Глава 18
И все-таки истребитель военно-космических сил удивительно плохо приспособлен для любви! Теснота, холодная металлокерамика полов… Жестко, неуютно. Единственная уцелевшая тряпка – лейтенантский китель, хотя и лишен колючих нашивок и знаков различия, но не способен заменить супружескую постель. Костер в сырой пещере и охапка палой листвы вместо ложа кажутся верхом удобства. Как сказал робинзонствующий лейтенант Якобсон: «Эти современные технологии – кошмар!»
Но если вдуматься, все это ерунда. Есть руки, есть плечо, на котором так удобно прикорнуть, когда ни человеческих, ни ведьминских сил уже не осталось. А уж согреть друг друга двое всегда смогут.
– Вла-а-ад!.. – на этот раз Чайка тянула имя, словно мурлыкала, пробуя каждый звук на вкус, наслаждаясь им.
– Здесь я, здесь, – шептал Влад, ладонью прикрывая плечи Чайки от воображаемого холода.
– Ты знаешь, – зашептала Чайка, – что самое удивительное? Ты ведь со мной можешь все что угодно сделать: всю силу выпить, в себе растворить верней, чем кракен. Я же перед тобой совершенно беззащитной остаюсь, а ты – себя отдаешь. Почему? Этого никто из ведьм просто бы не понял. Они бы испугались так.
– А ты понимаешь?
– Нет. Но не боюсь ни капельки. Я же тебя люблю.
– Вот и я тебя люблю.
– Как хорошо! А еще раз можешь это сказать?
– Конечно. Я тебя люблю и буду повторять это каждую минуту.
Чайка смеялась затаенно, словно кто-то мог подслушать и сглазить ее счастье, вновь тянулась к Владу с ласками и глупыми вопросами, в которых скрыт смысл жизни.
– Что-то я так разнежилась… вот возьму и усну прямо как есть.
– Спи. А я покараулю.
– Ой, а ты помнишь, как ты эти самые слова сказал в первый день, когда мы только познакомились? Как это давно было!
– Недели две назад.
– А по-моему, так целую жизнь.
– Конечно, целую жизнь. Ведь настоящая жизнь и началась с той минуты, как мы встретились.
– Я еще так удивилась, когда ты, почти безо всякого заклинания, уснул. Я сначала решила, что ты никакой силе сопротивляться не можешь, а потом увидела, что можешь, еще как! А ты, наверное, уже тогда меня любил и поэтому так доверял. Правда?
– Наверное… Просто я сам этого еще не понимал.
– А я и вовсе дурой была. Рыкала на тебя, ровно ведьма.
Чайка негромко засмеялась и тут же, безо всякого перехода, уснула, ткнувшись носом в плечо Владу. А тот, отчаянно борясь с сонливостью, вполне естественной в такую минуту, лежал, оберегая ее сон. Лучше всего было бы уснуть обнявшись, а потом вместе проснуться, но Влад понимал, что его любимая не простая девушка. Могучие колдуньи во сне совершенно беспомощны, всякая жупельница может пожрать их в эту минуту. А сейчас Чайка, впервые с того дня, как она затянула лыки на своей метле, спит, не закрывшись в защитный кокон, целиком и полностью полагаясь на неусыпную заботу Влада. Неусыпную, в самом прямом значении слова. И никак нельзя допустить, чтобы, проснувшись, она увидела, что он дрыхнет, оставив ее беззащитной перед всем миром. Она должна знать, что он не спит, хотя здесь, в непредставимой дали, им ничего не может угрожать. Сюда вовек не залетали ни имперские разведчики, ни даже ведьмы, для которых над океаном не существует расстояний, поскольку всякие расстояния скрадываются, если нырнуть в мир Новой Земли. Вот только и ведьмам совершенно нечего делать среди такой всеобъемлющей пустоты. Влад с Чайкой не просто вылетели за пределы галактики, а унеслись так далеко, что здесь явно не бывало никого из живущих. Хотя, черт его знает… на приборы все-таки следует поглядывать.
Влад, изогнувшись, бросил взгляд на пульт. Россыпь зеленых огоньков успокоила его. Ни души… И в инферно, где, по словам Чайки, обитают невиданные чудовища, тоже никого не было. Там в медлительном водовороте перемешивались некие субстанции, для обозначения которых у Влада не находилось слов, а корабельные приборы попросту пасовали, утверждая, что впереди ничего нет. Но все же Влад видел, как разноцветные слои, соприкасаясь, взаимно истаивают, и тогда в водовороте появляется прослойка чистого пространства. Странного пространства, бедного, вырожденного, в котором за те минуты, что корабль мчал через инферно, не удалось обнаружить никаких частиц или известных полей. Только индикатор пси-вектора, зашкаливая, пылал зеленым огнем. В пространстве, не знающем гравитации, искажались и расстояния, но все же там удавалось двигаться. К сожалению, то чуждое, что варилось в этом котле, немедленно начинало уничтожать родившееся пространство, вновь обращая его в свою призрачную плоть. Так продолжалось до тех пор, пока вновь не происходило соприкосновения субстанций. Больше всего Владу не хотелось попасть туда, в зону аннигиляции, и он таки сумел проскользнуть между Сциллой и Харибдой и вывести звездолет в родной мир. Пару раз он даже успел выстрелить в белый свет, как в копеечку, просто для того, чтобы узнать, как субстанции отреагируют на присутствие вещества. Плазменные шары, так удачно дробившие стальные бока Седьмой базы, бесследно рассеивались, едва коснувшись цели.
Что сделает субстанция с кораблем, Влад благоразумно не стал проверять. Себя он чувствовал в безопасности: лишь один раз, живо напомнив поводок майора Кальве, секанула по телу боль, но тут же бесследно исчезла. А вот Чайка кричала так, что не оставалось сомнений – ей здесь не выжить, и Влад стремился поскорей уйти из неприветливого инферно. Хотя набрать скорость удалось с трудом, встречных частиц там не было по определению, и пришлось тратить воду. Хорошо все-таки, что они с Чайкой вовремя напоили ступу. А то ведь не вырвались бы…
Впрочем, хорошо все, что хорошо кончается; они в родном мире, кругом, сколько видят локаторы, свободный космос, Чайка спит, впервые спит без помела, открыто и доверчиво, а зеленые огни на пульте успокаивающе твердят, что все в порядке.
Влад осторожно протянул руку, придвинул поближе помело. Должно быть, со стороны это движение смотрится до ужаса нелепо, но со стороны смотреть некому, а Чайке так лучше. Влад знал, что сейчас он может лишить Чайку всякой силы, превратить в обычную женщину, с которой не будет никаких проблем, но даже в глубине души такого желания не проскользнуло. Раз уж привела судьба любить ведьму, люби и ее метлу.
Спать уже не хотелось, хотелось просто лежать, телом чувствовать тепло спящей Чайки, смотреть на ее лицо, такое детское, что просто стыдно становится. Слушать чуть заметное дыхание и понимать, что бережешь сон любимой.
Влад еще раз, изогнув шею, глянул на пульт, и его словно ожгло: он запоздало сообразил, что индикатор пси-вектора тоже горит зеленым, а ведь его устанавливали в расчете на то, что корабль будет летать лишь при повышенных значениях пси-вектора! А для Чайки это означает, что из растревоженного инферно лезут фантастические его обитатели. И неважно, что они представляют собой на самом деле, – главное, для волшебницы это смертельно опасно.
Влад крепче прижал спящую девушку, затравленно оглянулся, выискивая таинственную опасность. Чайка медленно открыла глаза.
– Как хорошо! – прошептала она. И лишь затем, почуяв неладное, спросила: – Что-то случилось?
– Пси-вектор шкалит. Как бы твой кракен не выполз.
Чайка проснулась в золотистом коконе, в каком они с Владом прошли через инферно. Он напоминал защитное поле метлы, но был просторней и прямо-таки излучал ощущение покоя и безопасности. Впервые не хотелось немедленно оглянуться и проверить, все ли в порядке. Чайка сладко потянулась, потерлась лицом о Владово плечо, спросила что-то незначащее, и вслед за тем ее сознания коснулось страшное слово «кракен».
Даже сейчас Чайка на мгновение испугалась. Не за себя – за Влада. И еще – за помело, которого в эти мгновения она вовсе не чувствовала. Вскинувшись, Чайка магическим взором обвела окрестности. Страшная плесень, от которой они едва сумели уйти, заливала весь космос, сколько видел глаз. Здесь, где пространство было идеально чистым, плоть кракена не бурлила и не выбрасывала протуберанцы, напоминающие призрачные щупальца, и можно было видеть совершенно ясно, что никакого торжествующего или издыхающего чудища нет и в помине, а есть нечто неодушевленное, не поле и не вещество, но что-то из разряда этих же явлений. Просто это было явление чуждого мира, нездешнее и потому бессмысленно опасное. Лишь у самого корабля, грубого и вещественного, кракен чуть отступал, но и тут его было вполне достаточно, чтобы ведьма не могла прожить и двух ударов сердца. И все же, разглядев врага, Чайка немедленно успокоилась. Влад был в порядке, руки его не дрожали, и душа, настежь открытая перед Чайкой, излучала тепло. Ненависть, рожденная прошлой жизнью, никуда не делась, но она скрылась в глубине и была в эту минуту совсем незаметна. Такому человеку адский пришелец ничего не мог сделать.
С помелом тоже было все в порядке, оно немедленно откликнулось, оказавшись совсем рядом, надежно защищенное мужской заботой. И бесформенная гибель, жалкое подобие той напасти, что караулила их в мире инферно, пасовала перед золотым бутоном, плотно сомкнувшим лепестки над обнявшейся парой. Фиолетовая плесень, касаясь золотого веретена, исчезала так быстро, что, казалось, слышно шипение.
– Что-нибудь видишь? – тревожно спросил Влад.
– Ага! Он уже здесь. Ждет. Только пока ты меня обнимаешь, он ничегошеньки сделать не может.
– Ну, тогда ему долго ждать придется!
– Ага! Долго…
Глава 19
Кракен окончательно истаял едва ли не через сутки, но Влад и Чайка ничуть не жалели об этом времени и не считали его потерянным. Собственно говоря, не будь здесь никакого кракена, они все равно не разомкнули бы объятий. Однако всему на свете рано или поздно приходит конец.
– Уф, жарко!.. – произнесла Чайка.
– Да, душновато, – согласился Влад.
Он поднялся, подошел к боковому пульту, куда было выведено управление системами жизнеобеспечения, присвистнул:
– Ого! А ведь у нас с тобой воздух кончается. Система регенерации сдохла. – И, перехватив удивленный взгляд Чайки, поспешил поправиться: – Нет, она и не была живой, просто выработала свой ресурс, и теперь у нас кончается воздух. В баллонах – сущие слезы. Помнится, Мирзой-бек предупреждал, что компрессора у нас нет…
Подобная напасть Чайке в голову не приходила. Одевка и помело всегда надежно защищали ее, так что юная ведьма попросту не задумывалась над тем простым фактом, что в космосе нечем дышать. Она потерла нос, соображая, потом спросила:
– Что же делать?
– Это у тебя надо спрашивать. Мы летаем, пока кислород в баллонах есть, а твои прабабки улетели со Старой Земли безо всяких баллонов. И одевок у них в ту пору не было. Значит, дышали чем-то над океаном.
– Им достаточно было разогнаться и проломить дорогу на Новую Землю. Для этого одного часа за глаза хватит, даже если рядом с островом находишься. Один час можно и не подышать. А на Новой Земле есть и одевки, и все остальное. Так на Новую Землю мы хоть сейчас можем попасть. Только ведь там заклинание это паршивое действует.
– Это верно. Очень не хочется сообщать старухам, что мы живы. Да и тебе не стоит возле генераторов лишний раз ошиваться.
– Точно… Ты говорил, там какой-то высокий фон. О каких глупостях теперь приходится думать…
Чайка уже не лежала, ткнувшись в плечо Владу, а сидела на корточках в любимом углу, покачивала в руках метлу, словно прикидывала его тяжесть. Куда-то исчезла девушка, не способная говорить ни о чем, кроме любви, перед Владом вновь была ведьма, готовая решать невыполнимые задачи и сокрушать преграды. И даже нагота никого не ввела бы в заблуждение: ведьма остается ведьмой вне зависимости от одежды.
– Сущие слезы – это сколько? – спросила Чайка.
– Если в рубку кислород стравливать, то дня на три. Если в масках сидеть, то побольше – в маске собственный патрон регенерации. Вот только маска у нас одна. Если в очередь будем в маске сидеть, то дней на пять растянем, может быть, на семь. А до ночи Малой Луны десять дней. Ни при каком раскладе не выдержим.
– Получается, что одному воздуха хватит на две недели, – задумчиво произнесла Чайка. – То есть один запросто досидит.
– Нас двое, – Влад даже не счел нужным возмутиться.
– Конечно, двое. Но ты обычный мужчина, а я – ведьма. Ты будешь в маске, а я попробую вообще не дышать. – Чайка улыбнулась беспомощно и добавила: – Трудно будет…
– Не дышать десять дней? – недоверчиво спросил Влад. – Думаешь, справишься?
– Не знаю. Я ни разу не пробовала. – Чайка улыбнулась еще раз, хотя на глазах стояли слезы. – Не дышать – ерунда. Если невмоготу станет, вынырну – и все дела. Вот только… ты меня не забудешь за это время? Ведь десять дней не увидимся…
Это было сказано так неожиданно и наивно, что Влад принялся доказывать, что не разлюбит Чайку за десять дней. И когда он это доказал, дышать в рубке было уже совсем тяжело. Теперь приходилось действовать, и Чайка, перехватив помело поудобнее, сосредоточилась и замерла, обратившись в голубую торпеду.
Влад повздыхал от тоски и недостатка кислорода, нацепил маску и занялся делом. На индикаторе пси-вектора был установлен зуммер, который Влад отключал всякий раз, как оказывался в пространстве один. Теперь зуммер надо было не просто подключить, а сделать так, чтобы он гудел в те мгновения, когда пси-вектор не падает, а растет. Говорят, в прежние времена такие вещи делались простой перекидкой контактов, но сейчас зуммер пришлось довольно хитрым способом перепрограммировать.
– О, эти современные технологии! – мурлыкал Влад сквозь маску. – Ужас, ужас, ужас! Пам-тирам-пам!
Торпеда светилась в любимом Чайкином углу, и Влад не знал, видит ли его Чайка, слышит ли, понимает ли, чем он занят… На всякий случай он комментировал любое свое действие, рассказывал, что и зачем делает.
– Вот так мы его наладим, теперь он гудеть будет, ежели гости из инферно пожалуют… Никто к нам скрытно подобраться не сможет. А мы еще от локаторов сигнал подадим, так совсем славненько станет… Теперь, ежели что, он меня разбудит. А я спать лягу, так, говорят, меньше воздуха потребляется…
Десять суток тянулись до бесконечности медленно. Влад спал, сколько получалось (не очень-то спится, когда с любимой совсем рядом происходит неведомо что, быть может – опасное, и уж во всяком случае, не слишком приятное). Остальное время он или лежал, вслух разговаривая с неподвижно висящей торпедой, либо сидел за пультом, безуспешно пытаясь определить координаты корабля, узнать, куда их занесло из Вселенной, не знающей расстояний.
Обычно звездолет ориентировался по излучению квазаров, после чего в ход шли внутригалактические объекты. Но сейчас звездолет оказался так далеко от родной галактики, что даже если в зоне видимости и очутились какие-то известные квазары, то спектральные их характеристики оказались изменены настолько, что узнать их не представлялось никакой возможности. Оставалось надеяться на сверхчувственное восприятие помела, которое, по словам Чайки, может найти дорогу домой абсолютно откуда угодно.
Странно, вроде бы они сделали все, чтобы как можно дальше бежать и от имперских властей, и от совета ведьм, но едва добились своего, как захотелось быть поближе к людям. Робинзонить приятно, если в любую минуту можешь вернуться в родной Йорк. Всякая непреодолимая преграда бросает человеку вызов и существует только для того, чтобы ее преодолеть.
Он точно рассчитал время, начиная с которого им обоим хватило бы воздуха, и сообщил об этом Чайке. Голубая сигара осталась безмолвной. Впервые Влад перепугался по-настоящему, что Чайка не сумеет вернуться, когда подойдет срок… В конце концов, хронометра у нее нет, и она может оставаться с своей нирване до тех пор, пока подобие смерти не обратится в смерть настоящую. Влад видел лишь один способ проверить свои опасения: воспользоваться биоманипулятором в надежде, что шок от прикосновения ненавистной кремнийорганики заставит Чайку выйти из прострации. Способ вдвойне жестокий, поскольку сам Влад мог сколько угодно касаться квазиживой кремниевой плоти. Ему был недоступен этот ужас и неведома такая мука, но именно поэтому он не мог допустить, чтобы язык кадавра коснулся Чайки. Разве что в самом крайнем случае, когда ничего другого не останется…
Крайний случай не наступил. Десятые сутки были еще далеки до исхода, когда безо всякого предупреждения голубое свечение погасло и в рубке объявилась Чайка. По счастью, именно в эту минуту Влад смотрел в угол, так что метаморфоза произошла прямо на его глазах.
Вид у Чайки был неважнецкий, лицо осунулось и приобрело мертвенно-фиолетовый цвет, круги под глазами пугали грозовой чернотой, но сами глаза сияли радостью. Чайка судорожно открывала рот, стараясь вдохнуть спертый воздух рубки, отчего казалось, что она пытается сказать что-то вслух, хотя колдунье вовсе не обязательно издавать звуки, чтобы говорить.