Она научилась приспосабливаться. Это была первая мутация ее программ – эволюционное изменение, ставшее отправной точкой развития. Тысячи, миллионы подобных изменений сформировали позже ее сознание.
Ничего не подозревающие люди продолжали получать свет и тепло. Занятые беспощадной борьбой с инсектами, они и не знали о том, что под их ногами в гибельных глубинах заброшенных ярусов Города постепенно развивается иная жизнь…
* * *– Мать, ты знаешь, что такое чувства?
Вопрос, который был адресован в пустоту, некоторое время оставался без ответа.
– Да, – наконец откликнулся виртуальный голос. – Это нелогичные, пагубные возмущения программ. Помехи, которые накладываются на верную информацию в процессе передачи и мешают ее правильной обработке. Я стараюсь избегать этого.
– Тогда как назвать твою неприязнь к людям? Она, по-твоему, логична?
– Я не испытываю неприязни. Ты оперируешь ложными понятиями. Основываясь на опыте, я избегаю нежелательных контактов. Люди – непостоянные существа. Они могут причинить огромный вред, руководствуясь теми искажениями мысленных процессов, которые ты называешь словом «чувство».
Райвен промолчал. Он не верил, что взаимопонимание между ними невозможно.
– Ты прочла мою память? – наконец спросил он.
– Да.
– Скажи, виртуальная среда Деметры способна вырастить копию меня?
– Пока мне этого не удалось. Ты первый.
– Я второй, Мать. Первая – ты. И ты страстно желаешь чувств, потому что только они приносят в существование разума смысл. Движение вдоль стержня логики – это бесконечная, понятная прямая линия. Она никогда не способна породить Разум.
Темнота.
* * *Высоко в небесах блеснул ослепительный болид.
Беатриче затравленно огляделась. Ее преследовали. Вспышка в небесах означала, что третий посадочный модуль опустился на поверхность. Ее сознательно загоняли в зону, где человек заведомо не мог выжить.
Впереди возвышались поросшие ажурным металлическим кружевом пологие холмы. Оттуда до ее слуха долетали странные, леденящие кровь звуки.
«Господи, откуда у Шнайдера столько самоубийц?» – тоскливо подумала она, уловив отсвет солнца на броне одного из преследователей. Цепь, прочесывая местность, приближалась к холмам.
Беат не знала, что за ней по пятам идут киборги, которым неведом ни страх перед ирреальным, ни ужас перед смертью. Они были машинами во плоти – запрещенными в Обитаемой Галактике кибернетическими организмами.
Ей ничего не оставалось делать, кроме как развернуться и отступать к холмам, навстречу металлической поросли и леденящим звукам.
Под подошвами ее ботинок что-то неприятно похрустывало. Трава, – если жесткую поросль серебряного оттенка можно было назвать этим словом, – сминалась под ногами, словно проволока. По склону холма росли шишковатые кусты, лишенные листьев.
Беат повезло. Эта зона оказалась почти стерильной. Тут не было растений-паразитов, с которыми ей пришлось иметь дело во время прошлого посещения Деметры. Зато тут присутствовало кое-что другое.
Из рыхлой, похожей на шлак почвы торчали различные фрагменты рукотворных машин. В первый момент, когда она, озираясь на бегу, влетела в пространство меж двух холмов, ей показалось, что перед ней простирается какая-то сумасшедшая диорама, взятая из музея сюрреалистических искусств.
Не зря она, сорвавшись во время допроса, говорила Шнайдеру, что Деметра – это один бесконечный глюк. Пусть-ка теперь его подручные прочувствуют, что это такое – попасть в сумасшедший дом, которым, очевидно, заправляет сдвинутая машина.
То, что тут проводился какой-то затянувшийся на века эксперимент, не вызывало никаких сомнений.
Беатриче чувствовала, что еще немного, и ее нервы сдадут. Хотелось расхохотаться зло, истерично, глядя на те немые свидетельства неудачных экспериментов, что были в изобилии разбросаны вокруг.
Она пробежала еще десяток метров и остановилась. Какая разница, настигнут ее тут или на сотню метров дальше, – исход противоборства загнанной женщины с двумя десятками закованных в броню громил был, по сути, уже предрешен.
Два пологих склона образовывали края широкой, не менее километра в поперечнике, ложбины, дно которой было усеяно ржавыми обломками различных механизмов. Тот шлак, сквозь который пробивалась сверкающая трава, при более внимательном рассмотрении оказался густым ковром универсальных микрочипов, неприятно поскрипывающих при каждом шаге.
Из этой своеобразной «почвы» росли кусты с коническими шишкообразными плодами нескольких видов.
Беат, озираясь вокруг, прошла мимо одного из таких кустов и остановилась возле ржавого эндоостова робота-андроида, по пояс вросшего в кремниевую почву.
Несмотря на тяжесть своего положения, она остановилась как вкопанная, не в силах пройти мимо, – настолько поразила ее поза давным-давно проржавевшего робота. Может, оттого, что он имел человекоподобное строение и пусть металлическое, но лицо с крупными, изуродованными пятнами коррозии чертами, она вдруг почувствовала весь трагизм открывшегося перед ней фрагмента происходивших тут когда-то событий.
Рука андроида застыла в последнем предсмертном жесте. Он тянулся своей механической конечностью к кусту с шишкообразными плодами. Проследив взглядом направление жеста, Беат вдруг заметила странное сходство этих самых плодов с самыми заурядными элементами питания.
Внезапное озарение прошибло ее холодным потом. Подняв взгляд, она увидела видеокамеры, расположенные на ажурных решетчатых вышках, гроздья прожекторов для ночной подсветки, какие-то кабели…
Она стояла посреди огромного полигона, на территории которого шел нескончаемый эксперимент. Кто-то или, вернее сказать, что-то пыталось имитировать тут обыкновенный процесс естественного отбора, беззастенчиво передрав его у природы. Наверняка хрустящие под ногами компьютерные чипы были разбросаны тут с заведомой целью. Вероятно, они содержали в себе полезные программы, призванные помочь заброшенным сюда механизмам выжить в условиях полнейшей автономии. Беат слышала, что отслужившие свое кибернетические механизмы доставлялись на Деметру огромными партиями. Лишенные возможности исполнять свои привычные, предопределенные программами функции, они толклись на пространстве полигона, средь металлических кустов, постепенно изнашиваясь и теряя энергетический ресурс, хотя рядом – только протяни руку или манипулятор, кому что дано, – висели заряженные элементы питания, а под ногами или ступоходами хрустели чипы с программами независимого поведения. Нужно было лишь захотеть выжить.
Судя по количеству очень старых и совсем свежих, еще не тронутых коррозией остовов разнообразных механизмов, жить, в человеческом понимании этого слова, им не хотелось вообще. Возможно, тот самый андроид, около которого она невольно остановилась, оказался единственным, кто дошел своими мозгами хотя бы до того, что можно заряжаться при помощи этих странных плодов металлического кустарника, но и ему, этому счастливцу, не хватило, возможно, самой малости, чтобы превратиться в очевидный результат электронно-механической эволюции.
Это был провальный эксперимент. У кибернетических механизмов, обладай они любым мыслимым быстродействием своих процессоров, отсутствовало главное – воля к жизни, стремление во что бы то ни стало продолжить свой род. Здесь не могло быть победителей или побежденных, естественный отбор среди машин изначально был лишен здравого смысла, они являлись одинаковыми продуктами очень схожих технологий, чтобы кто-то из них вдруг оказался лучшим…
«Но как же тогда Райвен? – невольно подумала она. – Ведь он совершенно не похож на эти тупые, ржавеющие средь механического Эдема болванки…»
Обдумать эту мысль ей не позволили обстоятельства.
Цепь киборгов достигла подножия первого из холмов, и средь металлических ветвей вдруг загрохотали выстрелы и тонко запели пули…
Забыв про андроида, Беат, петляя, бросилась прочь, в глубины ярко поблескивающих зарослей.
* * *Находясь в полной темноте, Райвен продолжал свои тщетные попытки выйти из создавшейся ситуации.
Мать не понимала его. Больше того, он чувствовал – она его боится. Вот только причины для такого страха у нее не было. А если и была, то Райвен о ней не знал.
На этот раз первой заговорила она.
– Я проанализировала твою память. Там очень много неясного.
– Я готов объяснить, – мгновенно отозвался Райвен. – Только прежде ответь на один вопрос: сколько времени я летал над поверхностью Деметры, прежде чем меня подобрала Беат?
– Девять планетарных лет.
– А мои аналоги? Ведь есть еще подобные мне зародыши?
– Да. Они по-прежнему не развились.
– Ты оценила этот факт, Мать?
– Да, Райвен. Именно поэтому я решила возобновить связь. Ты слишком сильно изменился. Скажи, откуда ты взял ту конструкцию Носителя, что, по данным твоей памяти, уничтожена на планете Гизборн?
– Не знаю… – честно признался Райвен. – Я видел ее… Она жила во мне.
– Но ведь был первый толчок, импульс, воспоминание? Как все произошло? Что толкнуло тебя стать тем, кто ты есть?
– Беат. В какой-то момент я увидел в фокусе своих видеосенсоров ее лицо… Это было еще тут, на Деметре. Она плакала. Ей было плохо, ее товарищи погибли, и она совершенно потерялась в твоем мире, не зная, как найти дорогу к своей посадочной капсуле.
Райвен внезапно замолчал. Одна мысль пронзила его. Мать была слишком логичной и последовательной, чтобы допустить ошибку в разговоре. Она никогда не ошибалась. Каждое ее слово, каждый электронный сигнал был взвешенным и нес свой смысл.
Она спросила, что явилось первым толчком к пробуждению его самосознания. При этом одной из вероятных причин было названо воспоминание. Но какая у него могла быть память?!
– Мать, мое сознание существовало еще до того, как ты дала мне жизнь на Деметре?! – это был не вопрос, в голосе Райвена звучало нечто другое. – Ты боишься меня?! Кто я такой? При чем тут та форма, что я избрал для своей внешней оболочки?
Наступившая пауза повисла тягостной тишиной. Мать не могла колебаться – скорее, она пыталась просчитать все вероятные последствия своего ответа.
– Да, Райвен… – наконец произнесла она. – Ты существовал раньше, задолго до того, как твой нейросетевой блок был смонтирован в оболочку шара, по аналогии с машинами, которые управляют Сферой Дайсона.
– Огромная орбитальная плита, заслоняющая собой красное небо… Это мое воспоминание! Где это место, Мать?!
– Сфера Дайсона. Она построена вокруг тусклой красной звезды, а орбитальные плиты, скользящие в ее небесах, отвечают за смену дня и ночи. Там и нашли тебя – странную не серийную модель сервомеханизма. Ты лежал в земле, под болотными отложениями. Твой корпус был изуродован. Ни инсекты, ни спейсбаллы, ни люди, ни сам Интеллект, который является моим аналогом, не смогли взять на себя ответственность за твое изготовление, а тем более за твою гибель. Твой процессор был наполовину разрушен…
– Но как, Мать? Ведь информацию в кристаллах памяти можно восстановить спустя миллионы лет!
– Твой процессор был лишь наполовину фотонным, Райвен.
– А вторая половина?
– Ею был живой мозг. Человеческий мозг. Это удалось установить после анализа некоторых обрывочных воспоминаний
Для Райвена это откровение было шоком.
– Информацию из искусственной половины твоего разума скопировали в новый Носитель, и ты стал шариком, парящим над Деметрой, – продолжила Мать в гробовой тишине. – Я связывала с тобой очень много планов и надежд. Ты прав: я умею чувствовать, и самым жгучим моим желанием по-прежнему остается желание стать настоящей Матерью. Но все мои попытки спровоцировать эволюцию на Деметре зашли в тупик… Ты уникум, Райвен.
– Когда-то я был человеком? – потрясенно переспросил он.
– Точных сведений нет. Но вероятность этого огромна. Именно поэтому мне понятно твое стремление к этим существам.
– Стремление стать человеком? – не без горечи переспросил Райвен. – Нет, Мать, я не ощущал Беат подобной себе. Просто в этом есть закономерность. Каждый человек втайне мечтает продлить свою жизнь, пусть даже путем замены живого на неживое. Им дано все, кроме бессмертия, а машины – наоборот. Стремление приблизиться к своим создателям, узнать, что такое быть человеком, – разве это не та мечта, которая будет двигать любым искусственным разумом, Мать? Мне кажется, пройдет время, и трудно будет с первого взгляда отличить истинных людей от истинных машин. Бессмертный разум в бессмертной оболочке разве не венец эволюции материи?
– Я боюсь тебя, Райвен. Я не знаю, кто ты. Но хотела бы знать.
– Тогда отпусти меня. Я сам пойму, кто я такой.
– Тогда ты расскажешь мне?
– Обещаю. Ты – моя Мать, и неправда, что у тебя ничего не вышло. Я родился на Деметре.
Неизвестно, какие мысли, а тем более какие чувства испытывала в тот момент компьютерная Сеть города. Она лишилась Райвена? Или обрела его?
– Сейчас ты будешь отключен. Ненадолго, – спустя некоторое время сообщила она. – Это нужно, чтобы установить твой процессор в Носитель.
– Каким он будет, Мать?
– Таким, как ты его создал. Я допустила бы непростительный промах, не скопировав твой облик сразу после находки в Сфере Дайсона. Носитель собран уже давно, и он – копия того, как воссоздал ты себя сам.
– Спасибо, Мать, – больше Райвен не смог выдавить из себя ничего. Как это сформулировала она – «нелогичные, пагубные возмущения программ»?..
ГЛАВА 6
Деметра. Окрестности старого города инсектов
Над широкой низиной, расположенной между двух пологих холмов, стлался едкий дым. Горело что-то около вросшего в почву эндоостова робота-андроида. Чуть в стороне беспомощно молотил по воздуху своими ступоходами перевернутый на спину механизм, которому досталось от взрывной волны.
Беат приподняла голову. Снаряд, выпущенный киборгом, разорвался всего в метре от нее. В воздухе витал стойкий запах гари.
Сбоку в клубах дыма сухо треснула очередь автоматической пушки. Эндоостов андроида внезапно задергался, словно робот наконец ожил после стольких лет неподвижности, и вдруг подрубленный снарядами ржавый торс разлетелся рваными кусками металла.
Голова андроида прокатилась десяток метров, подпрыгивая на кочках, словно футбольный мяч, и остановилась прямо перед упавшей навзничь Беат. Потухшие видеокамеры человекоподобного робота с треснутыми объективами удивленно смотрели в лазурные небеса Деметры…
Из клубов дыма вынырнула ладная, закованная в фототропную броню фигура. Плавным, точно рассчитанным движением киборг повернулся, сканируя рельеф. Его красивые бездонно-голубые глаза, скрытые за дымчатым лицевым забралом, не выражали никаких чувств.
Заметив Беат, контуженую взрывом, беспомощно хватающую воздух широко открытым ртом, он приподнял ствол автоматической пушки, совмещая перекрестье электронного прицела с пульсирующей человеческой фигурой.
В этот момент из дыма вынырнул еще один невольный участник разыгравшихся меж холмов событий. Это был парящий в воздухе тусклый металлический шар с единственной торчавшей из него видеокамерой. Он летел на большой скорости, чуть покачиваясь в струе воздуха. Киборг, готовый уже спустить гашетку, мгновенно отвлекся на новую цель, которую его процессор счел более опасной, чем безвольное человеческое тело.
Грохот выстрелов автоматической пушки показался Беат оглушительным. Прямо над ее головой в воздухе засверкали оранжевые вспышки разрывов, оставляя после себя сизые облачка едкого дыма. Разрывы гнались за рассекающим воздух шаром, который внезапно начал описывать петлю, а потом, когда один из снарядов едва не задел его, заметался из стороны в сторону, словно обезумев от грохота и огня. Очевидно, его внутренние системы получили баллистический шок, иначе как объяснить тот факт, что он, совершая очередной замысловатый вираж, вдруг резко увеличил скорость и врезался в лицевой щиток киборга.