Федор Чешко
Архангелы и Ко
(Признак дирижера)
«Самая воинственная профессия – это профессия бухгалтера. А развивать эту тему можете сколько угодно».
П.Вершигора.1.
Предвечерье выдалось не по-здешнему холодным. Небо торопливо затягивала серая муть; внезапно нагрянувший растрёпанный ветер мешал пыль с ознобливой невидимой влагой… Выходит, не зря старики в один голос пророчили на этот год дурную погоду – вот ещё и лето до средины не дотащилось, а дело уже явно к ливню.
Золотая листва на фоне смурного неба и красной кровельной черепицы; стыки тротуарных плит, прорисованные изжелта-бурой пастелью недовытоптанной травы; вприпрыжку несущиеся вдоль улицы сорванные ветром лентолистья… Всё это вдруг мучительно резануло по сердцу ощущением осени – взаправдашней, грустно-тревожной, земной, непосильной для здешнего мира, оскоплённого своим безмятежным самодовольным благополучием.
Здешний мир… Мир длинного тёплого лета и мимолётной тёплой зимы. Мир необлетающей вечнозолотой полулиствы-полухвои. Мир, где грозу или случившийся по недоразумению иней без улыбки называют разгулом стихии. Мир, самый страшный хищник которого – комароид карликовый обыкновенный – характеризуется плотностью популяции что-то вроде тридцати-сорока особей на квадратную милю… да и те скудные особи, по их активности судя, ведут постническую аскетичную жизнь – небось, подцепили заразу благочестия, едва лишь успев отведать настойки елея на ладане, заменяющей местным колонистам кровь.
Потеряно липли к шагающим башмакам желтоблескучие ленточки, не обученные матерью-природой прочно держаться за ветви и обездомневшие при первом же настоящем порыве настоящего ветра; тянулись по сторонам аккуратные до игрушечности белостенные особняки (крылечки-верандочки-балкончики-мезонинчики-тьху!); редкие прохожие, хоть и кутались, хоть и поспешали отчаянно (как же, ведь этакая непогожая страсть надвинулась!), загодя ещё сдёргивали чопорные свои старомодные шляпы, кланялись уважительно… Степан Степаныч, здравствуйте! Гуд ивнинг, мистер Чинарёфф! А-а, господин учитель! Господин наставник нашего благочестивого юношества! Куда это вы прочь от дома на вечер-то да на ненастье глядя? Всё в трудах, всё в заботах праведных? Ну, Бог вам на помощь!
Здравствуйте, здравствуйте. Бай зэ вэй, ивнинг из нот соу гуд, изн`т ит? Да, знаете, потребовалось тут ещё кое-что срочно доделать по учебным делам… Чертям бы вас всех, траханых святош, на закуску – это уже, естественно, просебя… Дьявол, а ведь действительно и ПРО СЕБЯ тоже… С той лишь разницей, что все здешние святоши – святоши-проффи. А ты среди них единственный любитель. Дилетант. Хлоп (это в смысле ушами).
И ведь вот что нелепо: угодил бы господин Чинарёв в этот заповедник непуганых простофиль годами этак четырьмя-пятью раньше, когда звался не Степаном Степановичем Чинарёвым, а Матвеем Молчановым, суперхакером, одним из десяти опаснейших кримэлементов человечества… Да, в ту благословенную пору счёл бы он Новый Эдем именно садами эдемскими, раем для человека вольной профессии и вольных жизненных убеждений.
Счёл бы… Так оное выражение в сослагательном наклонении и осталось. Потому, что именно Молчанов, этот великий хакер и модноватый поэт, стал причиной достопамятного «Тараканьего светопреставления». Кошмар со столь витиеватым названием в конечном итоге стоил земной цивилизации трёх периферийных колоний, под шумок отложившихся от центральной власти, еще двух, под тот же шумок оттяпанных Горпигорой… А уж прочим убыткам и, как это не прискорбно, жертвам конечный итог удастся подвести ещё очень-очень нескоро… если удастся вообще.
Правда, настоящего конца света не получилось. С самой зари электронной эры людская цивилизация успела вдоволь нанаступаться на компьютерные… как их, ч-чёрт… ну, поговорка была такая – про допотопный аграрный инвентарь, имеющий какое-то отношение к грабежу… В общем, бездну шишек люди уже понабивали себе об глобальную компьютеризацию на разных исторических этапах её становления. Зато когда дошло до настоящего дела, когда компьютерные суперпаразиты без малого вышибли из-под человечества несущую опору – глобальную Интерсеть – помянутое человечество качнулось, но удержалось-таки на несметных всяких клинышках, подпорочках, расчалочках… Резервные «неприкасаемые» информотеки, аварийные глоб-локальные системы и сети, основанные на механокомпах, биокомпах, нуклеакомпах и прочих эндемиках, принципиально несовместимых с панстандартной системой и потому стопроцентно иммунных к её паразитам…
Без малого четыре месяца вся эта разношерстая путаница, треща, подаваясь и просаживаясь, мешала системам контроля, распределения, управления, связи и тэ дэ перевалиться за грань полного хаоса. А тем временем на свирепствующего в базовой Интеррасовой Сети компьютерного паразита навалились всем миром… идентифицировали его… нащупали пару-тройку убойных мест…
И только тогда кто-то из осмелевших масс-медионщиков впервые рискнул схохмить насчёт апокалиптического Зверя, который на поверку оказался компьютерным, да ещё вдобавок и тараканом. Хохму подхватили – наверное, потому, что именно как хохму её почти никто не воспринял.
Да, это Матвей Молчанов запустил в Интерсеть действующую модель апокалиптического Зверя. В то время он (не Зверь, а Молчанов) принуждён был к сотрудничеству с Интерполом и по программе защиты свидетелей обретался под фамилией Чинарёв студентом в училище Космотранса. «Тараканье светопреставление» было им учинено не ради генеральной репетиции конца света, а в силу неких других причин. Например, ради обеспечения безопасности своей нежно любимой шкуры. Молчанов-Чинарёв имел веские основания полагать, что радетелей о благе человечества и без него найдётся преизрядное множество среди населяющих Землю, земные колонии и отложившиеся миры четырнадцати миллиардов девятисот девяноста девяти миллионов девятисот девяноста девяти тысяч девятисот девяноста девяти людей (это то есть пятнадцать миллиардов минус М.Молчанов). А вот кожный покров пресловутого Молчанова содержит в себе одного единственного человека, кроме которого позаботиться об этом самом покрове некому. Так что совесть суперхакеру если и досаждала, то не шибко назойливо.
Тем более, что спасал-то он шкуру не только собственную, но и… Правда, Матвей вскоре категорически запретил себе вспоминать о второй спасенной им тогда шкуре… вернее, шкурке… еще вернее, о хозяйке её… А только эта самая шкурка была тогда для него куда дороже и собственной, и прочих миллиардов сущих в галактике человеческих шкур.
Могучей Интеррасовой Полиции пофартило дотянуться хваталами чуть ли не аж до причинного места самого «Макрохарда»… Ну, пускай даже и не собственно самого, а Промышленной Интерлиги – дело не в этом. Дело в том, что некто М.Молчанов и ещё парочка таких же нектов по глупости буквально напросились оказаться между этими интермонстрами, прущими друг на друга в форсажную лобовую. В результате-то Матвею и пришлось срочно изобретать способ убережения несобственной и собственной шкур. Сделать это удалось, лишь натравив табуны комптараканов на информотеки Интерпола и Лиги – не без заветной надежды, что через эту последнюю крепче крепкого достанется её истинному хозяину-учредителю. Ведь и при всём хорошем любой профессиональный комп-пользователь, а тем более – программист способен лишь разновсяческих гадостей желать безраздельному (и потому абсолютно беспардонному) диктатору рынка программной продукции. Подгребать под задницу да гноить конкурентоспособные разработки и целые направления; тайком изобретать да запускать в Сеть новые разновидности паразитов и героически спасать мир заранее подготовленными дезинфекц-программами – далеко не самые грязные Макрохардовские способы зарабатывать. А учитывая, что обнаглевшие макросы всё шире растопыриваются в смежные, не очень смежные и вовсе не смежные области интересов, и что стиль их деятельности одинаков во всех областях…
В общем, Матвей-Степан Молчанов-Чинарёв тогда с огромными трудностями сам отвертелся и очень ему небезразличного человека отвертел от неприятностей, чуть было не оказавшихся смертельными. И решил, что одного набора подобных переживаний хватит на всю оставшуюся жизнь.
Он бросил хакерство. Он даже стихи перестал писать (опознать известного автора по стилю произведения – пустяк для нынешней техники).
Студент Степан Чинарёв тихенько-неприметненько окончил училище, получил назначение бортпрограммистом на небольшой, но вполне солидный сухогруз класса «кросстар», и сумел на этот же сухогруз пристроить оператором карго-системы давнего своего неразлучного дружка и подельника Дикки Крэнга…
Оба приятеля, как ни странно, начали быстро привыкать к законопослушной жизни – сказалась неизведанная новизна ощущений. Было очень забавно со стороны наблюдать творящийся в мире бардак, выискивать всякие-разные возможности, в этом бардаке открывающиеся, и… и не использовать выисканное.
Но время шло, и в медовом вкусопарфюме исподволь заобозначивался хреновый оттенок. Как-то вдруг выяснялись пренеприятные факты. Например, что в огне не горящая и в воде не тонущая группа фирм «Макрохард» не только выкарабкалась живая-здоровая, но и удесятерила свои дивиденды (пока кое-кто развлекался бездельной игрой ума, прагматичные люди раздольно паслись на тучных нивах вселенского бардака). Вышло, что хотел вражину притопить, а на деле собственными ручонками ей, вражине, карман набил, помог вражинские её загребущие хватала ещё даже куда шире прежнего распустить.
Да, время шло.
Вселенский бардак рассасывался на удивление быстро.
И уже бесперебойно (ну, почти бесперебойно – как всегда, то есть) работала связь, и всё новые брэнчи глобальной Интерсети открывались неограниченному свободному доступу; и уже одна из засвоевольничавших было колоний запросилась обратно, а эскадра земного флота… то бишь – пардон – флота Объединённых Рас… так вот, эта эскадра под командованием отозванного из запаса героического ветерана по фамилии Изверов и по прозвищу Изверг вновь взяла под надёжный контроль какой-то там ключевой сектор пространства и даже уничтожила боевой корабль-разведчик (не то горпигорский, не то флерианский – в общем, какая разница чей)…
Крэнг всё чаще начинал ворчать, что, мол, синтезирована вся эта чавка по твоему заказу, а жиреют с неё другие, и не пора ли, мол, нам финишить с порядочностью, ну, притворились, притаились, переждали – надо так надо, но сколько ж можно?!
Матвей и сам чувствовал, что приходит пора либо вообще нафиг бросить подзатянувшуюся игру со скучным названием «Честный труженик Чинарёв», либо уже переходить на следующий уровень. Правда, что именно должен собой представлять следующий уровень честности, бывший хакер-поэт не имел даже приблизительного понятия.
Вот тут-то их корабль и получил тот проклятый фрахт на этот проклятый Новый Эдем…
* * *– Господин Чинарёв! Будьте любезны, брат мой, задержитесь, пожалуйста!
Так, это уже не встречный, а догоняющий. Тощая фигура в невообразимом сюртуке до пят… то есть это обычно до пят, а сейчас ветер вздувает полы чуть ли не выше пояса, открывая нескромным взглядам костлявые ноги, обремененные тесными полосатыми бриджами и огромными рыжими… как это… штиблетами. Не порыжелыми (неопрятность – грех), а именно рыжими. Такими же рыжими, как выровненная под нивелир стерня на впалых висках и как веснушки на глянцевитом черепе, сохранившем способность взращивать лишь нечто мохоподобное, прозрачное и крайне скудное.
– Господин Чинарёв!
Ч-чёрт… Тут не отделаешься призамедленным шагом и рассеянным «здрасьте» через плечо. Тут следует немедленно развернуться и заспешить навстречу, почтительно сдёрнув широкополое тульястое допотопье, украшенное идиотской пряжкой. Чтоб ты сдох, лысый тупоумный гусак…
– Здравствуйте, уважаемый господин попечитель! Как это вы с непокрытой головой в такую погоду?.. – и церемонный поклон (на, скотина, жри, задавись).
– Представьте, мой убор сдуло, и я за ним не погнался – очень уж спешил догнать вас… Главное, знаете, дело, а здоровье, удобства… Бог с ними.
Боже, какой тон! Ни дать, ни взять смертельно раненый воин, отказавшийся уйти с передовой. Чёрт тебя раздери с твоей спесью вместе…
– Господь да вознаградит вас за вашу самоотверженность, господин попечитель. Не угодно ли взять мою шляпу?
– Не беспокойтесь. Я-то скоро вернусь под домашний кров, а вот вы… Вы, похоже, в ближайшее время домой не собираетесь? – водянистые, опушенные рыжим глаза подёрнулись мутным ледком.
Искушенный Матвей Молчанов счёл бы, что такой взгляд больше приличествует следователю или прокурору, нежели мирному колледжерному попечителю. Но Степан Чинарёв искушенным не был, а потому лишь наивно похлопал ресницами и кивнул:
– Да вот хотел… э-э… хотел в естественных условиях понаблюдать редкое для здешней природы явление. Мне, как преподавателю, это необходимо, знаете ли…
Кажется, господин попечитель действительно знал – причём знал он гораздо больше, чем кое-кому хотелось.
– Ваши соседи, – задушевно выговорил господин попечитель, – слышали у вас в доме отзвуки… скажем так: чересчур громкой беседы. Уверяют, что различили голоса ваш, вашей наречённой и её почтенного батюшки. Говорят даже, будто вскоре после вашего ухода почтенная матушка благонравной девицы Виолентины посылала за врачом. Надеюсь, – тон господина попечителя сделался невыносимо приторен, – ничего богопротивного не случилось?
Та-а-ак… Проводись чемпионаты по скоростным доносам, обитатели Нового Эдема были бы вне конкуренции…
– Мы с невестой и её уважаемым батюшкой разучивали благодарственный хорал, – сказал Молчанов, продолжая по-чинарёвски хлопать ресницами.
– Вот как? Похвально… – господин попечитель с сомнением пожевал губами. – Надеюсь, вы не подведёте приютившее вас богобоязненное уважаемое семейство… приютившее вас и поручившееся за вас. Не так ли?
Матвей хотел было заверить, что, конечно же, «так ли», но его собеседник в заверениях не нуждался.
– Надеюсь также, – продолжал означенный собеседник, – что вы не забыли о судьбе вашей коллеги и предшественницы, девицы весьма лёгкого… м-м-м…. образа мыслей. Вы ведь собираетесь за пределы Златограда? Так вот, рекомендую соблюдать осторожность.
Господин попечитель отвлёкся, чтоб поздороваться с очередным прохожим (точней, пробегающим) и рассказать ему об унесённой шляпе и о деле, которое важнее удобств. Матвей решил было воспользоваться случаем, откланяться и сбежать, но затея не удалась.
– Кстати, о делах, – голос господина попечителя этаким хамелеоньим языком догнал и пришлёпнул качнувшегося уже прочь Матвея. – Вы, кажется, преподаёте детям какие-то ни с кем не согласованные новации? Или мне неточно доложили?
«Не доложили, а насверчали», – подумал псевдо-Чинарёв. Вслух же он довольно воинственно напомнил, что с самого начала соглашался вести один только курс программирования и комп-техники, а преподавание истории и культуры прародственных социумов директор колледжа навязал ему чуть ли не в приказном…
Господин попечитель, впрочем, в его оправданиях нуждался не больше, нежели давеча в заверениях. Господин попечитель, оказывается, пока нуждался только во вникновении в суть применённых новаций. И наставник Новоэдемского юношества Степан Чинарёв, вновь заморгав, принялся объяснять: он открыл, что древний киевский князь Владимир никак не мог крестить Русь, поскольку был на самом деле евреем… то есть иудеем. Просто невероятно, как долго этот факт ускользал от специалистов-профессионалов. Дело, наверное, в том, что специалисты приучены копать вглубь, а тут всё лежит на поверхности. Вот хоть былина «Данила Ловчанин», приведенная в хрестоматии, как пример древнеславянского литературного творчества – в ней князь Владимир называет каждого подчинённого-славянина гоем («ах ты гой еси, Данилушка Денисьевич» и т. п.).
Выслушав, господин попечитель минутку-другую поразмыслил и, наконец, изрёк: