В животе заурчало, и Свон съела часть припасов из кармана на своем поясе. Потом облегчилась в мешок внутри скафандра и выбросила запечатанный мешок наружу; служители унюхают его и уберут. Она видела лицо Алекс и цеплялась за это драгоценное воспоминание; но и оно заставляло ее стонать. Свон завыла, как раненый зверь, не в силах сдержаться.
— Вероятно, у тебя приступ гипотипосиса, — произнесла вслух Полина. — Зрительные образы, которых нет перед глазами.
— Заткнись, Полина. — Немного погодя: — Нет, прости. Продолжай, пожалуйста.
— Апория в некоторых риториках — это выражение деланного сомнения перед тем, как перейти в нападение, как у Гилберта о Джойсе[20]. Но Аристотель называет ее неразрешимой проблемой, возникающей при наличии равно правдоподобных, но несовместимых предпосылок. Он пишет, что Сократ любил приводить собеседников к апории, дабы показать им, что на самом деле они не знают того, что, как им казалось, они знают. В своей книге о метафизике Аристотель использует множественное число — cocopim. «Вначале нужно привлечь то, что с самого начала кажется нам сомнительным», — пишет он. Позже термин «апория» использовал Деррида[21], обозначая им нечто вроде лакун в нашем понимании, о существовании которых мы и не подозреваем; он считал, что нам следует видеть их. Это не вполне та же идея, но входит в гнездо значений этого слова. «Оксфордский словарь английского языка» приводит среди примеров цитату из «Мистической риторики» Дж. Смита 1657 года, в которой говорится: апория — это вопрос о том, «что делать или говорить в необычных и двусмысленных обстоятельствах».
— Как сейчас.
— Да. Слушай дальше. Греческое слово происходит от «а» — то есть «не», и πορος — проход, переход, поездка и т. д. Платон рассказывает миф, в котором Пения, «дочь бедности», беременеет от Пороса, олицетворения богатства. Их ребенок Эрос сочетает признаки обоих родителей. В данном случае необычным является представление о Пении как воплощении изобретательности и о Поросе как о бездеятельном пьянице…
— Ничего необычного.
— Так что хотя Пения не Порос, она одновременно не апория. О ней говорят, что она не мужчина и не женщина, не богатая и не бедная, обладает многими возможностями и не имеет никаких ресурсов.
— Я и есть апория. И я в апории. В этом самом блэклайнере.
— Да.
Все отлично, хорошо думать и разговаривать: «Спасибо, Полина», — но в конечном счете все равно нужно прожить неделю, а смерть Алекс никуда не делась. Свон плывет в бардо[22], пытаясь мыслить, как мог бы мыслить нерожденный. Полная сомнений, дитя нищеты. Которая родится кем-то другим, не Свон.
Но позже — здесь, в пространстве не-времени, где снова и снова думаешь об одном и том же, казалось, что намного позже, — когда в ее скафандре прозвенел звонок, извещающий об окончании полета и посадке, возникла все та же Свон. Спасения не было.
— Полина, расскажи еще что-нибудь. Говори со мной. Пожалуйста, говори со мной.
— У Макса Брода[23] однажды состоялась весьма занимательная беседа с Францем Кафкой, — сказала Полина, — которую он впоследствии пересказал Вальтеру Беньямину[24]…
Извлечения (3)
Homo sapiens эволюционировал при земном тяготении, и по-прежнему остается открытым вопрос, как скажется на индивиде длительное пребывание при силе тяжести менее одного g
уменьшение костной массы от полпроцента до пяти процентов за месяц пребывания при силе тяжести 0–0,1 g
показано, что неоднократное пребывание при силе тяжести свыше 3 g вызывает микроприступы и увеличивает вероятность серьезных сердечных приступов
за годы исследований группы биомедиков не раз меняли мнение по этому вопросу
аэробика и упражнения на сопротивляемость частично компенсируют физиологические последствия длительного пребывания при сравнительно низкой силе тяжести (низкая сила тяжести определяется как находящаяся в диапазоне между 0,17 g Луны и 0,38 g Марса), но еще остаются нерешенные проблемы
образ жизни, включающий постоянные физические усилия, облегчает положение
при силе тяжести ниже лунной в некоторых органах и тканях, независимо от объема физических упражнений, происходит этиоляция
очень убедительные статистические данные свидетельствуют, что увеличение продолжительности жизни за пределы исторических норм невозможно не только без частого пребывания при силе тяжести в одно g, но и на самой Земле. Почему так, вопрос до сих пор спорный, но факт неопровержимый. Мы предполагаем продемонстрировать
один год из каждых шести, проведенный на Земле, при отсутствии на Земле не дольше десяти лет значительно увеличивает продолжительность жизни. Пренебрежение такой практикой приводит к высокому риску смерти на много десятилетий раньше
сверхстерильное окружение обеспечить невозможно
знаменитые отпуска были предложены по принципу гормезиса[25] или митридатизма[26] — прием небольших доз яда укрепляет организм против большей
по-прежнему существующая тяга живущих в космосе опираться на Землю имеет физиологический характер и не исчезнет, пока не исследуют все компоненты и не предложат эффективные смягчающие средства
заражения глистами, бактериями, вирусами и т. п. пока еще невозможно классифицировать
возможные физиологические последствия тоже, что означает крайние трудности при установлении причины заболевания и выборе методов лечения
по сложности аналогичны другим рассчитанным на пятьсот лет проектам
последствия кумулятивны и приводят к дисфункции
увеличение продолжительности жизни — статистический факт, не дающий никаких гарантий отдельному индивиду. Жизнь предпочитает чередовать возможности
регенеративная терапия продолжает совершенствоваться
самый большой скачок в увеличении продолжительности жизни приходится на начало Аччелерандо, и многие считают это не простым совпадением. Когда вы понимаете, что можете прожить гораздо дольше, чем полагали, вы испытываете мощный прилив энергии. Проблемы, которые позже осложняют картину, не кажутся очевидными, пока статистика позволяет предполагать, но причины пока не
жизнь — это комплекс
проблема ВТС (внезапной травматической смерти) пока неразрешима
люди должны сократить пребывание в условиях очень низкой и очень высокой силы тяжести, если хотят достичь новых норм продолжительности жизни, которые неуклонно растут
невозможно представить себе, что усовершенствования будут продолжаться
мы можем жить тысячи лет
люди идут на компромиссы, сглаживают углы. Они хотят совершать поступки, исполнять Свон желания, удовлетворять свою тягу к приключениям
возвращение на Землю, такую грязную и старую, угнетает, это большая неудача. Ужасно печальная планета
они клянутся, что будут жить как придется, но они так молоды
большинство старейших жителей космоса, действуя согласно рекомендациям, возвращаются на Землю раз в семь лет на год, именно поэтому они и живут дольше других, и этот результат находит все больше подтверждений
продолжаются поиски исчерпывающего объяснения
Свон и Заша
Кабины всех тридцати семи космических лифтов всегда заполнены, куда бы лифт ни шел, вверх или вниз. Конечно, одновременно с этим садится и взлетает множество космических кораблей и глайдеров — не все перемещаются через лифты; но в целом лифты перевозят существенную часть пассажиров потока Земля-космос. В их кабинах спускаются провизия (основное необходимое Земле количество), металлы, промышленные товары, различные газы и люди. Поднимаются люди, промышленные товары и то, что обычно на Земле, но редкость в космосе — а такого много; в том числе животные, растения и минералы. Но преимущественно (по массе) редкоземельные элементы, древесина, нефть и почва. В целом спускается и поднимается очень большая физическая масса, перемещаемая равновесием сил тяготения и вращения Земли да еще солнечной энергии.
Якорные скалы на верхнем конце лифтовых тросов не уступают размером гигантским космическим кораблям, и их первоначальная поверхность — внешняя поверхность астероидов — почти не видна; снаружи они покрыты зданиями, энергетическими установками погрузочными зонами лифтов и т. д. В сущности это гигантские пристани и отели и поэтому они всегда запружены народом. Свон проследовала через один такой астероид, под названием Боливар, и оказалась в одной из гостиничных кабин. Ничего не замечая, она просто миновала множество дверей, шлюзов и коридоров и оказалась перед длинным рядом одинаковых помещений. И приготовилась к долгой поездке вниз, в Кито. Какая ирония — спуск на этом лифте занимает больше времени, чем многие межпланетные путешествия. Пять дней в отеле. Свон проводила дни на представлениях «Сатьяграхи»[27] и «Эхнатона» Гласса[28] и подолгу танцевала в классах для физических упражнений, где людей готовили к тяготению в одно g, там Свон приходилось нелегко. Глядя вниз через прозрачный пол, она заново знакомилась с бугром Южной Америки, высматривая подробности: синий океан с обеих сторон, Анды, словно коричневый хребет; маленькие коричневые конусы больших вулканов, начисто лишенные снега.
Теперь планета почти лишилась льда, он есть только в Антарктиде и в Гренландии, но в Гренландии быстро тает. Уровень моря на одиннадцать метров выше, чем до перемен. Затопление береговой линии было одной из главных движущих сил земной катастрофы человечества. Вовсе не столкновение с кометой, например. Свободные поверхности пытались покрывать сурфактантами, чтобы увеличить альбедо, использовали разные уровни выброса в атмосферу двуокиси серы, имитируя деятельность вулканов, но это однажды едва не привело к катастрофе, и с тех пор не могут договориться, сколько нужно отражать солнечного света. Многие предложения и уже начатые небольшие проекты тормозятся. И еще существуют придерживающиеся кейнсианства сильные государства и конгломераты с мощными капиталистическими системами, они правят на большей части планеты и сохраняют внутри себя остатки феодализма, в них идет вечная классовая борьба, противоположность горизонтализованной экономике, возникшей внутри Мондрагона. Нет, Земля — это сплошной кавардак, очень печальное место. И все же по-прежнему центр истории. С нею нужно считаться, всегда говорила Алекс, иначе ничто из затеянного в космосе не осуществится.
В Кито Свон поездом отправилась в аэропорт и села на самолет до Нью-Йорка. Глаз наслаждался яркой бирюзой, кобальтом и нефритом Карибского моря, а также яшмовыми очертаниями затонувшей Флориды. Потрясающие земные краски.
Они спускались к Лонг-Айленду, подскакивая и скользя в воздухе, и океан стального цвета белым прибоем ударял в берега. И вот уже они катят по взлетной полосе на материке где-то к северу от Манхэттена, и Свон наконец видит гигантские контейнеры, дома, машины, огромные траншеи и шоссе — все это под открытым небом.
Просто быть под небом, на открытом воздухе, на ветру — вот за что она больше всего любит Землю. Сегодня пушистые облака собрались на высоте около тысячи футов. Похоже на море, катящее Свон волны у вас над головой. Свон оказалась на какой-то мощеной площадке с грузовиками, автобусами и троллейбусами и с криком подпрыгнула в небо, потом наклонилась и поцеловала землю, повыла по-волчьи и, проветрив легкие, улеглась на площадке навзничь. Никаких стоек на руках — она давно уСвон.а, что на Земле стоять на руках очень трудно. Да и ребра еще болят.
Сквозь разрывы в облаках она видела светло- и темносинее земное небо, нежное и огромное, похожее на голубой купол, приплюснутый в середине, возможно, в нескольких километрах над облаками — она потянулась к нему, хотя знала, что это всего лишь разновидность радуги. Сплошь голубая радуга, которая накрывает все. Сама синева — сложная, составная, в узких границах, но бесконечная в пределах этих границ. Опьяняющее зрелище, и им можно дышать — дышать нужно всегда, и вы уже дышите им. Ветер вдавливает небо в тебя! Дыши и пьяней, о боже, быть свободной от ограничений, почти неодетой, лежать на голой поверхности планеты, глотая атмосферу как aqua vitae — воду жизни, чувствуя в груди, как эта вода дает жизнь. Ни один из знакомых Свон землян не мог по достоинству оценить свой воздух или увидеть небо так, как она. Земляне вообще редко смотрят на небо.
Свон поднялась и направилась к пристани. Большой громыхающий водный паром принял их и, выбравшись из заполненного кораблями канала, вышел в реку Гудзон и двинулся вдоль Манхэттена. Паром подвалил к пристани на Вашингтон-Хайте, но Свон не сошла на берег и еще проплыла вниз по Гудзону со стороны мидтауна. Несколько участков Манхэттена еще виднелись над водой, но остальное затонуло, прежние улицы стали каналами, а сам город превратился в продолговатую Венецию, Венецию небоскребов — и оказался прекрасен. Постоянно использовалось клише «наводнение улучшило город». Длинная полоска небоскребов походила на драконий гребень. Если приближаться, здания казались короче, но их вертикальность не вызывала сомнений и изумляла. Лес дольменов!
Свон сошла с парома на причале Тринадцатой улицы и по широкому переходу между зданиями прошла на продолжение Хай-лайн, где люди заполняли длинную площадь, протянувшуюся на север и на юг. Пеший Манхэттен: рабочие толкали узкие тачки по людным переходам, соединяющим здания между собой; эти переходы подвешены на разных высотах между небоскребами. Крыши засажены зеленью, но в основном город состоит из стали, бетона, стекла — и воды. Под мостиками по всевозможным направлениям плыли лодки; каналы, в которые превратились узкие улицы, запрудил народ. Говорят, так здесь всегда. Свон протискивалась между идущими, она шла по границе двух направлений движения и смотрела в лица. Такие же разнообразные, как в любой толпе, рост в общем средний, даже ближе к малому — но встречается много низеньких и высоких. Азиатские лица, африканские, европейские — любые, кроме туземных американских, вопреки тому что Свон думала о Манхэттене. Вот вам и агрессивная биология!
В здании, которое она миновала, вода из нижних этажей была выкачана, и там теперь образовались большие воздушные пузыри. Свон слышала, что подводная недвижимость и недвижимость, заливаемая приливом, пользуется большим спросом. Поговаривали о том, чтобы выкачать воду из подземной системы метро, которое пока работало только на надземных участках. Снизу от воды доносился громкий, все заглушающий шум. Человеческие голоса, плеск воды, крики чаек на причалах, шум ветра в каньонах, образованных зданиями, — таковы звуки города. По воде внизу шла рябь от перекрывающихся волн. У Свон за спиной, ниже по улице и западнее, река отражала большие рваные зеркала солнечного света. Вот что она любит — быть вне замкнутых пространств, на открытом воздухе. Стоять на боку планеты. В самом большом городе.
Она спустилась по лестнице и села в маршрутный паром, идущий вниз по Восьмой авеню — низкий и длинный, рассчитанный на пятьдесят сидячих мест и еще на сотню стоячих. Он останавливался через каждые несколько кварталов. Свон свесилась через поручень и смотрела на воду канала — речного каньона, со стенами зданий вместо берегов. Очень футуристично. Она вышла на Двадцать Шестой улице, которую перекрывала широкая эспланада, уходящая на восток до самой Ист-Ривер. Такие платформы накрывали большую часть идущих с запада на восток улиц, и каналы под ними почти весь день оставались в тени. Солнце, прорываясь в просветы, придавало предметам бронзовую окраску, а синяя вода становилась оловянной. Жители Нью-Йорка как будто не замечали этого, но, с другой стороны, здесь, несмотря на затопление, жило двадцать миллионов человек, и такое их число отчасти объяснялось красотой, хотя горожане предпочитали молчать об этом. Крепкие орешки. Свон рассмеялась. Она сама не крепкий орешек и не живет в Нью-Йорке, но этот город удивителен, и Свон уверена, что местные об этом знают. Вот вам ландшафтное искусство!