– Еще пять кварталов, – сказал Фрэнк.
– У тебя найдется сигарета с марихуаной? – спросил Эд. – Надо бы малость успокоиться.
Фрэнк протянул ему пачку сигарет «Небесная музыка», к которым пристрастился в «Корпорации У-М».
«Да, наверняка она с кем-нибудь живет, – со вздохом сказал себе Фрэнк. – Спит с ним, как жена. Я ее знаю. Джулиана никак не может по-другому. С наступлением сумерек, когда на улице темно и холодно и все порядочные люди сидят в кругу семьи у камина, она просто чокнутая становится… Она не рождена для одиночества. Да и я тоже. Может, ее парень и неплохой, – думал он. – Джулиане ничего не стоит подцепить какого-нибудь студентика. Этакого маменькиного сынка, которому и невдомек, как к бабе подойти. Она не жестокая и не циничная, она может дать парнишке много хорошего. Чертовски хочется верить, что она не нашла себе кого постарше, какого-нибудь „супермена“ с вечно торчащей изо рта зубочисткой…»
Фрэнк заметил, что стал тяжело дышать, вообразив мясистого, волосатого мужика, который обращается с Джулианой как с вещью, всячески унижает и оскорбляет ее…
«Я знаю – рано или поздно она покончит с собой, – подумал он. – Это у нее на роду написано. Если только не найдет себе настоящего друга, то есть нежного, внимательного, доброго, способного понять и оценить ее. Я был слишком груб с ней. – Фрэнк печально вздохнул. – Хотя я не такой уж плохой, бывают хуже. Я всегда понимал, о чем она мечтает, чего хочет, когда ей одиноко, тоскливо… И нянчился, и успокаивал… Но этого мало. Она заслуживала большего».
– Я тут остановлюсь. – Маккарти высмотрел свободное место, развернул грузовик и, оглядываясь, дал задний ход.
– Послушай, – сказал Фрэнк, – можно, я пошлю одну-две вещицы своей жене?
– Я и не знал, что ты женат, – рассеянно произнес Маккарти. – Пожалуйста, только не серебряные. Приехали. – Затянувшись напоследок, он раздавил сигарету в пепельнице. – Пожелай мне удачи.
– Удачи, – сказал Фрэнк Фринк.
– Гляди, тут на пачке вака – японское стихотворение. – Маккарти прочитал вслух:
Только бледную луну в рассветном небе.
Он хлопнул Фрэнка по спине, ухмыльнулся, открыл дверцу и, подхватив корзину, вышел.
– Не забудь бросить в счетчик десятицентовик. – Через секунду он затерялся среди пешеходов.
«Джулиана! – мысленно воззвал Фрэнк. – Может быть, тебе сейчас так же одиноко, как и мне?»
Он вылез из пикапа и бросил монетку – плату за стоянку – в счетчик.
«Боюсь, – подумал Фрэнк. – Боюсь за наше дело. А вдруг – неудача? Вдруг Эд ничего не сумеет продать? А если над нами посмеются… Что тогда?»
Джулиана лежала на простыне, на полу гостиной, в объятиях Джо Чиннаделлы. В комнате, залитой лучами послеполуденного солнца, было душно. Тела Джулианы и лежащего на ней мужчины были скользкими от пота. Со лба Джо скатилась капля, задержалась на скуле и упала Джулиане на шею.
– С тебя капает, – прошептала она.
Джо промолчал. Он ровно, глубоко дышал. «Как океан», – подумала Джулиана.
– У нас внутри нет ничего, кроме воды. И теперь придется отлипать друг от друга.
Джо пошевелился.
– Уже встаешь? – Она прижала его к себе. – Погоди.
– Тебе не пора в спортзал?
«Не пойду в спортзал, – решила Джулиана. – Неужели ты еще не понял? Мы не останемся здесь, мы куда-нибудь уедем. Куда-нибудь, где не были прежде».
Она чувствовала, как Джо поднимается на колени. Ладони Джулианы скользнули по его влажным бокам. Джо отошел, шлепая по полу босыми ногами. В ванную, конечно.
«Все кончилось, – вздохнула Джулиана. – Ну и ладно».
– Слышу, слышу, – сказал Джо из ванной. – Опять стонешь. Постоянная депрессия, верно? Тревога, страх и подозрительность. По отношению ко мне и ко всему миру… – Он появился в дверях весь в мыле, улыбающийся. – Как насчет путешествия?
У нее быстрее забилось сердце.
– Куда?
– В какой-нибудь большой город. Можно махнуть на север, в Денвер. Гульнем на всю катушку. Будет тебе и концерт, и ресторан, и такси, и вечернее платье – все, что захочешь. О’кей?
В это было трудно поверить. Но поверить очень хотелось.
– Твой «студик» не развалится по дороге?
– Еще чего! – возмутилась она.
– Купим приличную одежду и кутнем, может, впервые за всю жизнь. Тебе надо хорошенько отдохнуть, не то сломаешься.
– А где мы денег возьмем?
– У меня есть, – улыбнулся Джо. – Погляди в саквояже.
Джо затворил дверь в ванную. Он что-то еще говорил, но Джулиана за шумом воды не слышала.
Отворив дверцу платяного шкафа, она достала обшарпанный, засаленный саквояж. Запустив в него руку, почти сразу наткнулась на конверт с крупными банкнотами Рейхсбанка, имеющими хождение практически везде.
«Да, на это можно кутнуть, – подумала она, считая деньги. – А мне казалось, он просто лапшу на уши вешает. Вот бы забраться к нему в башку, поглядеть, что там творится».
Под конвертом лежала огромная поршневая авторучка цилиндрической формы. Во всяком случае, внешне предмет походил на авторучку. Но был непривычно тяжелым. Джулиана поспешно отвинтила колпачок. Да, с золотым пером. Но…
– Что это? – спросила она, когда Джо вышел из ванной.
Он забрал авторучку и положил в саквояж. «Как бережно он с ней обращается!» – мелькнула мысль.
– Опять болезненная мнительность? – спросил Джо.
Таким беззаботным она его еще не видела. С громким возгласом он схватил ее за талию, поднял и закружил по комнате. Потом поставил на ноги и прижимал к себе, пристально глядя в глаза и обдавая теплым дыханием, пока она не ответила:
– Нет. Просто я тяжелая на подъем.
«Все-таки я тебя побаиваюсь, – подумала Джулиана. – Так побаиваюсь, что даже признаться тебе в этом не могу».
– В окно! – воскликнул Джо, неся ее на руках через всю гостиную. – Вот куда мы выйдем!
– Ну пожалуйста! – взмолилась она.
– Шучу, – хмыкнул он. – Слушай, а давай отправимся в поход, вроде марша на Рим! Помнишь? Их вел сам дуче, моего дядю Карло в том числе… А теперь у нас будет маленький марш, но не такой знаменитый, не для учебников истории. – Наклонившись, он так крепко поцеловал Джулиану, что они стукнулись зубами. – Как шикарно мы будем смотреться в обновках! И ты мне объяснишь, как надо себя вести в обществе, ладно? Научишь хорошим манерам.
– Ты нормально держишься, – сказала Джулиана. – Даже лучше, чем я.
– Нет! – Он сразу помрачнел. – Я паршиво говорю. За версту слыхать макаронника. Разве не заметила акцента еще в кафе?
– Вроде есть немножко. – Для нее это не имело значения.
– Только женщины разбираются в светских условностях. – Джо отнес Джулиану назад и с шумом уронил на диван. – Не будь женщин, мы бы только и говорили о лошадях и гоночных машинах да несли похабщину.
«Что это на тебя нашло? – размышляла Джулиана. – Пока не придумал этот „марш“, ходил как неприкаянный. А теперь прыгаешь по комнате, ошалев от радости. Что в самом деле тебе нужно? Ты бы мог спокойно смыться, бросив меня здесь. Да я и не стала бы тебя удерживать, мне не впервой».
– Это твой заработок? – Она кивнула на конверт. – Сбережения? – Денег в конверте было слишком много. Впрочем, говорят, на востоке их куры не клюют. – Мне случалось разговаривать с водителями грузовиков. Им…
– С чего ты взяла, что я водитель? – перебил ее Джо, одеваясь. – У меня в этом рейсе другая работа. Я охраняю груз от бандитов, а прикидываюсь вторым водителем, дрыхнущем в кабине. – Он рухнул в кресло, откинул голову, приоткрыл рот и захрапел. – Понятно?
Вдруг она увидела в его руке нож – тонкий, вроде кухонного для чистки картофеля.
«О Господи! – испугалась Джулиана. – Откуда он взялся? Из рукава? Из воздуха?»
– Вот почему меня приняли в «Фольксваген». Служебная анкета помогла. Во время войны мы столкнулись с Хазельденом и его коммандос. – Черные глаза Джо заблестели. – Угадай, кто в конце концов прикончил полковника? Как-то ночью, спустя несколько месяцев после каирской битвы, мы встретились с англичанами на Ниле. У них кончился бензин, и Хазельден с четырьмя людьми из «дезерт груп» напал на нас. Я стоял часовым. Хазельден подполз, как змея, весь в черной краске, даже руки. В этот раз у них не было проволоки, только гранаты и автоматы. Слишком шумное оружие. Он попытался сломать мне шею, да не вышло. – Джо вскочил и, хохоча, бросился к Джулиане. – Давай собирайся. Позвони в спортзал, скажи, что берешь отпуск на несколько дней.
Рассказ показался Джулиане неубедительным. «Какие бандиты? – недоумевала она. Ей никогда не приходилось слышать, чтобы проходящие через Каньон-Сити грузовики с восточного побережья сопровождала профессиональная охрана из бывших солдат. Может, он и в США никогда не жил? И в Северной Африке не был, не сражался на стороне Оси и вообще не воевал? Просто сочинил романтическую историю, чтобы запудрить мне мозги? Не исключено, он сумасшедший… Смешно, – подумала Джулиана, – спрашивается, зачем мне дзюдо, если я не пытаюсь защититься? Защититься – от чего? От посягательства на невинность? Нет, – сказала она себе, – на жизнь. Впрочем, скорее всего он просто полунищий макаронник, всю жизнь месивший грязь в мечтах о шикарной жизни. Теперь ударится в загул, промотает денежки и вернется в свое болото. А помочь ему в этом должна шикарная баба».
– Хорошо, – сказала она, – я позвоню в спортзал.
По пути в коридор, где стоял телефон, Джулиана думала: «Ну ладно, он оденет меня с иголочки и поселит в роскошном отеле. Каждый мужик мечтает хотя бы раз в жизни пройтись с хорошо одетой женщиной, пусть даже самому придется раскошелиться и нарядить ее. Наверное, такой кутеж – давнишняя мечта Джо Чиннаделлы. А ведь он умный – умеет заглянуть в душу. Стоит мне увидеть мужественного парня, как начинается мандраж. Это еще Фрэнк замечал. Потому-то мы и расстались. Потому-то я и маюсь последние годы и не доверяю никому».
Вернувшись, Джулиана увидела, что Джо снова углубился в «Саранчу». Читая, он морщил лоб и не замечал ничего вокруг.
– Кажется, ты хотел, чтобы я ее прочла? – сказала она.
– Давай по дороге, – не отрываясь от страницы, буркнул он.
– Ты собираешься вести? Но ведь это моя машина.
Он не ответил. Похоже, просто не услышал.
Стоя возле кассы, Роберт Чилдэн поглядел на высокого, худощавого, темноволосого человека, переступившего порог магазина.
Гость был в костюме, недавно вышедшем из моды, в руке держал плетеную корзину. Мелкий торговец. Однако вместо заискивающей улыбки на его лице было решительное, даже мрачное выражение. Он скорее напоминал водопроводчика или электрика.
Проводив до дверей покупателя, Чилдэн обратился к вошедшему:
– Вы от кого?
– «Эдфрэнк. Ювелирные изделия», – пробормотал худощавый и поставил корзину на прилавок.
– Никогда не слыхал.
Делая множество лишних движений, торговец отстегнул и поднял крышку корзины.
– Ручная работа. Каждое изделие – уникально. Медь, латунь, серебро. Даже кованое и вороненое железо.
Чилдэн заглянул в корзину, увидел блеск металла на черном бархате.
– Спасибо. Это не по моей части.
– Но ведь это американское искусство. Современное.
Отрицательно покачав головой, Чилдэн отошел к кассе.
Некоторое время посетитель возился со своими поделками и корзиной. Похоже, он не знал, что делать дальше. Сложив руки на груди, Чилдэн наблюдал за ним, думая о предстоящих делах. В два часа – встреча с покупателем, просившим показать несколько чашек раннего периода. В три из университетской лаборатории вернется очередная партия товара, отправленная на экспертизу. За две недели, после того грязного инцидента с кольтом сорок четвертого калибра, он проверил уйму вещей.
– Это не покрытие, – сказал торговец, протягивая Чилдэну браслет. – Цельная медь.
Чилдэн кивнул. Торговец еще немного поторчит в магазине, позвякивая безделушками, и уйдет.
Зазвонил телефон. Чилдэн взял трубку. Клиент справлялся об очень дорогом старинном кресле-качалке, которое Чилдэн взялся реставрировать, но не управился в срок. Пришлось оправдываться.
Глядя сквозь витрину на проносящиеся машины, он успокаивал заказчика и уговаривал повременить. Наконец умиротворенный клиент повесил трубку.
«Нет, – сказал себе Чилдэн, мысленно возвращаясь к злосчастному кольту, – впредь никаких сомнительных сделок».
Теперь он без прежнего трепета смотрел на свой товар. Происшествия вроде этого глубоко западают в душу, подобно впечатлениям раннего детства. Открывают глаза. «Такое чувство, будто под сомнением оказалась подлинность не товаров, а моего свидетельства о рождении или моих воспоминаний об отце. Или, к примеру, о ФДР.[48] Я лично могу не помнить Рузвельта, но во мне живет его собирательный образ, созданный со слов многих людей, легенда, незаметно проникшая в сознание. Словно легенда о Чиппендейле.[49] Или Хэпплуайте.[50] Или о том, что таким-то серебряным ножом (вилкой, ложкой) пользовался Авраам Линкольн».
А за соседним прилавком все еще возился незадачливый торговец.
– Мы можем делать бижутерию на заказ, – сипло произнес он. – На любой вкус. Если вашим клиентам захочется чего-нибудь этакого. – Худощавый откашлялся, глядя то на Чилдэна, то на вещицу, которую держал в руках.
Чилдэн улыбался и молчал.
«Это не мое дело, – подумал он. – Пусть сам ломает голову, как убраться отсюда, не потеряв лица. Кой черт тебя дернул пойти в торговцы? Ах, как нам неудобно. Ну ничего, всем живется несладко. Взгляни хотя бы на меня. Весь день уходит на япошек вроде Тагоми. А им ничего не стоит щелкнуть тебя по носу – достаточно изменить гласную в твоей фамилии».
И тут у него мелькнула мысль: «Парень-то, по всему видать, простак. Может, взять у него чего-нибудь на комиссию? Чем черт не шутит?»
– Эй, постойте! – сказал он.
Торговец быстро обернулся. Приблизившись к нему со сложенными на груди руками, Чилдэн произнес:
– Вы здесь добрых полчаса. Ладно, ничего обещать не буду, но взглянуть на ваши вещицы, пожалуй, могу. – Он указал место на прилавке.
Кивнув, посетитель торопливо открыл корзинку и стал неловко доставать лотки.
«Сейчас начнет раскладывать безделушки, – с тоской подумал Чилдэн. – Провозится целый час. Надеясь. Молясь. Бросая косые взгляды, чтобы узнать, удалось ли хоть чуть-чуть меня заинтересовать. Все они одинаковы».
– Когда закончите, я взгляну, если останется время.
Торговец засуетился, будто его подстегнули.
В магазин один за другим вошли несколько посетителей, и пока Чилдэн здоровался и обменивался с ними любезностями, он напрочь забыл о торговце. Тот заметил это, и его движения стали спокойнее. Он старался не привлекать к себе внимания. Чилдэн продал стакан для бритья, договорился о продаже коврика ручной работы и взял задаток за вязаный платок. Время шло. Наконец ушел последний посетитель, в магазине остались только Чилдэн и торговец.
Тот закончил раскладывать товар. На прилавке лежали два черных бархатных лотка с украшениями.
Неторопливо подойдя к прилавку, Роберт Чилдэн закурил сигарету «Страна улыбок». Постоял, покачиваясь на каблуках и мурлыча себе под нос. Торговец молчал.
Наконец Чилдэн протянул руку и коснулся броши.
– Мне нравится, – сказал он.
– Хорошая штучка, – зачастил торговец. – Ни пятнышка, ни царапинки. Она отполирована и не тускнеет. Мы покрыли ее синтетическим лаком, он долго держится. Это самый лучший лак.
Чилдэн кивнул.
– Мы использовали промышленную технологию, – продолжал торговец. – Насколько мне известно, до этого еще никто не додумался. Никакого литья в изложницы, только сварка, пайка и работа металлом по металлу. – Он помолчал и добавил: – Заколка припаяна вручную.
Чилдэн взял два браслета и брошь. Затем еще одну брошь. Подержал в руках и отложил в сторону.
В глазах торговца вспыхнула надежда.
Внимательно рассмотрев ярлычок на ожерелье, Чилдэн произнес:
– Это, надо полагать…
– Цена. Но вы нам выплатите всего пятьдесят процентов. Если возьмете товара на сотню долларов, мы сделаем скидку – скажем, еще процента на два.
Чилдэн отложил еще несколько украшений. Волнуясь, торговец говорил все быстрее, часто повторяясь и неся порой явную чушь. «Видимо, решил, что дело в шляпе», – подумал Чилдэн. Сам он оставался бесстрастным и делал вид, будто и впрямь решил кое-что приобрести.