Офицеры Эм-Ай 5 (контрразведки) сбились с ног о поисках нацистских диверсантов. Но то, что не удалось многочисленным комиссиям и контрразведчикам, сделали рядовые летчики — они нашли виновников. Ими оказались крохотные злые духи. Они гнездились в самолетах — в пазах и под обшивкой — и проказничали. Их окрестили гремлинами. Через некоторое время появились сообщения о них в американских газетах и журналах. Это привело к тому, что гремлины обнаружились и в Америке. Но в отличие от английских гремлинов, которые обитали только в военных самолетах, американские жили и размножались в двигателях автомобилей и мотоциклов.
Наряду с людьми, относящимися к гремлинам вполне серьезно, как, например, видный ученый Кимбол Янг, давший в своем труде «The Handbook of Social Psychology» научное освещение проблемы гремлинов, появились и скептики. Отказываясь верить в злых духов середины XX века, они всячески высмеивали это, по их выражению, модное суеверие. К числу скептиков принадлежал и Уолт Дисней, пустивший в ход карикатурное изображение гремлинов. Из зловещих существ, они превратились в забавных, милых бесенят. Смех убил веру, и после окончания войны о гремлинах перестали говорить.
Снова они появились в конце 1950 года — в танковых и артиллерийских частях американцев на корейском фронте. Они причинили большой вред 1-й дивизии морской пехоты во время ее поспешного отступления в районе Хамхына. Очевидно, эти гремлины были неамериканского происхождения.
4. ФИЛИП К., ЛИТЕРАТУРНЫЙ АГЕНТ
Как и следовало ожидать, Еве ничего не удалось выведать у оккультистов о таиландце. Ей заговорили зубы всякой чепухой о потустороннем мире.
Судя по тому, что секретарь редакции «Высшего Бытия» уклонился от разговора о Пуннакане, видно, что это дело не такое простое, как мы думали вначале. Поэтому я решил действовать осмотрительно, тщательно продумывая каждый свой ход.
Перед тем как нанести визит директору института политико-психологических исследований профессору Фортону, я попросил доцента Клеменса Ф., астрофизика, позвонить Фортону и отрекомендовать меня. Доцент охотно выполнил мою просьбу: я пристраиваю его статейки и рецензии (под псевдонимом) в «Имажинейшн», «Эмезинг» и других журналах фантастики, — ему приходится подрабатывать.
Фортон прислал письмо: он примет меня в субботу от 2.25 до 2.40.
Я приобрел в книжном магазине около здания факультета искусств и наук последние номера бюллетеня института политико-психологических исследований. Один из номеров был посвящен сегодняшней русской литературе. Здесь были статьи о всех жанрах, кроме фантастики.
Итак, тема для разговора есть. Я предложу Фортону автора, знающего русский и компетентного по части советской фантастики, моего университетского товарища, который сейчас сидит на мели.
В день визита к Фортону я решил прослушать публичную лекцию одного из сотрудников его института на тему «Экспериментальное изучение политических эксцессов азиатских экстремистов». Но я перепутал часы, и, когда вошел в малый зал музея этнографии и антропологии, лекция уже близилась к концу.
Лектор — коренастый, коротко остриженный, с быстрыми, энергичными движениями, похожий на игрока университетской бейсбольной команды — подводил итоги. Слушателей было немного: в первом ряду восседали упитанные дамы в золотых очках и пожилые джентльмены с военной выправкой, а задние ряды были заняты студентами-иностранцами, по-видимому, бирманцами или малайцами.
— Позвольте приступить к резюмированию. — Лектор стал писать на доске латинские и греческие буквы и математические знаки. — Вот схема того, как фрустрация, то есть душевная депрессия, возникающая в результате подавления инстинкта агрессивности, приводит к эксплозии деструктивных тенденций, принимающих вид открытого бандитизма или политических эксцессов, вроде операций партизан в Южном Вьетнаме.
Я тихонько выскользнул из аудитории.
Профессор Фортон живет за университетским парком, на берегу озера. Оставив машину у главных ворот, я решил пройти к озеру кратчайшим путем — по тропинке между рощей и решетчатой оградой бейсбольного стадиона.
Идти надо было осторожно: на тропинке валялись разбитые бутылки, жестяные банки и прочий мусор — публика после матчей приходила в рощу и пьянствовала на лоне природы. В дни, свободные от игр, здесь было безлюдно.
Я пошел по краю кювета возле самой ограды, спотыкаясь об обломки транспарантов и сплющенных рупоров — их побросали болельщики после недавнего матча с гавайцами.
Сзади раздался протяжный свист. Что-то прошуршало за решетчатой оградой, и в дерево передо мной ударился камень, очевидно пущенный из рогатки. Я оглянулся. За оградой, прильнув лицом к решетке, стоял мальчуган в зеленом джемпере, лицо его было вымазано сажей. Он просунул сквозь решетку водяное ружье и направил его на меня.
— Стоп! — крикнул кто-то сзади.
Я увидел другого мальчика, в комбинезоне. Он был в бумажной маске; выглядывая из-за дерева, он нацелился в меня таким же водяным ружьем,
— Не двигайся! — приказали мне с той стороны решетки.
— Во что игра? — спросил я, улыбаясь.
— Никакая не игра, — сказал мальчик за решеткой. — Клади пятидолларовую на дорожку, или пустим на твой новый костюм несмываемую вонючую жидкость. Никакая чистка не берет. И сам будешь вонять целый месяц.
— Быстро! — заорал тонким голосом мальчик из-за дерева и приложил ружье к плечу. — Считаем до трех. Ра-аз…
Я оглянулся:
— Вот я сейчас позову…
Мальчик за решеткой блеснул зубами:
— Пока будешь орать, костюм твой погибнет. Ну?
— Два-а! — взвизгнул мальчишка за деревом.
Дурацкое положение! Кругом ни души. За стадионом курсировали только грузовые машины, да и то по утрам, Юные бандиты действовали наверняка. Я пожал плечами и, достав пять долларов, бросил их на тропинку.
— Катись быстро! — приказал мне мальчик за решеткой.
Я заметил, что у него светлые волосы, — на них, по-видимому, не хватило сажи. В спину мне ударился камешек — из-за дерева выстрелили из рогатки.
— Не смей оглядываться! — заорал белобрысый. — Проваливай, падаль!
Я быстро зашагал вперед. Дойдя до конца рощи, обогнул ограду стадиона, проследовал мимо университетской лютеранской церкви и пошел по берегу озера, где среди прямых пиний и причудливо изогнутых японских сосен стояли особняки из стекла и дюралюминия.
Профессор Фортон ждал меня у входа на веранду — стройный, подтянутый, в белой матерчатой шляпе и в черном вязаном костюме для гольфа.
— Вы опоздали на пять минут, сожалею, — сказал он с приветливой улыбкой.
Он провел меня на веранду и, подойдя к бару-серванту, приготовил две порции коктейля, взял щипчиками лед из серебряной вазы и положил в бокалы. Двигался он легко и быстро, будто танцуя. На вид не больше тридцати пяти, с головы до ног выдержан в стиле «Айви лиг» — золотой молодежи из университетов восточных штатов.
Я решил умолчать о посещении лекции на тему об эксплозии, обусловленной фрустрацией, и о том, что по дороге сюда испытал на себе один из ее вариантов. Поговорив немного о наших общих знакомых, университетских профессорах и доцентах, я перешел к делу: предложил своего автора Хилари Т., который систематически следит за новинками советской фантастики.
Фортон сдвинул шляпу на затылок и попросил дать биографические сведения о моем друге. Я сказал, что Хилари Т., сын торгового моряка, учился в Англии, по окончании университета работал в издательствах и рекламных агентствах. Русский язык изучил по самоучителю.
Фортон поинтересовался, был ли Хилари в России. Я ответил, что не был.
— Ладно, — сказал Фортон. — Пусть шлет обзор советской фантастики за последний год.
— Я читал ваш бюллетень, посвященный разным жанрам советской литературы. Ваш институт серьезно занимается ее изучением?
Фортон объяснил. Возглавляемый им институт занимается советоведением в широком смысле этого слова — изучением советской политической и общественной жизни, быта и культуры. В сравнении с другими советоведческими исследовательскими центрами институт политико-психологических исследований еще очень молод, но в нем собраны молодые, талантливые ученые, которые смело применяют новейшие методы.
— Если не ошибаюсь, центром изучения Советского Союза у нас является Колумбийский университет?
— Вы отстали, дорогой друг. В Америке сейчас действуют сто пятьдесят советоведческих исследовательских центров. Сто пятьдесят! Самые крупные — это Русский исследовательский центр при Гарвардском университете и Русский институт при Колумбийском университете. Большую работу проводят такие центры, как Национальное бюро экономических исследований, библиотека Гувера и Объединенный комитет по славянским исследованиям. В ста семидесяти учебных заведениях функционируют кафедры по советской литературе. И еще есть очень много специальных советоведческих учреждений при различных организациях — правительственных, общественных, военных и полувоенных. В нацистской Германии и довоенной Японии тоже изучали Россию, но в крайне ограниченных масштабах и весьма примитивно…
— А вы применяете новейшие методы изучения?
На веранде появился тот самый доктор, коренастый, похожий на бейсболиста. Фортон представил его — профессор Крейгер.
— Один из первоклассных асов нашего института! — Фортон хлопнул Крейгера по плечу. — Блестящий представитель социально-психологического метода — бесподобно анализирует красных, но при этом, — Фортон прищурил глаз, — профессор не замыкается в рамках своего метода и временами довольно изобретательно пользуется отмычками других методов, в частности антропологического и этнографического. Тебе что предложить, Отто?
Крейгер вынул из кармана платок, вытер стриженую голову и облизал губы.
— Все внутри пересохло. Я сам себе состряпаю. Водка выборова есть?
Фортон подошел к бару и осмотрел бутылки:
— Есть только датская водка. Для твоего «Поцелуя ангела» подойдет.
— Нет, я хочу попробовать новую штуку. Последнее изобретение бармена отеля «Сандерберд» в Лос-Анжелосе. Называется «Стронций—девяносто».
Фортон одобрительно промычал:
— Роскошное название. Какой состав?
— На базе пятидесятиградусной русской водки. Затем шведский аквавит, шестидесятивосьмипроцентный перно, мексиканский кофейный ликер и японский самогон сьотю — гремучая смесь.
Фортон щелкнул языком:
— Пожалуй, немного смахивает на «Хиросиму».
Я сказал почтительным тоном:
— Вижу, что вы успешно исследуете новейшие коктейли.
Фортон и Крейгер громко расхохотались. Я сделал глоток из своего бокала. «Гибсон» мне понравился, хотя был довольно крепкий.
— Профессор Отто Крейгер недавно вернулся из Европы. — Говоря это, Фортон подтянул стул и поставил на него ногу. — Он был командирован мной сперва в Лондон, потом в Германию и работал в институте Восточной Европы в Тюбингене. Автор фундаментального труда о психологии советских людей.
Крейгер коротко поклонился, блеснув зубами. У него было открытое, простодушное лицо с веселыми глазами.
Фортон продолжал:
— Мы поддерживаем научные контакты со многими зарубежными центрами по изучению коммунизма. Обмениваемся литературой, устраиваем семинары, симпозиумы.
Крейгер добавил:
— С нами связаны не только исследовательские учреждения, но и отдельные советоведы в других странах.
— В Западной Германии и в Англии? — спросил я.
— Не только, — сказал Фортон. — Изучением Советов сейчас занимаются во всех странах Европы. И не только Европы. Мы держим тесную связь с рядом видных советоведов Аргентины и других стран Латинской Америки, затем Израиля, Турции.
— И с азиатскими советоведами, — добавил Крейгер, — например, с японскими, филиппинскими, южнокорейскими и таиландскими…
Разговор принял благоприятный оборот, нельзя было упустить момента.
— Кстати, насчет таиландских советоведов, — сказал я. — В ваших бюллетенях печатался некий Пуннакан, кажется, бывший гофмаршал. Писал довольно любопытные вещи. Где он сейчас?
Мне показалось, что Фортон и Крейгер быстро переглянулись. Прежде чем ответить, Фортон закурил сигарету и сделал несколько затяжек.
— Он уехал.
— Куда?
Фортон уставился на меня и улыбнулся уголком рта.
— Почему вас интересует Пуннакан?
— Кто-то мне сказал, что Пуннакан написал несколько фантастических рассказов на русском материале. Я литературный агент как раз по этому жанру, мог бы пристроить его вещи в журналах и заработать на этом. Поэтому и спросил. Он что, персона секретная?
Крейгер взглянул на Фортона и засмеялся.
— Я думаю, что оккультисты знают лучше о гофмаршале. Это они его выкопали откуда-то.
— Он, кажется, работал в их журнале, — заметил я. — А потом вы его отбили…
— Гофмаршал перемахнул к нам потому, что я лучше плачу. Фортон покачал ногой. — А куда он подевался, меня мало волнует. Дерьмо порядочное.
— Вероятно, он перешел к вам потому, что побывал в Советском Союзе, и ему захотелось написать статьи о коммунизме. А оккультисты этим не интересуются.
— Теперь они тоже стали интересоваться. — Крейгер взял из коробки сигару и срезал ее кончик на приборе, напоминающем гильотину. — Почуяли жулики добычу.
Фортон посмотрел на ручные часы и вытянул нижнюю губу намек на то, что я отнял у него слишком много времени. Подчеркнуто изысканные манеры сочетались у него с подчеркнутой бесцеремонностью. Я тоже решил не стесняться, подошел к бару, налил в рюмку джин и вермут, удобно расположился в бамбуковом кресле и обратился к Крейгеру:
— Значит, оккультисты тоже занялись советоведением? Интересно.
— Заказ вам сделан. — Фортон снова посмотрел на часы и еле заметно поклонился. — Жду вас со статьей вашего автора. Очень рад знакомству с вами. Должен ехать… мне надо переодеться.
— Пожалуйста, не беспокойтесь. — Я откинулся на спинку кресла. — Я подожду, мы выйдем вместе.
— Хотите, чтобы я вас отвез? — спросил он ледяным тоном.
— Нет, у меня машина, я оставил ее у главных университетских ворот.
Фортон еле заметно пожал плечами и вошел внутрь дома. Крейгер смешал в шейкере еще одну порцию коктейля и, сев рядом со мной, доверительно сообщил: глава местных оккультистов некий Рубироса, узнав, что администрация Фонда Киллорана собирается финансировать лучшие советоведческие учреждения, решил подставить руки под золотой дождь. Но у них ничего не выйдет. Изучать Россию с точки зрения потустороннего мира это чистое шарлатанство. Коммунистическую Россию надо изучать на основе строго научных методов, используя данные новейшей социологии и психологии и широко применяя математико-измерительные приемы.
Профессор Фортон и его помощники в ходе исследования тех или иных социальных явлений составляют соответствующие индексы, определяют категории и характеристики и на их основе выводят формулы, по точности не уступающие математическим. С помощью таких методов американские социологи уже добились больших успехов.
Крейгер заговорил о формулах Додда, определяющих социальную революцию и войну, о шкалах, с помощью которых можно измерять социально-экономические статусы людских контингентов. Такие шкалы предложили: американский ученый Чэпин, англичане Бэрч и Кемпбел, аргентинец Эстевес, японец Сакаки и один таиландский социолог, фамилию его Крейгер забыл.
— Пуннакан? — сказал я.
Крейгер отмахнулся:
— При чем тут Пуннакан? Постойте… вспомнил: его фамилия — Тхамабут, он окончил наш университет. На основе изучения среднего дохода населения города Одессы в штате Техас он вывел формулу неравенства между биосоциологическими параметрами. Эту формулу мы сейчас применяем в наших работах о России.
Со стороны гаража донеслись отчаянные протяжные вопли и пронзительный свист. Я вскочил, опрокинул бокал. Но Крейгер успокоил меня:
— Не обращайте внимания. Очередные трюки.
— Чьи?
— Арчибальда Второго.
Среди деревьев раздался детский плач, затем протяжный свист. Я спросил:
— Кто это?
— Имя тринадцатилетнего наследника Фортона — Арчибальд. Фортон-младший обычно развлекается в стиле японского фильма «Семь самураев». Не придавайте значения. Так вот… Мы составляем индексы-показатели культурного состояния советских республик. Но индексы по Советскому Союзу составлять очень трудно, потому что интересующие нас цифры не публикуются в советских изданиях. Приходится пользоваться цифрами из доверительных источников.