- Прости меня, - пробормотала она, опуская глаза.
- За что? – тихо спросил он.
- Не знаю… я чувствую себя виноватой во всем этом…
- Нет!
Он порывисто шагнул к ней, и Микея инстинктивно сделала шаг назад, удивленно посмотрев на него.
- Маленькая, я просто… просто хотел ей помешать мучить тебя. Пожалуйста… ты можешь присесть? – предложил неожиданно Цесин, и Микея удивленно приложила правую руку к груди:
- Ты… пришел ради меня?
- Звезды ярчайшие… ну конечно, ради тебя. Неужели ты думаешь, я пропустил лекцию ради обороны своего бара? – насмешливо спросил Цесин, и она засмеялась.
- Садись уже, - развеселившись, сказал он и даже позволил себе подтолкнуть ее ладонью под локоть в сторону дивана: Налить тебе что-нибудь?
- Хочешь напоить меня сяши? – засмеялась она снова, с чувством огромного облегчения.
- Я имел в виду сока, - укоризненно глядя на нее, заметил Цесин.
- Я просто пошутила. Тогда тхайи с меланом. Тот, что на второй полке, - подсказала она.
По мужским губам скользнула новая усмешка:
- Похоже, ты уже лучше знаешь мой бар, чем я.
Микея перестала улыбаться.
- Я не из любопытства. Просто положено протирать бутылки, - тихо пояснила она.
- Я тебя ни в чем не обвиняю.
Цесин задержал на ней взгляд перед тем, как налить им обоим сока, и сел на диванчик напротив:
- Я давно хотел встретиться с тобой. Ты не против?
- Ну… Я предпочла бы не быть в таком ужасном виде, - призналась она, стыдливо пряча пальцы с обломанными ногтями и пятнами от ожогов.
- Ты очень красивая.
- Скажешь тоже.
- Это правда.
- Пожалуйста, перестань.
На ее глазах выступили слезы, и на лице Цесина отразилось замешательство. К ее удивлению, он мгновенно отказался рядом и, нарушая все возможные правила приличия, притянул ее к себе, забрав стакан. А потом просто позволил выплакаться, уткнувшись в свою грудь. Теплая ладонь все время гладила ее по волосам, и он что-то шептал ей умиротворяющее. А потом взял ее руки в свои, и тут у него вырвалось тихое восклицание при виде ожогов на ее коже:
- Тебе надо к врачу!
- Они уже почти зажили, - помотала головой Микея. – Мне сказали, что это не повод требовать медицинской помощи.
- Я вызываю врача.
- Нет. Нет, пожалуйста, - она насмерть вцепилась в его руку. – Цесин, кто это оплатит?
- Что за дурацкий вопрос? – раздраженно осведомился он. – Разумеется, я и оплачу.
Через час Микея уже сидела с забинтованными руками на последней парте в его аудитории и слушала, с ее точки зрения, невероятно интересную лекцию о модификации гласных звуков в однокоренных словах на протяжении столетий. С переменой звуков незаметно менялось и значение слов – подчас до противоположного. Цесин рассказывал об этом так захватывающе, что Микея и не заметила, как пролетели полтора часа.
- Ты не заснула, маленькая? – спросил он, опускаясь за свой стол, когда студенты гурьбой покинули аудиторию.
- Ты что! Это же так интересно! – с сияющими глазами выпалила она, поднимаясь, чтобы подойти к нему ближе. - Спасибо за приглашение, Цесин. Мне очень понравилось. Я бы все твои лекции с удовольствием послушала.
- Боюсь, что сегодня у меня остались только семинары. Тебе лучше поехать домой поспать, - предложил он. – У тебя глаза совсем красные.
Микея покачала головой:
- Днем в общих домах невозможно спать. Слишком много народу, шумно, а перегородки тонкие.
- Поезжай ко мне, - пожал плечами Цесин. – Просто возьми плед и ложись в гостиной или на террасе - где хочешь. Можешь в гостевой спальне.
Глаза Микеи широко распахнулись:
- Но это… это как-то…
- Это абсолютно нормально. Поезжай, - отрезал он. – У меня еще три семинара. За это время ты успеешь хорошенько выспаться. А потом мы пообедаем, хорошо?
Микея изумленно уставилась на него. Профессор Цесин эс-Эммар, автор ее любимого учебника, хотел пообедать с ней? Хотел, чтобы она отоспалась у него дома? Заплатил за лечение ее рук? Еще пару недель назад она бы сочла сумасшедшим любого, кто сказал бы, что такое может с ней произойти.
- Спасибо, Цесин, - с каким-то восхитительно приятным теплом в груди сказала Микея и, повинуясь мгновенно порыву, наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, и тут же вспыхнула, увидев его удивленные глаза, и побежала к выходу из аудитории, чтобы в коридоре смешаться с толпами студентов. Она раскраснелась от смущения, сама не зная, что на нее нашло. Ее губы еще долго хранили на себе отпечаток грубоватой небритой щеки, царапнувшей их. И это вызывало прилив тепла где-то глубоко внутри.
Ариадна.
Косы. Самое ненавистное для нее на Горре – это косы. Ей почти сразу объяснили, что принято заплетать их в школу. Ее разумный аргумент о том, что это правило разработано для местных девочек моложе шестнадцати, а не для землянок старше тридцати, разбилось о контраргументы ее опекуна, что учителя-женщины тоже ходят с косами. К сожалению, это соответствовало действительности. Не то, чтобы существовал такой закон – просто обычай.
Но ее попытки нарушить его почему-то ужасно огорчали окружающих, и пришлось смириться. Даром, что поначалу ее темно-русым волосам недоставало длины, даром, что ее пальцам недоставало ловкости, что выходило криво, и пряди все время выбивались. Даром, что косы ей не очень-то шли. Хотя, когда Ариадна привыкла, пришлось признать, что все-таки шли – если, конечно, заплетать по-человечески, а не как она это обычно делала сама.
Иногда ей помогала Эниэла – жена ее опекуна. Но она немного ревновала, и Ариадна старалась не беспокоить горианку по пустякам. Как, впрочем, и самого Астана. Он еще два года назад заявил, что намерен стать для нее самым близким человеком и другом – по крайней мере, на первое время, но на практике даже образование психолога не помогло ему справиться с этой задачей.
Поражение на этом фронте вызывало у горианца глухое раздражение последние месяцы, которое проявлялось тем резче, чем сильнее он старался спрятать его. Ариадна в ответ наглухо закрылась. Она старалась не впадать в отчаяние, памятуя о том, что обратного пути нет. Ее никто не тащил на Горру силой, но перед тем, как она сказала: «да», ей четко объяснили, что на Землю вернуться будет нельзя. Хотя бы потому, что для нее, теперь телепата с раскрытыми способностями, нет более верного способа свести себя с ума, чем на всю жизнь поселиться среди нетелепатов.
Иногда она думала, что приняла ошибочное решение. Возможно, она и родилась телепатом, но родилась-то она на Земле и прожила там больше тридцати лет. Все это время Ариадна лишь смутно догадывалась о своих нераскрытых, неразвитых способностях. Как слепой человек с крепко завязанными глазами мог бы смутно догадываться о том, что способен видеть – различая слабый, чуть пробивающийся сквозь повязку свет – и то лишь в солнечную погоду.
Телепатия, конечно, ошеломила. Первые месяцы на Горре прошли под знаком этого шока, кроме того, вначале ее физически изолировали, и она из-за этого сразу не поняла, насколько ее жизнь на новой планете ограничена естественным образом – в силу ее необразованности по местным меркам, плохого знания горианского, нехватки кругозора в местной культуре, традициях, даже развлечениях. Когда все дошло до нее в полной мере – стало хуже, хотя знакомство с другими землянками немного поддержало психологически.
Сначала анализировать все эти проблемы было некогда. Ариадна занималась с утра до вечера, до рези в глазах, до головокружений – пока не научилась сносно говорить на горианском, телепатически различать эмоции, вести себя прилично по местным меркам – например, не показывать большей части эмоций лицом, а вместо этого направлять их собеседнику телепатически.
Она не сразу свыклась с институтом пре-сезариата – с одной стороны, это очень успокаивало - знать, что Астан всегда рядом, всегда поможет, ответит на все вопросы и подстрахует, если она что-то начнет делать не так. Но с другой – он же и контролировал, и иногда это ощущалось как гиперопека, особенно в те моменты, когда их мнения по поводу значительности происходящего расходились. Сначала ей даже не верилось, что такой «надсмотрщик» есть у каждого жителя планеты – все казалось, это только для землян. Горианцы улыбались и постоянно объясняли, что речь идет о близких людях – мужьях, отцах, начальниках на работе, которые становились вторыми отцами.
«Зачем взрослому человеку второй отец?» - изумлялась она. Горианцы снова улыбались и объясняли что-то про необходимость оберегать хрупкую психику телепата, про необходимость стороннего взгляда. Но Ариадне порой не хватало свободы, а какие-то замечания опекуна просто раздражали.
Взять те же ругательства. Ариадна никак не могла отучиться употреблять легкие ругательства вслух – если прищемляла палец, например, или когда в последний момент вспоминала, что забыла о чем-то важном. Ее пре-сезар воспринимал это так, словно в его присутствии совершалось нечто страшное. Каждый раз он делал ей замечание очень серьезным тоном, со временем стал добавлять к ним строгий выговор, пока, наконец, не объявил, что вынужден ее наказать.
- Поставишь меня в угол? – развеселилась Ариадна. К тому времени она уже год провела на Горре и знала, что такое традиционные наказания. Ей было известно, что женщин и детей часто наказывают в уводе – по сути, иллюзорной поркой. Но каждый раз попытка представить такое в исполнении Астана ни к чему не приводила. Не то, чтобы ее пре-сезар казался мягким человеком, скорее каким-то нерешительным.
«Возможно, если его разозлить…», - размышляла Ариадна, вот только она ни разу не видела его злым. Этот горианец казался каким-то неуловимым для нее, каким-то никаким, как будто они существовали на разных волнах, и просто не были способны контактировать друг с другом таким образом, чтобы распознать. У нее было сильное чувство, что она, в свою очередь, остается белым пятном для Астана, который прилагал столько сил, чтобы узнать, что у нее на душе и в мыслях, но терпел полное фиаско, прежде всего, профессиональное, как психолог.
- Возможно, ты не готова к наказанию в уводе, так что я предлагаю поступить иначе, - чопорно начал Астан, но она перебила.
- Я не готова или ты? – еще насмешливее уточнила Ариадна. – А может, ты просто зря придираешься и надо признать, что я ничего такого не сделала, за что надо наказывать?
Если бы ее кто-нибудь спросил в тот момент, зачем она провоцирует своего пре-сезара, Ариадна бы не смогла ответить. Астан ее, безусловно, не пугал, его угрозы наказания – тем более. Но раздражение присутствовало. От придирок, от его нелепых «психологических» штучек – она даже сейчас чувствовала, что он не столько желает наказать ее, сколько с интересом изучает ее реакцию. И, кажется, она подкинула ему любопытный материал, сама того не желая.
- Так ты хочешь попробовать, как это? – горианец немного по-птичьи наклонил голову, вслушиваясь в ее эмоции, как лесные птицы вслушиваются в незнакомые шорохи – не идет ли хищник?
Его голос стал мягким и участливым, и Ариадну едва не передернуло от отвращения. Ничего она не хотела с ним «пробовать». Теперь это звучало как предложение каких-то извращенных сексуальных утех.
Ощутив ее эмоции, Астан слегка побледнел и стиснул челюсти:
- Ты не готова, - вынес он вердикт, резко мотнув головой. И добавил: «Ты наказана на всю следующую неделю – тебе запрещается находиться вне дома после школы».
«Как же ты меня достал», - с бессильной злостью подумала Ариадна, глядя прямо в светло-серые глаза, даже не пытаясь скрывать свои эмоции. Запрет на прогулки означал целую неделю не видеться с Лиской и Марией вне школы из-за какого-то нечаянно слетевшего с губ ругательства. А он знал, что для нее обеды с подругами-землянками – единственная отдушина. И пригласить их домой она не сможет, потому что она сама здесь не дома.
«Козел, козел, козел», - мысленно кричала ему она, эмоционально реагируя на наказание, словно маленький ребенок. Но вслух произносить оскорбления, конечно, не стала.
И самое отвратительное, за что Ариадна еще больше ненавидела пре-сезара впоследствии – наказание подействовало. Ее контроль за речью с тех пор резко усилился, и она больше не ругалась вслух.
В другие дни Астан вызывал у нее добрые чувства. Иногда ей даже казалось, что они вот-вот станут друзьями, ее тянуло поделиться с ним – и порой Ариадна рассказывала о своей земной жизни, что помнила. Помнила она, правда, мало.
Когда ее способности разблокировали, что-то случилось. Астан объяснил ей, что потенциал оказался выше, чем они думали, а риск травм – кратно больше, и ее память надолго закрыли. Осталось лишь детство, и то – не полностью, немного старшей школы и буквально несколько эпизодов взрослой жизни.
Насколько ей было известно, Ариадна никогда не была замужем и не имела детей, но у нее были длительные отношения. Работала агентом в турфирме, в качестве хобби занималась дизайном помещений и планировала учиться, чтобы сменить профессию. Но почти ничего этого она не помнила.
На ее вопросы в самом начале Астан облек ее жизнь в сухой пересказ, сразу оговорив, что рассказывает не все. В ее прошлом было что-то, ради чего закрывали память. И она все еще не могла вынести этих воспоминаний, считали горианские врачи. Так что ей предстояло еще минимум лет пять оставаться девушкой без прошлого – пока ее психика не стабилизируется.
Впрочем, что могло бы быть более нелепым, чем беспокоиться о том, чего не помнишь? Косы – вот что бесило ее по-настоящему.
Завтрак давно прошел, она уже опаздывала – а волосы не желали слушаться и, в третий раз переплетенные, снова представляли собой жалкое зрелище. Коса сбилась на левый бок, справа торчали две пряди. Очень хотелось выругаться вслух – но она знала, что если Астан ее просканирует, то увидит это. Поэтому Ариадна дала выход раздражению иначе: расплела все волосы и оставила распущенными. Пусть это бесит всех учителей – зато сегодня она не будет ходить с кривой косой, чувствуя себя криворукой дурой при этом.
Если бы она осталась на Земле, ходила бы со стрижкой. Ариадна знала, что красива внешне – ей шли почти любые прически, и она предпочитала те, которые не требовали больших временных затрат. Огромные темно-серые глаза – удивительно «горианские» по цвету, большой рот красивой формы, точеный носик, высокие скулы, резко изогнутые темные брови и пушистые длинные ресницы. Минимум косметики делал все это почти идеальным.
Горианцы-мужчины задерживали на ней взгляд на улице – и не только потому, что видели землянку. Но Ариадна старалась не смотреть на них – Астан давно объяснил, что помолвки редко случаются не через систему, а знакомиться на улицах не принято совсем.
- А если девушка на улице очень понравится, что делает мужчина? – с любопытством осведомилась она.
- Если ты до такой степени кому-то понравишься, он найдет меня и поговорит, - спокойно объяснил Астан, и Ариадне расхотелось задавать дальнейшие вопросы. В его голосе, когда он говорил: «до такой степени» слышался плохо скрываемый скепсис. Но, конечно, ее опекун больше знал о горианских мужчинах, чем она.
Школы на Горре строили небольшие и располагали часто – почти в каждом дворе. Но то учебное заведение, в котором занималась Ариадна, находилось на другом конце города – Лиска и Мария жили в той стороне, ближе к скалистой гряде столицы Горры. Где-то там, на огромной высоте, парил величественный Сезариат, планетарное правительство, и вокруг него – город в облаках, где туда-сюда сновали крылатые люди, давно обжившие и огромные каменные плато, и утопающие в зелени склоны.
К скалам примыкал фешенебельный пригород с роскошными домами, в одном из которых жила Лиска со своим мужем, знаменитым капитаном Дейке эс-Хэште и рожденной в прошлом году дочерью – уже горианкой. Мария, как и Ариадна, все еще оставалась под опекой специально подобранного психолога, но давно уже имела жениха, который вот-вот должен был превратиться в мужа. И только для нее одной в системе все не находилось совпадений.
Поначалу Ариадна молилась, чтобы жених не отыскивался подольше - но чем больше проходило времени, тем больше, удивительное дело, ей хотелось, чтобы поиск наконец увенчался успехом - хотя бы ради того, чтобы она могла формально называться невестой и не чувствовать себя больше гадким утенком. Как бы глупо это не звучало, но казалось, что все окружающие думают: в системе не находилось совпадений из-за какого-то изъяна в ней самой.