У здания под деревьями стояли какие-то люди. Маленькие. Они могут жить так близко к городу? Или это часть города, не просто болото и трущобы бедняков, маргиналов, живущих в полузатопленных развалинах? Тяжесть планеты начала пригибать Свон. Эти люди там похожи на фигуры с полотен Брейгеля, людей шестнадцатого века, они в глубинах времени. Возможно, именно они и живут реальной жизнью, а то, что она делает в космосе, всего лишь любительщина полоумной художницы. Может, ей нужно жить здесь и что-нибудь делать, например строить дома, маленькие, но функциональные, совсем другую разновидность голдсуорти. Под небом, при ярком солнце — и в роскоши реальности. Единственного реального мира. Земля — небеса и ад одновременно; природные небеса и рукотворный ад. Как они могли так поступать, почему не старались упорнее?
Может, и старались. Может, эти старания включали в себя полеты в космос как своего рода отчаянную надежду. Выброшенные с Земли, как семена из стручка, туда, где обязательно замерзнут, сгниют, вернутся в землю. В землю у дороги. Она ложится на эту землю, стараясь не соприкасаться с колючей лозой, поворачивается и закапывается в землю. Жительница космоса барахтается в грязи; должно быть, они видят такое постоянно, и это на них больше не действует. «Бедные, потерянные», должно быть, думают о таких. Ведь ничего подобного в космосе нет. Нет ветра. Нет огромного неба над головой. Сейчас почти ночь, и влага еще не выпала дождем… Ах, как могли они покинуть Землю! Космос — это пустота, ничто. В нем можно жить, только забиваясь в маленькие камеры, подобные пузырям; город и звезды — конечно, но их недостаточно! Между ними должен быть мир! Вот о чем забыли горожане. И действительно, в космосе лучше об этом забыть, иначе сойдешь с ума. Только здесь можно помнить и не сходить с ума — ну, хотя бы не полностью.
Но как печален этот мир! Какой он грязный, неряшливый, дешевый, обшарпанный. Жалкий. Печальный до отчаяния. Как они допустили? Как допустили такое же, как то, что сделала с собой Свон. Даже Заша считает, что она зашла слишком далеко, а Заша очень терпимый человек; она уже не та, с кем у Заши был ребенок, она чувствует это, хотя точно не знает, что изменилось. Может, виноваты микробы с Энцелада, живущие в ней… в любом случае она — незнакомка. Единственное место, где она счастлива, одновременно приносит глубокую печаль. Как смириться с этим, понять, что это значит?
Свон села. Сидела на земле, чувствуя под собой ее комья.
Краем глаза заметила движение и хотела встать, но не рассчитала силы и снова упала. Всмотрелась во тьму.
Лицо. Два лица: мать и дочь. Здесь это так очевидно — похоже на партеногенез. Как раз в этот момент сквозь облака прорвалась луна и осветила небо.
Младшая подошла к Свон. Сказала что-то на незнакомом языке.
— Что? — спросила Свон. — Ты не говоришь по-английски?
Женщина покачала головой, сказала что-то еще. Осмотрелась и кого-то негромко позвала.
Показались две новые фигуры, выше и шире. Два молодых человека. Наклонились, заговорили с дочерью.
— У тебя есть антибиотики? — спросил один из них. — Мой брат болен.
— Нет, — ответила Свон. — Я не ношу их с собой.
Хотя, возможно, в поясе что-нибудь есть; она не знает.
Двое подошли ближе.
— Кто ты? — спросил один из них. — Что ты?
— Я гощу у друзей, — сказала Свон. — Могу их позвать.
Молодые люди подступили еще ближе, качая головами.
— Ты из космоса, — сказал первый, а второй добавил:
— Что ты здесь делаешь?
— Мне пора, — сказала Свон и направилась к дороге, но двое схватили ее за руки. Держали крепко, она даже не пыталась вырваться.
— А ну отпустите! — резко сказала она.
Первый крикнул в темноту, куда-то за спины женщин:
— Киран! Киран!
Вскоре из темноты показалась новая фигура — тоже молодой человек, выше остальных, но поджарый. По тому, как эти люди ее держали, Свон поняла, что они делают это не впервые.
Новый молодой человек удивился, увидев Свон, и сказал что-то резкое тем, кто ее держал. Языка этого Свон не знала. Последовал быстрый напряженный разговор: Киран явно был недоволен.
Наконец он посмотрел на Свон.
— Они хотят взять тебя в плен ради денег. Дай мне еще секунду.
Снова разговор на незнакомом языке. По-видимому, Киран заставил их нервничать и оправдываться. Потом он подошел к Свон, взял ее за предплечье и сильно сжал, словно передавая какое-то сообщение; кивком отослал прочих. Он говорил остальным, что делать. Они тоже кивнули, и тот, что заговорил со Свон первым, посмотрел на нее и сказал:
— Скоро вернусь.
И двое исчезли в ночи.
Свон посмотрела Кирану в глаза, тот поморщился и выпустил ее руку.
— Это мои двоюродные братья, — сказал он. — Придумали глупость.
— Глупость, — согласилась Свон. — Они могли попросить меня о помощи. Что ты им сказал?
— Что задержу тебя, пока они не пригонят машину матери. Так что, думаю, тебе пора.
— Проводи меня, — попросила Свон. — Хочу, чтобы ты был рядом, если они вернутся.
Он вскинул брови и внимательно посмотрел на нее. Немного погодя сказал:
— Ладно.
Они быстро пошли по дороге.
— У тебя будут неприятности? — спросила Свон.
— Да, — мрачно ответил он.
— Что они сделают?
— Побьют меня. И расскажут другим парням.
Руки у нее еще болели там, где ее за них держали, щеки горели. Она смотрела на мрачного молодого человека, идущего рядом. Приятный. И не колеблясь выручил ее из затруднительного положения. Она вспомнила, как резко он говорил с братьями.
— Хочешь уехать?
— То есть?
— Хочешь улететь в космос?
После паузы он спросил:
— Ты можешь это устроить?
— Да, — ответила Свон.
Они остановились перед домом Заши, и Свон посмотрела на своего спутника. То, что она увидела, ей понравилось. Он смотрел на нее с любопытством и ожиданием. По спине Свон пробежал холодок.
— В этом доме живет мой друг, он дипломат с Меркурия. Так что… пойдем, если хочешь. Мы можем отправить тебя куда скажешь, — добавила она, на мгновение посмотрев в небо. Он медлил.
— Ты… не втянешь меня в неприятности?
— Втяну. В космические неприятности.
Она пошла к дому, и через мгновение Киран последовал за ней. Свон открыла дверь.
— Заша? — окликнула она.
— Минутку, — отозвался Заша из кухни.
Парень смотрел на нее, явно гадая, нормальная ли она.
— Тебя зовут Киран? — спросила Свон.
— Да, Киран.
— На каком языке ты говорил?
— Телугу. Южная Индия.
— Что ты здесь делаешь?
— Сейчас мы здесь живем.
Очевидно, беженец. На Земле много законов об иммигрантах. По-видимому, он нелегальный мигрант.
В дверях кухни с полотенцем в руках показался Заша.
— О! Кто это?
— Киран. Его друзья похитили меня, а он помог мне сбежать. В благодарность я пообещала помочь ему убраться с Земли.
— Нет!
— Да! И… вот мы здесь. И я должна сдержать слово.
Заша скептически посмотрел на Свон.
— Стокгольмский синдром? Так быстро? — Он перевел взгляд на юношу. Тот, не отрываясь, смотрел на Свон. — Или синдром Лимы?
— Что это? — спросил Киран, не отводя глаз.
Заша поморщился.
— Стокгольмский синдром — это когда заложники сочувствуют Свон. похитителям и защищают их. Синдром Лимы — когда похитители сочувствуют похищенным и отпускают их.
— А это не синдром «вождя краснокожих»[33]? — резко спросила Свон. — Послушай, Заша, я же сказала: он меня спас. Я хочу отблагодарить его, и мне нужна твоя помощь. Брось свою привычку пытаться всем рулить.
Заша досадливо отвернулся, подумал и пожал плечами.
— Можно отправить его с Земли, если ты этого действительно хочешь. Один друг помогает мне в таких делах. Он работает на лифте в Тринидаде, это хавала. У нас с ним соглашение, хотя я остаюсь ему должен. Значит, ты в долгу у меня.
— Я всегда у тебя в долгу. Как нам добраться до Тринидада?
— Дипломатической почтой.
— Что?
— Частным самолетом. Придется отправить червятник.
— Что?
— Ну, у нас своя система. Отправляем ящики с почвой и червями, и есть договоренность, что их никогда не проверяют.
— Черви? — спросил Киран.
— Совершенно верно, — с легкой мрачной улыбкой ответил Заша. — Ради этой мисс Стокгольм мне придется отправить тебя с планеты, но с учетом обстоятельств нужно это сделать незаметно. Значит, используем нашу систему. Тебе придется переправляться в червятнике, понятно? Сможешь?
— Легко, — ответил Киран.
Извлечения (4)
На последнем этапе формирования планетной системы, примерно четыре с половиной миллиарда лет назад, планет было больше, чем сейчас, все они располагались ближе друг к другу, попадали в область действия тяготения и часто сталкивались. Это продолжалось около миллиарда лет и стало одной из главных особенностей возникновения планетной системы. В тот период все внутренние планеты пережили по меньшей мере одно сильное столкновение.
В точке L5 земной орбиты росла планета под названием Тейя; она достигла размеров Марса — и столкнулась с Землей. Удар пришелся под углом в сорок пять градусов при скорости Тейи пять километров в секунду — небольшой в космических масштабах. Железное ядро Тейи углубилось под земную кору и слилось с ядром Земли, а мантию Тейи и часть мантии Земли выбросило на орбиту. Угловой момент, полученный при ударе, привел к появлению на Земле пятичасовых суток. Из выброшенного вещества быстро сформировались два спутника, оценки срока формирования различаются от месяца до ста лет. Со временем меньший спутник слился с большим, отчего на обратной стороне Луны, появившейся в результате этого слияния, образовались высокие горы.
Примерно тогда же небольшая планета диаметром три тысячи километров столкнулась с Марсом; возник Северный Бассейн. По существу это все северное полушарие Марса и даже на шесть километров заползает в южное.
Венеру ударила планета величиной с Марс, отчего возник спутник, подобный земной Луне, его называют Нейт[34]; десять миллионов лет спустя новый удар придал Венере медленное обратное вращение. Это изменение замедлило движение Нейт; в результате та упала на Венеру и слилась с ней.
На Меркурий налетела протопланета величиной в половину его, причем на такой скорости и под таким углом, что вся мантия Меркурия была сорвана и выброшена на околопланетную орбиту. Меркурий мог бы поглотить все это вещество, но потребовалось бы четыре миллиона лет; за это время большая часть вещества разлетелась под действием солнечной радиации и к Меркурию не вернулась. Примерно шестьдесят квадрильонов тонн коры Меркурия оказались на Земле и еще больше — на Венере. В результате Меркурий сохранил всего семьдесят процентов массы — самую тяжелую ее часть, преимущественно бывшее ядро. Поэтому у Меркурия при диаметре меньшем, чем у Титана, марсианское тяготение.
Позже между молодыми Юпитером и Сатурном установились отношения орбитального резонанса один к двум: за одинаковое время Юпитер делал два оборота, а Сатурн — один. Это создавало мощную комбинированную гравитационную волну, которая воздействовала на всю систему в зависимости от взаимоотношений двух гигантов. Сильнее всего эта волна влияла на Нептун, находившийся близ орбиты Сатурна, и отбросила его далеко за Уран, прихватив при этом и Уран. Именно тогда два меньших газовых гиганта оказались на орбитах, которые занимают по сей день.
Тем временем внутри орбиты Юпитера тот же орбитальный резонанс Юпитера и Сатурна захватывал астероиды и разбрасывал их по всей системе, как шарики для игры в пинбол, — это вызвало так называемый период «поздней тяжелой бомбардировки», примерно 3,9 миллиарда лет назад. Бомбардировке подверглись все внутренние планеты и спутники, так что во многих случаях их поверхности превратились в моря расплавленного камня.
Эра Могучих Ударов! Поздняя тяжелая бомбардировка! Никогда нельзя сказать, что великая карусель окончательно успокоилась и обрела размеренность движения — хотя иногда она больше напоминает столкновение машин бамперами. Тяготение, загадочное тяготение, неумолимо следующее собственным законам, оказывает влияние на материю, и иногда последствия этого полностью меняют картину движения. Невидимые волны швыряют огромные камни туда и сюда.
Что если и в истории человечества есть такие невидимые волны? Ведь во всем действуют сходные силы. Какие Могучие Удары сделали нас такими, какие мы есть? Может ли новый резонанс создать волну и швырнуть нас в новом направлении? Вступаем ли мы в собственную Позднюю тяжелую бомбардировку?
Киран и Свон
В ту минуту, как Киран увидел женщину, которую схватили его братья, все изменилось. Она была старая, высокая и красивая. Двигалась так, словно плыла. Он сразу понял, что она из космоса и похитить ее — очень скверная мысль. После этого события стали развиваться слишком быстро для него, и он не успевал принимать решения. Так всегда бывало с Кираном в минуты напряжения: он смотрел на себя и на свои действия как бы со стороны. О нем говорили «хладнокровный»; в действительности он был медлителен. И тем не менее с ним происходили благоприятные перемены.
Волосы у нее были черные, похожа на китаянку или монголку. Глаза карие; внизу на одной радужке голубое пятнышко; на самом деле его пленили именно ее глаза. Своего рода совпадение: у девушек на родине Кирана такие же черные волосы и темные глаза с блестящими белками на смуглом лице; Кирану это очень нравится. Когда он взял женщину за руку, она посмотрела на него, желая показать, как хочет освободиться, — очень страстный взгляд, будто она знала, что значит быть в плену, и боялась этого. Ее друг Заша назвал это «синдромом Лимы» — может, так и есть. Может, он недостаточно ловкий перуанец.
И вот он отправляется в космос. Это значит, он улетит — но сможет отправлять деньги родственникам. Да и они устали от него. Он сможет улететь и увидеть то, о чем всегда мечтал. Он мечтал отправиться куда-нибудь подальше, но лучше всего в космос. Мечтал еще с мальчишеских лет. На Марс, на астероиды — хоть куда. Кто же про все это не слышал!
Женщина отвезла его в Ньюарк. Сидя позади нее на узком сиденье, он начал осознавать, что это действительно происходит. Придурки-братья не смогут найти его и побить. Новая жизнь! Кирана пронизала легкая дрожь, словно это его похитили. В каком-то смысле так и было. Его взяли в плен взглядом и усадили на заднее сиденье машины.
Они приехали в аэропорт, не похожий на Ньюарк. Заехали в ангар, и их сразу провели к небольшому самолету. Киран поднялся по лесенке. Он никогда еще не бывал на борту самолета и поразился скорости взлета. Его посадили у окна, и он видел под собой Манхэттен, точно огромный залитый светом корабль. Они улетели в ночь.
Наконец он прислонился головой к окну и уснул. Проснулся с затекшей шеей и увидел внизу океан, совсем рядом. Самолет сел на зеленом острове с красноватой почвой.
Они вышли в опьяняющий вечер, влажный, как в середине августа в Джерси, почти как в доме его детства в Хайдарабаде. Рисовые поля. Все, что он видел, все запахи напоминали о детстве, и Киран снова словно бы шел рядом с собой и смотрел на себя со стороны. И был очень рассеян, когда они вошли в здание с надписью «Дом Меркурия».
Внутри его проводили в большое помещение, где запечатывали и укладывали на платформу большие белые пластиковые чаны, как в промышленной кухне.
— Итак, молодой человек, — сказал друг Свон Заша; ему явно не нравилось то, что он делает ради Свон. — Готовься. Сперва надень скафандр, потом шлем. Потом мы закроем тебя землей и червями, и ты полетишь наверх. — Свон: — Мой друг — он работает в следующей смене — не станет осматривать ящики, помеченные моим знаком.
— А зачем черви?
— Чтобы не вызывало сомнений: я не гоняю транспорты порожняком. Людей таким образом я отправляю раз-два в год. И, конечно, расплачиваюсь с ним своими услугами.