– Замечательное развлечение, – сказала Бальведа. – Мы могли бы ездить тут кругами до бесконечности.
– Без меня, – сказал Авигер, отворачиваясь от Хорзы и глядя на агента Культуры. – Я возвращаюсь на «ТЧВ». Не собираюсь я искать этот чертов компьютер.
– Хорошая мысль. – Йелсон поглядела на старика. – Мы могли бы сделать тебя кем-то вроде конвоира и послать наверх вместе с Ксоксарле. Только ты и он.
– Я пойду один, – понизив голос, ответил Авигер, избегая взгляда Йелсон. – Я не боюсь одиночества.
Ксоксарле прислушивался к чужой речи. Такие писклявые, скрипучие голоса. Он снова проверил свои путы. Провод на плечах, бедрах и запястьях на несколько миллиметров врезался в кератин. Он чувствовал туповатую боль, но это можно было пережить. Он потихоньку вгрызался в провод, перетирал его со всей своей силой в тех местах, где тот натянулся сильнее всего: он намеренно истирал роговое вещество, защищавшее тело. Когда его привязывали, он набрал в грудь побольше воздуха и напряг все свои мускулы, что дало ему минимальный простор для движения. Но этого простора требовалось чуть больше, если он хотел получить хоть какую-то возможность освободиться от пут.
У него не было плана, он не представлял себе, сколько прошло времени, не знал, когда представится возможность, но что еще ему оставалось? Стоять там, как чучело, как пай-мальчик? А эти ползучие мягкотелые черви тем временем будут почесывать свою тонкую кожу и пытаться найти Разум. Нет, воин не может позволить себе такого, он зашел слишком далеко, видел слишком много смертей…
– Эй! – Вабслин открыл маленькое окошко на верхнем этаже поезда и высунулся из него. – Эти лифты работают! Я поднялся на одном из них! Все действует!
– Ура! – махнула ему Йелсон. – Отлично, Вабслин.
Инженер исчез в окне и отправился в путешествие по поезду, проверяя, тестируя, исследуя оборудование и пульты управления.
– Впечатляет, правда? – сказала Бальведа, обращаясь ко всем сразу. – С поправкой на время.
Хорза кивнул, медленно оглядывая поезд. Он сделал последний глоток из контейнера, положил его на паллету и встал.
– Да, впечатляет. Только что-то им это не очень помогло.
Квайанорл тащился вверх по пандусу.
В атмосфере станции висела пелена дыма, почти неподвижная в застоявшемся воздухе. Правда, в поезде работала вентиляция, и внутри серо-голубой дымки наблюдалось некоторое движение – в тех местах, где через открытые окна и двери из вагонов выдувало едкий туман. Он замещался воздухом, который засасывали внутрь поезда системы кондиционирования и фильтрации.
Квайанорл тащился через куски и целые фрагменты стены, обломки поезда и даже через части собственного скафандра. Движение давалось ему нелегко и было медленным; к тому же он боялся, что умрет, даже не успев добраться до поезда.
От ног не было никакой пользы. Может быть, ему было бы легче, если бы и две другие оторвало целиком.
Он полз с помощью одной целой руки, хватаясь за кромку пандуса и подтягивая себя изо всех сил.
После каждого движения тело его пронзала мучительная боль. Он рассчитывал, что с каждым подтягиванием боль будет уменьшаться, но этого не происходило; ему казалось, что в те – слишком долгие – секунды, когда он волочил свое переломанное, кровоточащее тело по усыпанному осколками пандусу, вдоль его кромки, все сосуды в организме наполнялись кислотой. Он тряс головой и бормотал что-то себе под нос. Он чувствовал, как кровь вытекает сквозь трещины в теле, которые слегка залечились, пока он лежал без движения, а теперь снова разошлись. Он чувствовал, как слезы сочатся из единственного глаза, ощущал медленный ток целительной жидкости в том месте, где находился второй глаз, теперь вырванный.
Перед ним сквозь яркий туман светилась дверь; через нее шел слабый воздушный поток, образуя в дыму вихри. Ноги тащились следом за телом, а грудь скафандра пропахала небольшую борозду в обломках на поверхности пандуса. Вновь и вновь он хватался за кромку пандуса, подтягивая себя.
Он старался не кричать – не потому, что боялся быть услышанным, ведь здесь никого не было; всю его жизнь, с того момента, когда он впервые самостоятельно встал на ноги, его учили страдать молча. Он пытался; он помнил, как гнездовой кверл и родительница-мать учили его не кричать и как ему было стыдно ослушаться их, но иногда у него не получалось. Иногда боль выдавливала из него крик.
На потолке станции горели не все световые панели – часть их была разбита случайными выстрелами. Он видел дыры и царапины в сверкающем корпусе поезда и не мог себе представить, насколько этот поезд поврежден, но остановиться уже не мог. Он должен был продолжать.
Он слышал поезд. Он прислушивался к нему, как охотник – к дикому зверю. Поезд был живым: покалеченным – судя по звуку некоторых двигателей, они были повреждены, – но живым. Умирал не поезд, а он, но он был исполнен решимости сделать все, чтобы поймать этого зверя.
– Что скажешь? – спросил Хорза Вабслина.
Он нашел инженера под одним из вагонов поезда – тот висел вверх ногами, проверяя ходовую часть. Хорза попросил Вабслина взглянуть на маленький прибор в грудной части его скафандра, где и находился масс-детектор.
– Не знаю, – сказал Вабслин, покачав головой. Щиток его шлема был опущен, и Вабслин с помощью экрана увеличивал изображение детектора. – Он слишком мал. Чтобы его толком обследовать, необходимо взять его на «ТЧВ». У меня с собой нет всех нужных инструментов. Никаких явных повреждений не видно. Может быть, на него воздействуют реакторы.
– Черт! Значит, придется искать, – сказал Хорза. Вабслин закрыл маленькое смотровое окошко на груди его скафандра, откинулся назад и поднял щиток шлема.
– Проблема только в том, – мрачно произнес он, что если дело в помехах от реактора, то отправляться на поиски Разума в поезде не имеет смысла. Нам нужно воспользоваться транзитной трубой.
– Сначала мы обыщем станцию, – сказал Хорза и встал.
Через окно на другой стороне платформы он видел Йелсон – та стояла, наблюдая за Бальведой, которая ходила взад-вперед по туннелю. Авигер по-прежнему сидел на паллете. Ксоксарле стоял, привязанный к опоре въездного пандуса.
– А что, если я поднимусь в кабину машиниста? – спросил Вабслин.
Хорза посмотрел в широкое, открытое лицо инженера.
– Давай, почему нет? Только не пытайся пока сдвинуть его с места.
– Хорошо, – сказал Вабслин со счастливым видом.
– Мутатор, – сказал Ксоксарле Хорзе, спускавшемуся по пандусу.
– Что?
– Провода. Они слишком туго затянуты. Врезаются в меня.
Хорза внимательно осмотрел провода, которыми были обвязаны руки идиранина.
– Вот беда, – сказал он.
– Они врезаются мне в плечи, в ноги и запястья. Если это будет продолжаться, они перетрут мои кровеносные сосуды. Не хотелось бы умирать такой некрасивой смертью. Лучше выстрели мне в голову: это медленное перерезание недостойно воина. Я говорю это тебе только потому, что начинаю верить твоим словам – ты, кажется, в самом деле собираешься доставить меня на флот.
Хорза зашел за спину Ксоксарле, чтобы посмотреть, как провода впиваются в запястья идиранина. Тот говорил правду: провода вошли в него, как забор – в кору дерева. Мутатор нахмурился.
– Я такого никогда не видел, – сказал он неподвижному затылку идиранина. – Ты что это задумал? На самом деле твоя кожа гораздо прочнее.
– Ничего я не задумал, гуманоид, – устало сказал Ксоксарле и тяжело вздохнул. – Тело мое искалечено и пытается восстановиться. Стараясь восстановить поврежденные органы, оно по необходимости становится более податливым, менее жестким. Но если ты мне не веришь, забудь об этом. Только помни, что я тебя предупреждал.
– Я подумаю об этом, – сказал Хорза. – Если станет совсем худо – крикни мне.
Он отступил от опоры, сойдя на пол, и направился к остальным.
– Мне придется подумать об этом, — тихо сказал Ксоксарле. – Воины никогда не «кричат» оттого, что им больно.
– Ну что, – спросила Йелсон у мутатора, – Вабслин там счастлив?
– Ему не терпится сесть на место машиниста, – сказал ей Хорза. – Что делает автономник?
– Обследует другой поезд.
– Ну и пусть, – сказал Хорза. – А мы с тобой давай осмотрим станцию. Авигер, ты как? – Он посмотрел на старика, который маленькой пластмассовой палочкой выковыривал остатки еды между зубов.
– Чего? – спросил Авигер, подозрительно глядя на мутатора.
– Приглядывай за идиранином. Мы тут осмотрим станцию.
Авигер пожал плечами.
– Ладно. Чего уж там. Мне сейчас все равно некуда идти. – Он посмотрел на кончик пластмассовой палочки.
Он вытянул руку, ухватился за кромку пандуса и подтянулся. Он двигался вперед на волне боли. Ухватился за край вагонной двери и снова подтянулся. Соскользнул по обломкам с пандуса на пол вагона.
Переправив все тело внутрь, он решил отдохнуть.
Кровь бурлила у него в голове.
Рука сильно устала и болела. Отдохнуть он решил не из-за острой, скребущей боли от ранений, хотя она и беспокоила его все больше. Он боялся, что рука откажет ему, что она слишком ослабнет, не сможет ни за что хвататься и тащить его дальше.
По крайней мере, теперь ему предстояло двигаться по горизонтали. Ему оставалось протащить себя через полтора вагона, но наклонов на его пути не было. Он попытался оглянуться, посмотреть назад, оценить пройденное расстояние, но сумел бросить лишь мимолетный взгляд, и голова его тут же упала. На пандусе среди обломков остался кровавый след – словно швабру окунули в алую краску и провели ею по пыльной и захламленной металлической поверхности.
Оглядываться не имело смысла. Его путь лежал только вперед, и времени у него почти не оставалось. Через полчаса, а то и меньше он будет мертв. Он протянул бы дольше, останься он лежать на пандусе, – движение укоротило отмеренный ему срок, ускорило истечение соков, дававших ему силу и жизнь.
Он потащил себя к коридору, который тянулся вдоль вагона.
Две бесполезные, разбитые ноги волочились за ним, оставляя за собой тонкую струйку крови.
– Мутатор!
Хорза нахмурился. Они с Йелсон собирались осмотреть станцию. Идиранин позвал Хорзу, когда тот находился всего в двух шагах от паллеты. Теперь на ней сидел сытый Авигер, направив ружье в сторону Бальведы; агент Культуры продолжала мерить шагами станцию.
– Что, Ксоксарле? – спросил Хорза.
– Эти провода – они скоро перережут меня. Я говорю об этом только потому, что до сего времени ты усиленно старался сохранить мне жизнь. Было бы жаль умереть случайно, по недосмотру. Конечно, если твои дела такие важные, то занимайся ими, прошу тебя.
– Ты хочешь, чтобы я ослабил провода?
– Совсем чуть-чуть. Понимаешь, в них нет ни капли слабины, и было бы здорово, если бы я мог дышать, не рассекая себя.
– Если ты попытаешься предпринять что-нибудь и на этот раз, – сказал Хорза идиранину, подходя поближе к нему и направляя ружье ему в лицо, – я отстрелю тебе руки и все три ноги, а то, что останется, привяжу к паллете.
– Твои угрозы и твоя жестокость убеждают меня, гуманоид. Ты явно знаешь, с каким презрением мы относимся к протезам, даже если они – следствие боевых ранений. Я буду вести себя смирно. Ты только ослабь немного провода, как подобает хорошему союзнику.
Хорза чуть ослабил провода в тех местах, где они врезались в тело идиранина. Тот чуть пошевелился и издал громкий вздох.
– Так гораздо лучше, карлик. Гораздо лучше. Теперь я доживу до того дня, когда возмездие, которого я, по-твоему, заслуживаю, меня настигнет.
– Можешь не сомневаться, – сказал Хорза, а потом обратился к Авигеру: – Если он тут чего попробует учинить, отстрели ему ноги.
– Слушаюсь, командир, – козырнул Авигер.
– Надеешься наткнуться на Разум? – спросила Хорзу Бальведа, остановившись – руки в карманах – перед ним и Йелсон.
– Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Расхититель могил, – сказала Бальведа с добродушной улыбкой.
Хорза повернулся к Йелсон:
– Скажи Вабслину, что мы уходим. Попроси его, пусть посматривает на платформу и проверяет, чтобы Авигер не уснул.
Йелсон связалась с Вабслином по коммуникатору.
– А ты пойдешь с нами, – сказал Хорза Бальведе. – Не хочу, чтобы ты тут оставалась, когда все оборудование запитано.
– Неужели ты мне не доверяешь, Хорза? – улыбнулась Бальведа.
– Иди вперед и помалкивай, – усталым голосом сказал Хорза, показывая, куда нужно идти. Бальведа пожала плечами и двинулась.
– Зачем брать ее с собой? – спросила Йелсон, догоняя Хорзу.
– Мы в любой момент можем ее связать, – сказал Хорза и посмотрел на Йелсон; та пожала плечами.
– Ну, как знаешь, – сказал она.
Унаха-Клосп плыл по поезду. Снаружи, за окнами, он видел ремонтную зону со всем ее оборудованием – токарными станками, прессами, сварочными аппаратами, манипуляторами, запасными частями, огромными подъемниками и подвесным мостиком, сверкающим в ярком свете потолочных панелей.
Поезд был довольно любопытен: старая технология давала немало пищи для ума. Здесь было что потрогать, на что посмотреть, но Унаха-Клосп главным образом был рад возможности побыть немного наедине с самим собой. Люди в таком количестве утомляли его, а больше всего автономника расстраивало отношение к нему мутатора. Он признает только биологические формы! «А я для него – всего лишь машина, – думал Унаха-Клосп. – Да как он смеет!»
Он был рад, что успел среагировать первым там, в туннеле, и, возможно, спас некоторых из них (может, даже этого неблагодарного мутатора), сбив с ног Ксоксарле. Он не хотел себе в этом признаваться, но испытывал гордость, слушая, как Хорза благодарит его. Но отношение человека к нему по большому счету не изменилось: мутатор, возможно, забыл, что произошло, или попытался убедить себя, что это было минутное помешательство машины, простой каприз. Только Унаха-Клосп знал, что он чувствует, только он сам знал, почему рисковал собой, защищая людей. Или должен был знать, скорбно говорил он себе. Может, не нужно было вмешиваться – пусть идиранин перестрелял бы их всех. Но в тот момент он решил, что это было бы неправильно. «Простофиля», сказал себе Унаха-Клосп.
Он двигался сквозь ярко освещенные, гудящие внутренности поезда, словно отсоединившаяся часть механизма.
Вабслин поскреб голову. Он остановился в вагоне реактора на пути в кабину машиниста. Некоторые двери в вагоне не открывались. Наверно, в целях безопасности их снабдили кодовыми замками, которые, видимо, открывались из кабины, из пультовой – или как они там называли помещение в голове поезда, откуда машинист управлял им. Он выглянул в окно, вспомнив, что приказал ему Хорза.
Авигер сидел на паллете, нацелив ружье на идиранина, который неподвижно стоял, привязанный к опоре. Вабслин отвернулся, снова попытался открыть дверь, ведущую в зону реактора, и покачал головой.
Пальцы, рука уставали все больше и больше. Над ним были ряды сидений, обращенных к черным мониторам. Он волочил себя вперед, хватаясь за вделанные в пол ножки стульев, и был уже почти в коридоре, ведущем в первый вагон.
Он не знал, как проделает этот путь. За что там можно хвататься? Но пока беспокоиться об этом не имело смысла. Он ухватился за ножку очередного стула и подтащил себя еще немного вперед.
С балкона, выходящего на ремонтную зону, им был виден передний поезд – тот, в котором находился автономник. В ремонтной зоне – чуть ниже уровня станции, – в продольной нише дальней стены стоял сверкающий поезд. Он был похож на длинный, тонкий космический корабль, а черная порода вокруг него напоминала беззвездное небо.