Когда девятеро землян — команда космобота, который во время этих событий обследовал близлежащую солнечную систему, — вернулись на «Звездочет», они обнаружили, что на корабле разыгралась кровавая резня. Весь экипаж был перебит, и вид трупов говорил о том, что с людьми расправились при помощи первых попавшихся тупых орудий. Убийцы не знали пощады, причем людей, видимо, захватили врасплох: палуба лишь в нескольких местах была испачкана кровью, которая не совпадала ни с одной из земных групп, а погибших орлигиан на корабле не было.
Этим девятерым каким-то чудом удалось привести звездолет обратно на Землю. Ситуация, само собой, накалилась до предела, тем более что в экипаж «Звездочета» входили представители различных рас, и вот Земля, где уже свыше трехсот лет царил мир, оказалась втянута в войну с инопланетной цивилизацией.
И война, думал Мак-Юэн, яростно бросая корабль то в одну, то в другую сторону в полумиле от легкого крейсера орлигиан, непомерно затянулась. Для населения Земли она понемногу утратила актуальность, а заодно в людях угасло и вызвавшее ее чувство возмущения и праведного гнева. Помимо обременительных расходов на оборону и отсутствия в магазинах игрушечных медвежат, внешне вообще мало что напоминало о том, что война продолжается. И тем не менее страх, обыкновенный страх требовал и будет требовать максимальных усилий в военной области. При желании Земля в любой момент могла бы отозвать назад свой космический флот, покинуть вражеский сектор космоса и прекратить военные действия. Ни одна из воюющих сторон не знала, где находится родоначальная планета противника. Но подобное решение оставило бы конфликт неурегулированным, и в конечном итоге — через пятьдесят или пятьсот лет — орлигиане неизбежно отыскали бы Землю. Земляне были слишком порядочны, чтобы добывать себе мир и покой ценою благополучия прапраправнуков.
Однако военные действия носили какой-то беспорядочный и неудовлетворительный для землян характер. «Линия фронта» пролегала в том самом секторе Галактики, где произошел первый контакт; воюющие стороны создали базы на планетах этого региона и наладили их снабжение, тщательно скрывая отправной пункт транспортных звездолетов. Ввиду колоссальных расстояний о мало-мальски серьезном патрулировании не могло быть и речи, а сражения фактически представляли собой ряд стихийных стычек, разбросанных в необозримом пространстве. Если не совершалось налетов на базы противника, то нередко и три, и четыре недели проходили без единой стычки, а ведь обе стороны вели войну с максимальным напряжением сил. Все это лишний раз подтверждало давным-давно известный тезис, что межзвездная война по самой сути своей нелепа и бессмысленна. Но главным источником неудовлетворенности было то, что Земля медленно, но верно проигрывала войну.
Превосходство в наступательном и оборонительном оружии принадлежало орлигианам. Их звездолеты были окружены силовым полем двухмильного радиуса, которое первоначально, видимо, предназначалось для защиты от метеоритов; это поле сжигало и расплавляло все, что бы ни приближалось к звездолету с опасными для него скоростью и массой — метеориты, ракеты, атакующие корабли. Проникнуть внутрь защитного поля можно было лишь на минимальной скорости — то есть практически ползком. Однако внутри поля автономная система самонаведения ракет мгновенно выходила из строя, и ракеты беспомощно проплывали мимо цели. В одном-двух случаях, когда ракеты случайно поражали орлигианский корабль, их ядерные боеголовки не взрывались.
Ученые на Земле сумели воспроизвести это защитное поле, но для земных кораблей в нем не было пользы, поскольку орлигиане не прибегали к такому примитивному наступательному оружию, как атомные ракеты, — они обладали Сверхоружием.
Ученые не могли ни понять это оружие, ни тем более воспроизвести его. Знали только, что это либо луч, либо силовое поле, что сфокусировать его можно лишь по истечении нескольких секунд, а дальность его действия равна примерно тридцати милям. Противопоставить этому оружию землянам было нечего. Пораженный им корабль умирал, превращался хотя и в неповрежденный, но неприкасаемый остов, который взрывался от первого же резкого удара метеорита или дрейфующего обломка другого корабля. Полагали также, что именно Сверхоружие нейтрализует ядерные боеголовки ракет вблизи орлигианских звездолетов, но это была всего-навсего гипотеза.
Мак-Юэн помнил, какая паника охватила высшее командование, когда новейшее наступательное оружие Земли оказалось бесполезным. Требовалось принципиально новое оружие, притом несложное и бесхитростное, чтобы смертоносные лучи орлигиан были против него бессильны, требовалась и новая тактика. В конечном итоге такое оружие нашли. Для этого пришлось обратиться к военному искусству давно минувших времен, правда не в столь седую старину, как средневековье, но к последней второй мировой войне, к ее противотанковым орудиям и боевым ракетам на химическом топливе. Была выработана и единственно возможная тактика применения такого оружия, которая, однако, вела к ощутимым потерям среди астронавтов.
Взволнованный голос Ревиоры (тот уже не ругался) мгновенно вернул Мак-Юэна к действительности.
— Сэр! Сэр! Могу я переключить на себя управление кораблем?
— Зачем?
— Боеприпасы на исходе, но у нас остались три ракеты «Марк-V» в носовой пусковой установке, — затараторил канонир. — Она опять действует: я устранил неисправность в электроцепи. Противник не ждет, что мы применим ракеты на этой стадии боя. Можно использовать тот приемчик Хоки… — Ревиора осекся, потом с запинкой продолжил: — Я… извините, я хотел сказать — капитана Хокасури…
— Помолчи, — оборвал Мак-Юэн. Бросил взгляд на контрольную панель и переключил управление кораблем на Ревиору. — Ладно. Действуй.
Хоки был неистощим на тактические уловки. Хокасури и Мак-Юэн, неизменно вылетавшие на свободный поиск парой, были известны как непревзойденная, не знавшая поражений «старая гвардия». Но каждая пара непобедима лишь до тех пор, пока возвращается из боя в полном составе. Мак-Юэн нервно заерзал в кресле. Временно свободный от управления кораблем, он мысленно перенесся назад, к первым минутам боя. Лишь дурацким невезением можно объяснить гибель напарника, ведь маленький, неизменно вежливый японец был не из тех, кто допускает ошибки…
Они с Хокасури обследовали близлежащую планету в поисках базы противника, как вдруг заметили звездолет орлигиан, по-видимому тоже выполнявший разведывательную миссию. До вражеского звездолета было около двухсот миль. Корабли землян мгновенно разошлись в стороны и начали атаку.
Орлигиане летали на сравнительно крупных звездолетах: очевидно, генераторы Сверхоружия занимают много места. Корабли землян — маленькие, юркие, обладающие высокой скоростью и маневренностью — выходили на поиск в паре. Подобная тактика, хотя и не гарантировала стопроцентного успеха, все же зарекомендовала себя как единственный эффективный метод борьбы с противником. Дальность действия Сверхоружия составляла тридцать миль, и на фокусировку уходило шесть-семь секунд. Таким образом, два земных корабля, зайдя с двух разных сторон, непрерывно лавируя на высоких скоростях, выстреливая «ловушками» и используя прочие маневры и уловки, имели шанс невредимыми приблизиться вплотную к окутывающему звездолет орлигиан защитному полю. Но чтобы проникнуть внутрь поля, атакующие корабли должны были резко сбросить скорость, и как раз в этот критический момент из двух нападающих оставался живым только один: противник располагал достаточным временем, чтобы сфокусировать на одном из них лучи Сверхоружия. Зато уцелевший корабль вступал в схватку (максимальное сближение с врагом и высокая маневренность служили защитой от медлительного Сверхоружия) и в упор расстреливал вражеский звездолет бронебойными снарядами и ракетами, постепенно превращая его в дырявый остов.
Начав ближний бой, земляне вынуждены были сражаться насмерть, так как при малейшей попытке снова выйти за пределы силового поля их корабль неизбежно становился беззащитной мишенью.
Мак-Юэн не сомневался, что Хокасури проникнет внутрь поля — это им не раз удавалось вопреки всем вероятностным и статистическим законам. Боевые друзья были непревзойденным тандемом, пилотами экстра-класса, асами, носителями особых качеств, которые позволили им одержать победу в восемнадцати боевых вылетах и вместе вернуться на базу. Но сегодня Мак-Юэн увидел, как корабль Хокасури, пораженный вражеским Сверхоружием, остановился, замер, потом вошел в пике, беспомощно ринулся вниз, навстречу незнакомой планете, и взорвался в верхних слоях атмосферы.
И тут Мак-Юэн впервые вспыхнул гневом и ненавистью к своему противнику; все предыдущие сражения были для него скорее азартной и очень опасной игрой с крупными ставками. Но гнев тут же сменился внезапным страхом, чуть ли не паникой, потому что орлигианский звездолет, который при таком сближении должен был бы стать беспомощной жертвой, неожиданно открыл ответный огонь. Мало того, противник применил архаичное оружие того же типа, что и земляне, — какие-то крупнокалиберные пулеметы. В результате земной корабль получил почти столь же тяжелые повреждения, как и звездолет орлигиан.
Мак-Юэн видел, как вражеский звездолет вновь быстро заполняет передний видеоэкран. Носовые ракетные установки были стационарными, для наводки и пуска нужно было прицелиться всем кораблем, и сделать это мог только канонир, поскольку приборы управления огнем на контрольной панели Мак-Юэна не действовали.
Прием Хокасури заключался в том, чтобы пробить орудийным огнем корпус вражеского звездолета и всадить в образовавшуюся пробоину прибереженные до поры до времени ракеты. Здесь требовалась снайперская точность. Что ж, возможно Ревиора окажется на высоте.
Четыре мучительные секунды Ревиора вел корабль прямо в лоб вражескому звездолету под непрерывным огнем двух бортовых артустановок орлигиан. Внезапно корабль дрогнул — ракеты молнией рванулись вперед и безошибочно вошли в длинную темную трещину, пробитую в корпусе вражеского корабля во время предыдущей атаки. Все остальное случилось буквально в один миг. Металлические обломки фонтаном выплеснулись наружу, щербатая рваная щель в корпусе орлигианского звездолета удлинилась, раздалась в стороны и превратилась в страшную зияющую брешь. В ту же секунду Ревиора пронзительно закричал и сразу как-то неестественно оборвал крик. Наверное, пробит скафандр, воздух вышел и микрофон отказал, мелькнуло в голове Мак-Юэна, и он бросился к пульту управления.
Ревиора был мертв, а корабль по-прежнему мчался навстречу вражескому звездолету, словно собираясь таранить его.
Мак-Юэн отчаянно давил на кнопки включения боковых дюз и на рычаг форсажа главной двигательной установки, чтобы отвернуть корабль в сторону и успеть на скорости проскочить мимо вражеского звездолета. Корабль медленно начал разворот, но и только-то. Кабели, ведущие к главной двигательной установке, были, видимо, перебиты, датчики на контрольной панели погасли — корабль погибал. Повернувшись боком, он по-прежнему стремительно сближался со звездолетом орлигиан. В попытке погасить скорость Мак-Юэн задействовал все дюзы на обращенном к противнику борту. Никакого толку: слишком поздно, да и слабо. Серия частых толчков встряхнула и вновь развернула корабль. Он наскочил на выброшенные взрывом ракет обломки. Затем страшный удар, оглушительный грохот, скрежет рвущегося металла — земной корабль врезался прямо в дыру, пробитую в корпусе вражеского звездолета.
Удар вырвал Мак-Юэна из кресла и швырнул на пол. Головой он ударился обо что-то твердое…
Когда к нему вновь вернулось сознание, он тотчас подумал о скафандре. В бою капитаны не надевают скафандров: слишком они громоздки и сковывают подвижность, а эластичная ткань чересчур тонка, чтобы служить защитой. К тому же кабина управления запрятана в относительно безопасной сердцевине корабля. Но подвижность и свобода действий ему уже не нужны: контрольный пульт полностью вышел из строя. Лишь два видеоэкрана каким-то чудом продолжали работать. Атмосферное давление осталось прежним — уши не болели, дышалось легко, но такого удара швы наверняка не выдержали, даже тут, в наиболее защищенном отсеке корабля. Мак-Юэн потянулся было к шкафчику, где хранился скафандр, но, бросив взгляд на видеоэкран, понял, что происходит.
На одном из экранов виднелись внутренние помещения орлигианского звездолета: боковые дюзы его корабля, прежде чем выйти из строя, по существу, приварили один звездолет к другому, некоторые переборки все еще были раскалены докрасна. На втором — кормовом — экране в нескольких сотнях миль под ними виднелась поверхность планеты.
В этот миг Мак-Юэн уловил какое-то шипение. Звук нарастал и скоро перешел в высокий протяжный свист: звездолет орлигиан, тяжело поврежденный, почти разрушенный, с застрявшим в борту разбитым земным кораблем, пытался осуществить посадку и уже вошел в верхние слои атмосферы. Мак-Юэн, мгновенно забыв о скафандре, кинулся к специальному креслу, используемому при взлете и посадке. Он барахтался, плавая в воздухе над креслом, когда его вдруг бросило лицом на сиденье, и едва успел пристегнуть себя одним ремнем, как нарастающее отрицательное ускорение втиснуло, вдавило его в кресло. Звездолет, должно быть, близок к гибели, если решил сесть в нынешнем своем состоянии, успел подумать он. При таких повреждениях аэродинамические характеристики орлигианского звездолета наверняка ужасны. Затем мысли покинули Мак-Юэна — он напряг каждый нерв, каждый мускул, чтобы выжить, чтобы не дать прогнувшейся грудной клетке раздавить мучительно трепещущее сердце, расплющить готовые лопнуть легкие.
Наконец спустя несколько бесконечных минут чудовищная перегрузка ослабла и выровнялась до одного-двух «g», что он переносил без особого труда. Очевидно, пилот-орлигианин сумел погасить скорость еще в самых верхних, разреженных слоях атмосферы, чтобы не допустить опасного перегрева звездолета при прохождении сквозь более плотные слои воздуха, и последние несколько миль опускал корабль медленно и плавно. Но не слишком медленно, иначе бушующий в стратосфере ураган опрокинул бы звездолет. Этот орлигианин — мастер своего дела, первоклассный пилот, подумал Мак-Юэн, пускай сядет благополучно, он вполне этого заслуживает. А еще Мак-Юэн подумал, что с радостью угостил бы пилота стаканчиком виски, если бы подвернулась возможность и если орлигиане не прочь выпить.
Кабина управления тряслась и дергалась так, что просто жуть брала: казалось, какой-то злобный великан раскачивал и подбрасывал ее в такт диким завываниям ветра, реву двигателей, грохоту и скрежету металлических секций. Сила торможения и сопротивление воздуха стремились растерзать в клочья оба звездолета. Удивительно, что остатки земного корабля до сих пор не оторвало.
Внезапно сила тяжести опять яростно вдавила Мак-Юэна в кресло, затем — еще один оглушительный, потрясший его до мозга костей удар, ржавый, пронзительный скрежет лопающегося, рвущегося металла. Сели — но не совсем. Звездолет опять качнуло. Гнусаво заскрипел, застонал металл. Мак-Юэн метнул взгляд на видеоэкран — каменистая, пустынная поверхность планеты плыла навстречу. Одна из посадочных опор, должно быть, подломилась, их опрокидывало…
Пронзительный шум, как бурав, сверлил его мозг, корабль распадался на куски. Сквозь пробоины перед Мак-Юэном точно в калейдоскопе мелькали кусочки синего неба. Ослепительная вспышка, громовой взрыв — на мгновение Мак-Юэну вспомнилась поврежденная пусковая установка с застрявшей в ней взведенной ракетой, — затем свистящий зазубренный осколок металла погасил его сознание.
Очнувшись, Мак-Юэн не почувствовал особой боли. Только словно бы весь онемел и страшно замерз. Это от шока, решил он. Но что-то теплое, липкое растекалось поверх холода, в котором затаилась тупая, приглушенная шоком боль. Он скосил глаза вниз и мгновенно понял, что умирает.