– Как это зачем? – не понял Нат. – Странный вопрос…
– Ну почему же странный? – снова удивилась Джейн, слегка покалывая своими острыми ноготками обнажённую грудь мужа. – Я действительно не понимаю, зачем тебе это нужно! Мы с тобой молоды, перед нами весь мир, в котором столько всего интересного и приятного, у нас есть деньги, которые можно со вкусом потратить на массу полезных вещей и удовольствий, а ты заморачиваешься какими-то там детьми! Всю жизнь мечтала – ходить с пузом, переваливаясь с боку на бок, как глупая толстая гусыня; потом мучаться, пока этот кусок мяса будет выползать из моего тела, орать от боли, а потом ещё возиться с мокрыми памперсами! И для чего? Чтобы лишить себя всех доступных нам удовольствий? Только ради этого?
– Подожди, подожди, – Нат перехватил руку жены, целеустремлённо и в тоже время словно ненароком переместившуюся с его груди на живот и ниже. – Но ведь мы же не вечно будем молодыми – мы состаримся! И потом, ведь до тебя миллиарды женщин рожали, и…
– Знаешь что, дорогой, – Джейн вырвала свою руку из его пальцев, пружинисто села на кровати, и Натаниэль почти физически ощутил, как в ней закипает раздражение, – я не собираюсь следовать заветам прабабок, игравших в свиноматок! По-твоему, основное назначение женщины – это быть родильной машиной, так, да? Только не надо сказок про стакан воды, который тебе подадут на старости лет благодарные отпрыски! Да они прежде всего буду думать о том, как бы поскорее спровадить эту старую руину – то есть тебя – в крематорий и получить наследство! Да, да, именно так! Нужно зарабатывать деньги, и тогда тебя до самой смерти будут заботливо облизывать нанятые няньки-сиделки, и безропотно выносить за тобой дерьмо, потому что ты им за это будешь платить – и хорошо платить, вот так! А дети… – и она брезгливо сморщилась. – А что до россказней о продолжении рода – оставь это пасторам, лепечущим что-то про рай и ад! Мне лично наплевать, что будет здесь, на это дрянной планете, после того, как я сдохну и стану бесплатным ланчем для червей. Живём один раз, и поэтому надо взять от этой жизни всё, что можно – и даже то, что нельзя! А если тебе так надо о ком-то заботится – если тебе меня мало, – давай заведём собаку: хлопот меньше, а удовольствие то же. А пользы – пользы даже больше: хорошая собака – это престижно.
Натаниэль смотрел на жену, на её длинные волосы, упавшие на тугую грудь, на глаза, светящиеся в полутьме спальни, как у кошки, и думал, что она чертовски хороша. И ещё он вдруг вспомнил, как Джейн без всяких угрызений совести пошла на эвтаназию своей матери, прикованной к постели, – после того как врачи сказали ей, что старушка никогда уже не встанет, но протянет ещё не один год, мучая себя и других…
И всё-таки она уступила ему – третий раз в жизни. Уступила после того, как пару раз перехватила взгляды Ната, которые он бросал на женщин с маленькими детьми – такие ещё иногда встречались в элитном районе, где они жили. Джейн поняла своим обострённым, каким-то поистине звериным чутьём, что её муж не успокоится; и дело может кончиться тем, что их уютное гнёздышко в один не очень прекрасный день развалится – если в нём не запищит птенец. Так родилась Кэролайн.
Весь период беременности жены остался в памяти Натаниэля как один непрерывный сюрреалистический бред на грани шизофрении – Джейн измучила его до предела своими беспричинными истериками и непредсказуемыми капризами. Он терпел, утешая себя тем, что ей, бедняжке, так трудно – ведь она такая нежная и хрупкая! – и только много лет спустя догадался: на девяносто процентов весь этот театр абсурда был срежиссирован и поставлен ни кем иным, как самой Джейн, желавшей таким способом обезопасить себя на будущее от возможного повторения подобного эксперимента. А родила она легко и быстро, несмотря на своё худощавое телосложение.
– Поздравляю вас с первенцем, мистер Бампо, – сказала ему сиделка-филиппинка в родильном доме, куда счастливый молодой отец явился с огромным букетом цветов, чтобы забрать Джейн и новорождённую дочь. – Ваша девочка – просто ангелочек! Вам так повезло – Господь щедро наделил вашу жену здоровьем, она вам и десяток детишек нарожает!
– Спасибо, – поблагодарил Нат, грустно подумав про себя: «А вот это вряд ли…»
Сама Джейн отнюдь не выглядела безмерно счастливой – скорее наоборот. Она очень быстро перестала кормить дочь грудью (чтобы не испортить фигуру), не вставала к малышке ночью, когда та начинала хныкать, и не купала её, предоставив эти заботы мужу. Натаниэль ждал, что у жены вот-вот проснутся древние материнские инстинкты, но этого не произошло – нежеланный ребёнок так и остался нежеланным и нелюбимым; крохотный верещащий комочек красной плоти не вызывал у Джейн ничего, кроме брезгливости. И даже когда Кэролайн немного подросла и сделала свои первые робкие шаги, мать осталась к дочери равнодушной – в лучшем случае она её замечала, но не более того. И девочка чувствовала это – когда Джейн изредка обращала на неё внимание, ребёнок тут же заходился плачем, и успокаивался только тогда, когда Нат брал малышку на руки. Отец ухаживал за девочкой сам – в пределах возможного, работу он бросить не мог, – а потом в доме появилась пожилая дебелая мексиканка-baby-sitter. Двум молоденьким смуглым и темноволосым претенденткам на эту должность, явившимся по объявлению, Джейн мгновенно – только взглянув мельком на их ноги и бёдра – дала от ворот поворот, а «мама Роза» её вполне устроила и избавила молодую мать от необходимости самой заниматься Кэролайн.
* * *Шло время, и вроде бы всё было хорошо.
Кэролайн росла. Она уже задорно носилась по лужайке у дома наперегонки с Бобби – громадным чёрным корсиканцем[6], безоговорочно признавшим малышку своей любимицей и хозяйкой и безропотно терпевшим потуги Кэролайн, когда она, сопя от усердия, тягала пса за уши или за хвост. Кличку псу дала Джейн, считавшая, что он очень похож на полицейских, которых они видели в Лондоне. Натаниэль не находил в собаке особого внешнего сходства с бравыми британскими блюстителями порядка, но охранником Бобби оказался превосходным – любой выказавший (пусть даже в шутку) недобрые намерения по отношению к Кэролайн, сильно рисковал: клыки у этой заботливой няньки и компаньона по детским играм были весьма внушительные.
Кэролайн росла, и в её характере всё чётче проступали черты, всерьёз обеспокоившие Ната – упрямство и откровенный эгоизм. Она привыкла к любви отца и к немому обожанию Бобби, привыкла к тому, что все её капризы тут же удовлетворяются, и привыкла считать себя центром внимания. Сам Натаниэль был единственным рёбёнком в семье, но он помнил слова деда, сказанные им когда-то давно своей дочери – матери Ната. «Ты дура, Рэйчел! У ребёнка должны быть братья и сёстры – только тогда он поймёт, что не ради него одного сотворён весь этот мир. А иначе… Вот раньше – нас было пятеро в семье, и мы…» – «Перестань, dad[7], – досадливо оборвала его Рэйчел. – Оставь ты эти свои фермерские замашки – теперь другие времена! Ты знаешь, сколько нужно денег, чтобы вывести в люди хотя бы одного ребёнка? Цены растут, как на дрожжах, жизнь дорожает, а я не хочу, чтобы мой Нат чувствовал себя хоть в чём-то обделённым». – «Дура ты, Рэйчел, – повторил старик, тяжело вздохнув, – мало я тебя драл в детстве, а теперь – теперь уже поздно…».
Однако первую же попытку Натаниэля заикнуться на тему второго ребёнка Джейн пресекла немедленно и яростно. Сначала она закатила мужу грандиозный скандал – «ты что, смерти моей хочешь, я чуть не померла от боли в этой гнусной родилке!», – а потом, зная пиетет Ната перед печатным словом, пустила в ход тяжёлую артиллерию.
– Вот почитай, что тут умные люди пишут! – с этими словами она швырнула на стол увесистый журнал, развёрнутый на странице с заголовком «Дети опасны для здоровья».
– Профессор социологии госпожа Робин Саймон и её коллеги из университета Флориды подтвердили то, что все родители давно подозревали: дети действительно сводят с ума своих пап и мам, – вслух прочитал Нат и недоумённо поднял глаза на жену. – Что за бред?
– А ты дальше читай, а потом скажешь, бред это или нет, – настаивала Джейн. – Ты читай, читай!
И Натаниэль прочёл. Группа Саймон воспользовалась данными национального опроса семей, проведённого в США ещё четверть века назад, в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов прошлого столетия. Опросом было охвачено свыше тринадцати тысяч мужчин и женщин, и в результате учёные пришли к выводу – статус родителя не только не приносит никаких ощутимых выгод, но и попросту вреден для психического здоровья. «Самым поразительным в полученных нами данных, – писала профессор Саймон, – является то, что не нашлось такого родителя, которого депрессия мучила бы в меньшей степени, чем бездетного человека. И мы считаем, – продолжала автор статьи, – что устоявшаяся точка зрения, будто бы дети являются ключом к личному развитию, а без ребёнка жизнь пуста и бессмысленна – не соответствует действительности. Наше исследование окончательно это доказывает»[8].
Нат отложил журнал, задумчиво посмотрел в окно, за которым на зелёной траве под присмотром «мамы Розы» играла с Бобби заливающаяся счастливым смехом Кэролайн, и перевёл взгляд на Джейн.
– И ты этому веришь? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.
– Я не только верю – я чувствую это на себе! – без промедления отозвалась Джейн. – Позавчера эта маленькая паршивка добралась до моего любимого косметического набора и разрисовалась до самых ушей! И ещё она пыталась накрасить помадой нос Бобби, а этот сукин сын только облизывался и смотрел на неё умильными глазами. Я чуть с ума не сошла, мне её прибить захотелось!
– Ну-ну… – неопределённо хмыкнул Нат, и Джейн, чутко следившая за настроением мужа, тут же сменила тактику.
– Ты ведь любишь меня, правда? – прошептала она, положив ему руки на плечи и упершись лбом в его лоб. – Ты ведь не хочешь, чтобы мне было плохо, а? У нас есть дочь, я родила её тебе, и не надо нам больше! Она действительно меня жутко раздражает – мне даже кажется, что когда-нибудь она меня просто убьёт… Я боюсь её! – голос Джейн дрогнул, а глаза наполнились слезами. – Боюсь…
«Да, убьёт, – подумал Нат, – так же, как ты убила свою мать. Очень может быть…»
Но вслух он ничего не сказал. Он чувствовал, что жена с ним искренна – несмотря на некоторую театральность её поведения. И она действительно на грани нервного срыва – за пятнадцать лет Натаниэль немного изучил её характер. В конце концов, нельзя же требовать от человека того, что он не в силах сделать…
* * *Но с мужем Джейн была нежна – никудышная мать оказалась хорошей и заботливой женой. Были у неё какие-то интрижки на стороне, не были – никто не мог сказать этого наверняка, но сама она старалась не давать мужу ни малейших поводов для ревности. Скорее наоборот – она не спускала глаз с него самого, моментально пресекая любые попытки любых особ женского пола в возрасте от шестнадцати до шестидесяти хотя бы приблизиться к границам допустимой вежливости между мужчиной и женщиной, не говоря уже о том, чтобы попробовать перешагнуть эти границы. Как-то раз Нат, разговаривая с женой по сотовому видеофону, забыл включить канал визуализации собеседника – Джейн не видела, где находится её муж, и чем он занят. Через две минуты (супруги работали на разных этажах громадного здания «High Tech») она влетела в его офис с видом спецназовца, врывающегося в гнездо опаснейших террористов – ей понадобилось гораздо больше времени для того, чтобы убедиться в отсутствии «состава преступления» и успокоиться.
Однако столь жёсткий контроль с лихвой окупался заботами Джейн о доме и о муже. Ни одна из тех бесчисленных бытовых мелочей, из которых соткана повседневная жизнь человеческая, не оставлялась ею без должного внимания. Для Ната, с полным правом считавшего себя ухоженным мужем, само собой разумеющимся было то, что в доме чисто, что постельное бельё всегда свежее и ароматное, что выглаженная рубашка всегда под рукой, а на туалетном столике всегда стоит полный тюбик крема для бритья. Джейн следила за уютом в своём трудолюбиво свитом гнёздышке тщательно, и стоило любой уложенной в это гнёздышко веточке – будь то маленькая трещинка в одной из кафельных плиток бассейна или строптивая травинка, чуть выбившаяся вверх посередине аккуратно подстриженного газона, – встопорщиться, как Джейн тут же устраняла своим клювиком замеченный непорядок. Она сумела и Кэролайн, смирившись с фактом существования дочери, сделать неотъемлемой частью общего имиджа полного благополучия семейства Бампо – со вкусом одетая хорошенькая бойкая девочка неизменно вызывала восторженные ахи и охи гостей и знакомых. Конечно, далеко не всё Джейн делала своими руками – её работа в «High Tech» требовала времени и сил. Но эта же работа, будучи основой благосостояния, позволяла ей нанять прислугу – кроме «мамы Розы», ставшей почти членом их семьи, Джейн помогали по дому приходящие кухарка и уборщица, а также садовник-пуэрториканец, одновременно выполнявший обязанности дворника. И – не в последнюю очередь – умная домашняя автоматика, реагирующая на голоса хозяев.
Джейн следила и за собой, тратя массу времени и уйму денег на фитнесс, шейпинг и врачей-косметологов. Крохотная морщинка в уголке глаза рассматривалась ею как стихийное бедствие, соизмеримое по своим последствиям с тропическим ураганом или землетрясением, и Джейн не успокаивалась до тех пор, пока эта злополучная морщинка не исчезала бесследно. И труды эти не были напрасными – в свои без малого сорок миссис Бампо выглядела лет на пятнадцать моложе. А питание вообще стало для неё чем-то вроде хобби – она выискивала самые замысловатые диеты и незамедлительно опробовала на себе их эффективность. «Ты рассчитываешь калорийность нашего ужина куда скрупулёзнее, чем специалисты из НАСА траектории космических аппаратов» – пошутил как-то Натаниэль, наблюдая за тем, как Джейн, сморщив нос и шевеля губами, следит на появляющимися на жидкокристаллическом дисплее домашнего компьютера символами. «Отстань, – буркнула она в ответ, не прекращая священнодействовать, – мне плевать, куда улетит запущенная в космос железяка – мне от этого ни жарко, ни холодно. А вот то, что мы с тобой съедим – это действительно важно!».
В конечном счёте все многоплановые усилия Джейн были подчинены одной-единственной цели. Она следовала – почти инстинктивно – древнему постулату, почти не изменившемуся за тысячи лет развития цивилизации: «Что нужно мужчине дома? Тепло очага и ласковая, всегда готовая к любви женщина!». И тогда этот мужчина сделает всё, что этой женщине нужно – причём сделает охотно и даже с радостью.
Джейн очень быстро отметила сексуальный темперамент Ната, и с тех пор интимная сторона их супружеской жизни сделалась для неё предметом повышенного внимания. Джейн придавала большое значение подбору косметики, духов и нижнего белья с тем, чтобы быть и оставаться для своего мужа единственной желанной женщиной – желанной всегда и везде, в любое время, в любом месте и при любых обстоятельствах. Впрочем, это не требовало от неё чрезмерного напряжения – Джейн и сама была большой охотницей до любовных утех и могла вымотать Натаниэля в постели до состояния выжатого лимона. Зато на борту лайнера, совершавшего круиз по островам Вест-Индии, их принимали за молодожёнов – и совсем не потому, что оба супруга молодо выглядели. Джейн и Нат постоянно были рядом, держались за руки и оказывали друг другу мелкие знаки внимания, что обычно присуще только-только познакомившимся юным влюблённым, но никак не мужу и жене, прожившим вместе двадцать лет. Они казались счастливой парой, и действительно были счастливы – в том смысле, который вкладывается в это понятие цивилизованным обществом на планете Земля в XXI веке.
* * *Компания «High Tech Corporation» уверенно занимала свою нишу на мировом рынке высоких технологий, занимаясь перспективными направлениями в микроэлектронике, энергетике и молекулярном синтезе. Девиз у «High Tech» был простой, но очень ёмкий – «От изобретения до внедрения», – и руководство компании неукоснительно ему следовало. При этом важно было не ошибиться в оценке перспективности того или иного проекта, иначе запросто могло выйти так, что время, силы и средства будут затрачены на эфемерные – пусть даже очень заманчивые – прожекты, тогда как куда более скромные, но сулящие быстрый экономический эффект реальные изобретения останутся без должного внимания.