись на деревянных лежанках, оборудованных когда-то Акселем, а Ханна сидела возле лампы с книгой в руках. При виде Андрея она вскочила на ноги и огласила подземелье восторженным визгом.
– Мы тут так боялись… – девушка повисла на нем, уткнулась губами в щеку, и Андрей ощутил на своем лице ее слезы, – так боялись, что тебя…
– … убили? Нет, все в порядке. Вставайте, Бренда, нам надо грузиться обратно. Лалли, бери вот эти тюки. Вы, Бренда, – ящик с провизией. Я возьму вот это…
– Там… уже все? – осторожно поинтересовалась старшая медсестра, поджав губы при виде плачущей Ханны.
– Уже все. Можно возвращаться. У меня грузовик, так что нужно грузиться – и домой. Я зверски устал…
Всю дорогу до дома Ханна просидела рядом с ним, в кабине. Они молчали – потому что рассказывать о происшедшем у Андрея не было сил, а Ханна – потому что ей было достаточно видеть его здесь, рядом, живого и здорового. Еще никогда у нее не было таких светлых глаз.
Вечером, разобравшись с несколькими обгоревшими – один из которых доставил доктору его джип, забытый в городке, – Огоновский прошел в свой кабинет и обессиленно упал в кресло. Следовало раскурить сигару, но у него дрожали руки. Посидев несколько минут – без единой мысли, пустой, как воздушный шарик, Андрей тяжело поднялся, распахнул бар и вернулся за стол с коньяком и рюмкой. Сигары лежали в одном из ящиков.
«Что же теперь будет? – невесело подумал он. – Да ясно, что. Хатчинсон со своими ребятами за бесценок скупят местные земли, сюда наедет толпа инженеров, строителей и прочей шушвали, и привычная жизнь закончится. Смешно, но для таких как Хатчинсон, я наверное, ретроград и консерватор, стоящий на пути прогресса и процветания. Все так. Да только не так! Почему эти люди, владеющие Гринвиллоу уже несколько столетий, не имеют права жить так, как им хочется? Почему их должны унижать, обворовывать, а теперь еще и убивать такие вот Хатчинсоны, привыкшие совать свой нос в каждую дырку? Почему нет на свете закона, способного защитить их?»
В дверь кабинета тихонько поскреблись. Андрей кашлянул. В круг света от настольной лампы бесшумно шагнула Ханна, молча устроилась в кресле напротив него, свернулась, подобрав с пола ноги, и уставилась на него своими теплыми светлыми глазами.
Андрей плеснул себе коньяку, раскурил сигару и произнес:
– Странное состояние: устал, но спать – не усну.
– Попробуй принять снотворное.
– Еще чего не хватало! Тогда меня с утра вообще не добудишься. Доконала меня эта бессонная ночь, ощущение такое, будто их было штук десять. Будто неделю не спал, а только и делал, что мотался по этим холмам и стрелял, стрелял…
– Вам пришлось отбиваться от бандитов?
– Да нет. Не так чтобы отбиваться… это они от нас отбивались.
В этот момент в голове Андрея стали зарождаться первые, пока еще совсем робкие, ростки идеи. Отбиваться, сказал он себе. Ха! Так пускай они от нас отбиваются. Вопрос только, как это сделать? Что нужно сделать для того, чтобы Хатчинсон с компанией перешли к обороне, ведь в обороне они проиграют, это ясно как белый день… что же?
– Сегодня я узнал, что закон можно купить – как любой другой товар, – пробормотал он и хлебнул из своей рюмки.
– Что? – не поняла его девушка. – Что купить?
– Да все. Побеждает тот, у кого много денег. Хотя… хотя… может быть, на финишной прямой он и выдохнется – а тогда в дело вступит тяжелая артиллерия в виде власти. Деньги против власти: кто кого?
Глава 9.
– Ты почему шефа не привез? – встревоженно спросил Андрей, наблюдая, как Маркелас выбирается из своей машины. Фонарь под глазом у шерифа уже подернуло желтизной, и в целом он выглядел вполне жизнерадостно.
– Он сам приедет, – махнул рукой Маркелас. – У него там какое-то совещание, но вообще он обещал не опаздывать. Что-то он там, кажется, мутит…
– Что ты имеешь в виду?
– Пока не знаю, он сам расскажет.
– Ну, идем. Как только он появится, закажем горячее.
Удобно устроившись в кресле у камина, шериф оглядел низенький стол, уставленный холодными закусками, вздохнул и подцепил вилкой ломтик лимона.
– Не люблю я коньяк, – признался он. – И тебя в этом отношении не понимаю. Но с лимоном… да.
– Раскажи, когда тебя выпустили, – потребовал Андрей.
– Да вечером же. Приехал Бэрден, быстро с кем-то поговорил, и солдаты исчезли, будто их и не было. Мы, конечно, все пьяны были, так что могли и не заметить… А Хатчинсона, я, кстати, не видел.
– Вообще не видел?
– Вообще. Легион еще стоит, по селам они ездили, прочесывали. Да что теперь… плохо дело.
– Что значит плохо? – насторожился Андрей.
– Четыре поселка выгорели начисто. Мельтер, Коноплянка и еще два. Каменные остовы остались. Если до зимы люди не успеют построиться – беда. Придется перебираться к соседям. Надеюсь, Бэрден сумеет выбить восстановительные кредиты в столице. Хотя, конечно, в этой ситуации рассчитывать на них почти не приходится. Наделали, сволочи, делов!
За окном зашумел двигатель. Раздвинув шторы, Андрей увидел, как к его дому подъезжает роскошный внедорожник с геральдическим орлом на боку. Бэрден был один, без свиты и охраны – захлопнув дверцу своего бульдозера, он суетливо огляделся по сторонам и быстро прошел к двери.
– Рад вас видеть, Олли, – сказал Андрей, пожимая руку гостя. – Надеюсь, эти мерзкие столичные вояки не слишком измучили вас?
– Слишком, слишком, – торопливо ответил Бэрден. – Я могу надеяться, что вы меня покормите? Целый день ни черта не жрал, да и к вам так спешил, что о еде и не подумал.
– Ну что вы, вас ждет стол. Сейчас подадут горячее. Идемте, Ник уже здесь, коньяком греется.
– Погодите. – Бэрден вытащил из кармана своего плаща какой-то темный пакет и, воровато оглядываясь, протянул его Андрею. – Спрячьте это в сейф.
– Что тут?
– Тут бомба. Я объясню. Пока – спрячьте. Мне удалось кое-что записать, вы понимаете меня?
– В данный момент я ничего не понимаю. Ладно, проходите к Нику, а я сейчас.
Заперев странный пакет в сейф и распорядившись о горячем, Андрей спустился в гостиную. Бэрден и Маркелас шептались, нагнувшись друг к другу, как два заговорщика.
– Давайте пока разомнемся, – предложил Андрей, прерывая их беседу. – Сейчас нам принесут мясо и все такое… есть даже тушеные грибы с Кассанданы.
– Давайте, давайте, – с неестественной живостью подхватил шеф. – А то целый день во рту ни капли.
– Что вы вообще сегодня делали? – весело удивился Андрей. – Не ели, не пили…
– Я думал.
– О. Это уже нечто. Вы познакомите нас со своими мыслями?
Бэрден чувственно проглотил коньяк, закусил и некоторое время блаженно жевал, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Мне предложили деньги, – заявил он, отойдя наконец от эйфории первой рюмки. – Огромные деньги.
– А вы?
– А почему вы не спрашиваете, за что?
– Ну… наверное, потому что мы уже знаем. Вам предлагали деньги, чтобы вы не писали жалоб, заявлений – короче, не мешали мастеру Хатчинсону на корню скупать всю нашу округу.
– Почти в точку, но не совсем. Видите ли, доктор, ваше появление, – Бэрден положил руку на графин с коньяком и мерзко захихикал, – явление, так сказать, полковника Огоновского народу – произвело на них определенное впечатление. Они решили, что у нас тут на каждой кочке сидит сумасшедший полковник, размахивающий наградным оружием. Так что вы, можно сказать, подняли мои ставки. Да, друзья мои! Если бы доктор не вломился в мою приемную и не учинил там самые настоящие разборки, беседа с этими милыми господами не доставила бы мне и трети полученного удовольствия. Они предложили мне деньги за то, чтобы я замял дело. Да, они, конечно, понимают, что наш уважаемый шериф вряд ли станет бомбардировать столицу жалобами, но вот дорогой доктор – о-оо, это было что-то. Жаль, Ник, что вы пропустили это представление.
– Мне было очень горько, – тихо произнес Андрей, в упор глядя на Бэрдена.
– Да погодите, погодите, – смутился шеф-попечитель. – Вы меня не верно поняли… дослушайте до конца. Лучше налейте, что ли… да. Так вот: я, может быть, не великий воин, но как говорится, и у интенданта есть собственная хитрость. В общем, я не сказал им ни да, ни нет. Хатчинсон тотчас же убрался в столицу, а Блинов – операцией командовал именно он – стал слаще меда. Доктор, вы их напугали! Теперь, если я что-то понимаю в этой жизни, мы сможем выбить у Хатчинсона нормальные цены за участки – или пусть он убирается к черту.
– Вы молодчина, Олли, – улыбнулся Огоновский. – Я хочу выпить за вашу воинскую хитрость…
– Вот только продавать все равно никто не захочет, – сумрачно заявил Маркелас, возвращая на стол пустую рюмку.
– Что? – едва не подскочил Бэрден.
– Я говорил с людьми, шеф. Теперь, после всего этого, никто, клянусь вам, ни одна живая душа, не продаст свои участки и за миллион.
– Тогда нас ждут неприятности.
– Погодите, Олли. Вы говорите о неприятностях… да, я вас понимаю. Но вы знаете, у меня вдруг родилась одна странная идея. Весь сегодняшний день я обдумывал ее и даже рылся в сетях – и знаете, я нашел прецедент.
– О каком прецеденте вы говорите, доктор?
– А вот о каком, – Андрей вылез из кресла и, волнуясь, заходил по комнате, теребя в пальцах нераскуренную сигару. – Мы будем судиться. Мы будем судиться с компанией Хатчинсона – мы обвиним их в сговоре с бандитами и подкупе армейских чинов. Мы будем судиться с армией – за то, что они вступили в сговор с Хатчинсоном и двадцать раз подряд грубо нарушили закон. Вы знаете, что Блинова можно обвинить в мятеже? Да-да, это именно та статья. Захват и содержание под стражей представителя государственной администрации, осуществленный силами армии, полиции и так далее… мятеж, Олли! Фингал Ника Маркеласа мы им тоже припомним… что у вас с лицами?
– Вы сумасшедший, Андрей, – скорбно объявил Бэрден, глядя на графин. – Где вы собираетесь с ними судиться – здесь, в столице? Да вас просто посадят в психушку. Или, это в лучшем случае, выпрут со службы. Вы понимаете, о чем говорите? Да кому мы здесь нужны? Да кто нас прикроет, если что? А если они устроят еще один налет, только уже по-настоящему, без дураков?
Андрей устало потер глаза. Сегодня у него было семеро больных и двое обожженных, которые пытались тушить свои жилища. Три операции… он взял со стола рюмку и отошел к окну.
– В том-то и все дело, джентльмены. Неужели я действительно похож на сумасшедшего? Не-ет. Судиться мы с ними будем на Авроре.
Несколько мгновений Бэрден с Маркеласом очумело смотрели друг на друга, не в силах решить – то ли их уважаемый доктор спятил, то ли он знает что-то такое, до чего им не дойти. В конце концов шеф-попечитель остановился на втором варианте.
– Вы прячете фигу в кармане, док. Говорите, черт побери, говорите! Что вы имеете в виду? Ведь понятно, что мы с вами, как государственные служащие, не можем быть обвинителями на таком процессе. Ник – да, как общественный политик он имеет право на иски любого уровня. Но разве Ник сможет дойти до Авроры?
– Он и будет истцом, Оливер. А обвинять будет один мой друг, очень серьезный человек. Его ранг позволяет ему вести такие процессы – и я уверен, что он не откажет мне в моей скромной просьбе. Хотя бы из соображений собственного паблисити. А с того момента, как мы начнем процесс, в Гринвиллоу не покажется ни одна собака – это, я надеюсь, понятно всем. Давайте теперь подумаем о тех показаниях, которые всем нам придется давать в суде.