– Ну что, жизнь прошла впустую? Уж полночь близится, вторжения все нет?
Она буквально затрепетала от злобы и отвечает:
– А ты чего добился, гуманитарный сморчок? Живешь на нищенскую пенсию и даже не знаешь, что тебя ждет.
– Так проговорись, Дина Иосифовна!
– Не на такую напал! – ответила мне гинекологичка.
– Так хоть скажи мне, что вы сделали с предыдущей Диной Иосифовной?
– Она даже ничего не заметила, – туманно ответила космическая злодейка.
– Ну тогда последний вопрос, – взмолился я. – Кто из них ваш, а кто из них наш? Правильно ли я угадал?
– Ты все равно не остановишь судьбы! – воскликнула докторша. – Наши агенты носятся над Землей подобно смерчу. Ты хочешь знать правду? Так знай же…
В этот момент по асфальтированной улице Льва Толстого промчался весь побитый, грязный джип «Чероки». Сидевший в нем пожилой бритый негр поднял пистолет и выпустил две пули. Одна пуля поразила хромую инопланетянку, а вторая пронеслась так близко от меня, что вырвала клок волос.
Негр захохотал, а я присел на корточки, и он не стал больше стрелять.
В парке у памятника Геркулесу с веслом было безлюдно. Труп худой женщины с оранжевыми с сединой волосами начал растворяться и в течение минуты на моих изумленных глазах превратился в мятую пустую банку из-под кока-колы. Я протянул было руку, чтобы взять банку, полагая, что когда-нибудь на суде народов она послужит вещественным доказательством, но меня так ударило током, что я поспешил уйти из парка.
В 1991 году была как бы запрещена компартия, что позволило некоторым ее деятельным членам перейти в администрацию, а другие занялись крупным бизнесом. Веревкин понемногу менялся, хотя, наверное, перемены в такой глухой провинции не столь очевидны, как в Москве.
Наш Митя работал в райцентре Устье, но уже не секретарем райкома комсомола, а вице-президентом районного коммерческого банка «Престолъ». Он заезжал к своим постаревшим родителям на машине «Ауди» с синим фонарем на макушке. Он немного раздобрел, причесывался на прямой пробор и носил пальто на три размера больше, чем нужно, ботинки сверкали даже в самую дурную погоду, рубашка была белоснежной, а галстук – в синюю и красную полоску с булавкой, на которой было написано английскими буквами «Оксфорд». Митя объяснил мне, что он не оканчивал этого английского университета, но был в делегации деловых людей и там произошел обмен галстуками и булавками. Так что в Англии теперь можно встретить влиятельных людей в красных галстуках со значком нашей областной комсомольской школы.
– Организуем благотворительный фонд, – сказал вежливо Митя. – Будет называться «Дети-путешественники». Хотим, чтобы и лишенные средств родители могли отправить своих детишек посмотреть чудеса света.
Ставший за прошедшие годы циничным пьяницей Коля Стадницкий ввернул свой комментарий:
– Чтоб твоим дружкам под этим видом по заграницам поездить.
Но Митя не обиделся на отца.
– Ты неправ, папа, – сказал он, – сейчас в заграницу может поехать каждый мой дружок. Но мы хотим помочь и остальным. Под этим лозунгом меня выдвигают в парламент.
И он направился к своей машине. Его ботинки сияли так, что грязь, что, как обычно, лежит возле нашего дома, расступалась, боясь до них дотронуться.
Из окошка машины он попрощался с нами и сказал, показав на грохочущую мастерскую жестянщиков:
– А это мы уберем. Я с Сидором Вениаминовичем поговорю.
После этого земной близнец уехал бороться за права детей, а космический близнец Кирюша прислал такую телеграмму:
УСТРОИЛСЯ НА КОСМИЧЕСКУЮ СТАНЦИЮ В СОВМЕСТНЫЙ ЭКИПАЖ. СЛЕДУЮЩАЯ СВЯЗЬ ЧЕРЕЗ ДВА МЕСЯЦА.
Я отнесся к этой телеграмме скептически, но потом прочел в газете, что американский «Челленджер» доставил на наш «Салют» новую смену в составе французского, мозамбикского и русского космонавтов. Фамилия русского – К. Стадницкий.
Я обрадовался и хотел устроить в нашей школе вечер в честь первого космонавта из города Веревкина. Но в настоящее время космические путешествия настолько вышли из моды, что новая директорша сказала мне: «Пускай поскромнее летает. У нас в школе крыша протекает». Я смирился, но подумал, что Митя нам поможет. Я раздобыл его телефон – только уже не в Устье, а в области. Секретарше с голосом фотомодели я представился и объяснил, что по личному делу. Митя откликнулся часа через два.
– Прости, дядя Сеня, – сказал он мне своим добрым голосом, – совещались по вопросам борьбы с демократией, которая очень надоела народу. А что у тебя за проблема?
Я рассказал про школу. Что она протекает.
– Я записал. Уже записал, – сказал он.
На следующий день к нашему дому подъехали несколько грузовиков. С них начали сгружать сверкающее иностранное оборудование. Его установили на первом этаже. Потом сменили вывеску. Вместо старой жестяной, на которой было так и написано «Жестяные работы», появилась новая, горящая неоновым светом: «Предприятие по обработке листовых металлов и золота акционерного общества „Малютка“.
Клава Стадницкая, старая кваша, встретила меня и сказала:
– Все-таки Митя у нас заботливый. Это он обещал, что уберет жестянщиков. Так и сделал.
А так как в школе крышу все не чинили, я снова связался с Митей. Он долго мне не отвечал, недели две, – все был занят выборами и дискуссиями, а потом я его увидел у нашего дома. Он осматривал жестяную мастерскую. Увидев меня, обрадовался, пожал мне руку и говорит:
– Ну вот видите, дядя Сеня, я выполняю свои обязательства перед народом.
– А как же школа? – спросил я.
– Школа – следующий этап, – ответил Митя. – Сейчас совершенно нет налички. Кризис. Все сюда пришлось вложить, чтобы спасти вас, дядя Сеня, и моих дорогих родителей от шума и грохота.
Он с гордостью показал на жестяную мастерскую, которая и в самом деле не грохотала, а лишь посапывала, шипела, постукивала – вела себя пристойно.
– Видишь название? – спросил Митя.
– Какое название? – спросил я.
– «Малютка». Так все предприятия нашего фонда защиты детей называются. Эта мастерская теперь наша с тобой, дядя Сеня, народная, то есть моя.
И он уехал на машине «Вольво», такой сверкающей, что даже грязь из-под колес не смела ее коснуться.
Жизнь человеческая пролетает незаметно. За последующие годы многое изменилось в нашей стране и во всем мире. Но я, старея и мучаясь от болезней, продолжал находиться в ужасном ожидании, понимая, что так долго продолжаться не может. Теперь, когда даже Дина Иосифовна покинула наш мир, момент агрессии приближался.
Мои страхи усиливались от того, что прекратились известия от Кирюши. Он замышлял нечто тайное и потому вдвойне опасное. То ли дело Митя – Митя был обыкновенным, понятным, и когда он приезжал к нам в гости и проверял, как работает жестяная мастерская «Малютка», он рассказывал мне по старой памяти о своих делах и успехах. В Думе он побыл некоторое время независимым кандидатом от национальных сил, потом стал губернатором в соседней с нами области, где обнаружилась вакансия. Теперь он приезжал к нам на трех машинах. Во второй ехали телохранители, одетые скромно, в черное, в третьей – секретари и машинистки. Он вынимал из кармана широкого пальто свой черный «БиЛайн» и сразу начинал давать указания.
Я как-то не удержался и спросил:
– А как Кирюша? Нет от него вестей? Очень меня это беспокоит.
– Почему же? – спросил Митя.
Я понизил голос и произнес:
– Ты же понимаешь, что он на самом деле Оттуда. И это очень опасно для всего человечества.
– К сожалению, ты прав, старик, – сказал Митя. – Ты прав.
– Так где же твой брат?
– В розыске, – ответил Митя. – Во всероссийском розыске. Он от нас не уйдет.
Он по-дружески положил мне на плечо мягкую ладонь.
– Времени терять нельзя, – подсказал я Мите.
– Ты прав, дядя Сеня, – ответил Митя и сел в свой «Мерседес-650». – Вот проведем президентскую кампанию, изберет меня народ на высший пост, и мы его поймаем.
Ого, подумал я, Митя-то наш! Замахнулся куда? Впрочем, он всегда был тихим, настойчивым и близким к народу. Чувствует наш народ своего человека, плоть от плоти своей и кровь от крови! Кирюшу бы никогда не избрали даже в районную администрацию.
– Эй! – закричал я вслед Митиному кортежу. – Я буду голосовать за тебя, Митя!
Его родителей в тот момент не было. Он переселил их в Москву, купил себе там квартиру в несколько комнат, а отец с матерью берегли жилплощадь и все ждали и надеялись, что Митя женится и пойдут внуки. Но Митя все откладывал этот момент – дела, понимаете, дела! Так что пока суд да дело, Митя отправил их отдохнуть на Канарские острова.
Тем вечером я поздно возвращался домой с собрания ветеранов труда. Нианила Федоровна на то собрание не пошла, потому что у нее разыгрался радикулит.
Я медленно шел через парк, и слова Мити: «Он в розыске», относящиеся к Кирюше, тревожили меня.
А успеют ли остановить его руку?
И тут я почувствовал неприятный запах. Почему? Откуда? Словно тлетворный аромат ада долетел до меня.
Я ступил на какую-то доску, лежавшую вдоль тропинки, и когда я дошел до середины доски, запах стал невыносим, и доска закачалась, треснула, сломалась пополам… и я полетел вниз.
Я не успел даже сообразить и не успел никуда прилететь, как меня схватила на лету крепкая рука, вытащила за шиворот из ямы и посадила на землю.
– Зачем же так? – раздался голос. В тусклом свете далекого фонаря я увидел Кирюшу. Конечно же, это был Кирюша.
– Что случилось? – спросил я, стараясь перевести дух.
– А то случилось, – ответил Кирюша, – что вы, дядя Сеня, умудрились рухнуть в глубокую яму, наполненную негашеной известью. И если бы я случайно не проходил мимо, то к утру от вас бы и косточки не осталось.
– Постой, постой! Откуда у нас в парке на дорожке яма, полная негашеной известью?
– А оттуда. Идти сможете?
– Смогу.
Поддерживая меня под локоть, потому что вскоре мои ноги ослабли и во всем теле началось колотье, Кирюша повел меня домой.
Когда ко мне вернулась способность говорить, я принялся проклинать невнимательных рабочих, оставивших открытой яму с негашеной известью. Я находился в своего рода шоке, ибо меня не интересовало, почему Кирюша оказался рядом со мной в критический момент.
Видно, Кирюше надоело слушать мою злобную воркотню, потому что он прервал меня довольно нетерпеливо:
– Дядя Сеня, неважно, кто и зачем это сделал. Достаточно того, что эта яма была выкопана, чтобы уничтожить от вас все следы существования.
– Что ты говоришь! – воскликнул я. – У меня нет врагов!
– Кто сказал, что у вас есть враги, дядя Сеня?
– Кто же хотел меня убить?
– Мой родной брат, – ответил печально Кирюша.
– Митя?
– Он самый. Космический пришелец Митя.
– Кирюша, – сказал я учительским голосом, – не мели чепуху. Если кто из вас и пришелец, то ты, а не Митя. Именно сегодня я это заявил Мите.
– Вот и объяснение, – вздохнул Кирюша.
– Какое объяснение?
– Ты выдал себя, дядя Сеня, ты сказал, что догадался – один из нас пришелец.
– Но ведь не он!
– Сегодня не он, а завтра ты еще подумаешь и догадаешься, что он. Ведь для них человеческая жизнь – копейка.
– Погоди, Кирюша, погоди. А может, это твоя провокация?
Представьте себе такую картину: поздно вечером почти в полной темноте, на краю городского парка у статуи Геркулеса с веслом стоят два человека, старый маленький (это я) и крупный молодой (это Кирюша) и ругаются.
– Какая такая провокация? – спросил Кирюша.
– Ты хочешь меня убедить в том, что ты не космический пришелец со злобным заданием, поэтому сначала копаешь яму, а потом меня из нее вытаскиваешь.
– Агата Кристи! – закричал Кирюша. – Агата Кристи умирает от зависти к такому изысканному сюжету. Весь день копал яму, а потом…
– Нет, все равно не получается, – сказал я. – Сравни, пожалуйста, кто ты, а кто твой брат.
– Сравни, – согласился Кирюша.
– Митя – самый обыкновенный предприниматель и политический деятель России, из комсомольских вождей, через кооператив вошел в парламент, а оттуда в губернаторы. Он наш, он плоть от плоти, кровь от крови. Если бы он баллотировался в нашей области, я бы за него голосовал. Он заботится о детях. Он проводит программу «Малютка» – это целый фонд заботы… Это обыкновенный… Он даже звезд с неба не хватает!
– А теперь, – сказал Кирюша, закуривая трубку, при свете которой я увидел длинный шрам, пересекающий его щеку, и рано поседевшие волосы. – Теперь расскажи, как ты себе меня представляешь.
– Отрезанный ломоть, – твердо сказал я. – Человек, который не может нигде приткнуться, ему, видите ли, удобнее в Сингапуре или в смешанном экипаже на борту «Челленджера», чем в родном городе. В то время когда Митя ночей не спит для блага нашего государства, нашей национальной идеи, Кирюша даже и носа не кажет на Родину! Его мать и отец измаялись, не видавши его уже столько времени, глаза выплакали.
И тут послышался спокойный женский голос:
– Его отец и мать вторую неделю выплакивают глазки на Канарских островах. Перестань лицемерить, Семен!
– Тетя Нила! – обрадовался мой ночной собеседник. – Как я рад вас видеть!
Они обнялись с моей женой.
– Он нам звонил, – сказала Нианила Федоровна, – и я ему сказала, что ты пойдешь домой через парк. И тогда Кирюша сказал, чтобы я не беспокоилась, он тебя в случае чего спасет. Я, конечно, ему поверила, но теперь вот забеспокоилась.
– Ничего плохого не случилось, – быстро сказал Кирюша и положил мне руку на плечо. А я его уже понял – зачем беспокоить мою Нианилу, если у нее слабое сердце? И вот это движение Кирюши, его предупредительный жест все поставил на свои места. Потому что ни один пришелец, ни один марсианин никогда не станет щадить нервы моей несчастной жены.
– Пошли домой, – сказала Нианила, – чайку попьем…
– Не стоит, – сказал Кирюша. – Они могут следить за домом.
– Их губит самомнение, – ответила моя жена, удивив меня до крайности. Никогда она еще не высказывала при мне таких умных мыслей о жителях других планет. – Они вырыли яму, наполнили ее негашеной известью и уже не сомневаются в том, что Сенечка погиб. И не будут они до утра проверять. Водку они пьют.
– Ну уж, инопланетяне – и водку… – усомнился я.
– А ты загляни в казино «Золото инков» – все там!
– Кто все?
– Все хулиганы, – сказала Нианила. – Пошли домой, а то мой Сеня опять простудится.
И мы послушно последовали за Нианилой Федоровной.
Дома мы на всякий случай задернули шторы и пили чай вполголоса. Много интересного поведал нам Кирюша. Уж очень получалось нелогично: способности у него, можно сказать, ниже среднего, зато усидчивость такая, что в классе его не выносили ученики, зато любили все учителя. Никогда не шалит, а уж про драки и не думайте! Если же сделает что-то не так – утащит из шкафа конфету или кусок колбасы, всегда получается так, что виноватым оказывается Кирюша. Чем дальше – тем больше…
Впрочем, то, о чем рассказывал Кирюша, у меня было записано в тетрадках-дневниках. Только все, что Кирюше казалось ненормальным и подозрительным, мне представлялось образцовым и типичным для ребенка. Мне ведь и в голову не могло прийти, что маленький мальчик Митя притворяется именно для того, чтобы все считали его обыкновенным земным существом. Делал ли он это сознательно или в него были вставлены датчики – этого мы не знали.
Когда молодые люди подросли, Кирюша почувствовал опасность. Видно, кто-то сообразил, что при такой близости близнецов Кирюша обязательно разоблачит брата. И тут на Кирюшу начались покушения. И такие настойчивые, что ему пришлось покинуть дом и отправиться в путешествия.
Подобно мне, Кирюша долго не мог сообразить, кто же такой его близнец. Даже после того, как Клава призналась ему, что один из близнецов старше второго на пять дней. Ведь она не знала – какой из них настоящий.
Так вот, Кирюша решил, что он – настоящий, и посвятил свою жизнь разгадке тайн природы. Он многое узнал, но ему не хватало фактов.