— Возвращаюсь.
Зоран и так чувствовал, что укусы песчинок стали болезненнее. Они с большей яростью впивались в кожу. Он встал, отряхнул руку, надел перчатку. К комбинезону песчинки не прилипали, только к сапогам, но он все-таки испачкал салон флаера, правда не настолько, чтобы после возвращения на корабль отряжать робота чистить его.
Ветер бросил горсть песчинок внутрь флаера. Избавляясь от них, система кондиционирования сильно гудела, будто указывая Зорану на то, чтобы в следующий раз, забираясь во флаер, он был поаккуратнее и не напускал внутрь столько грязи. Но если она рассчитывала, что ему станет стыдно, то ошибалась, и все потуги пробудить в Зоране совесть были напрасны. Он заметил, что гудение системы кондиционирования даже приятно на слух, потому что напоминает завывания ветра, который гудит за окном, но никак не может пробраться внутрь.
— Я подумал, что ты решил добраться до корабля, когда ты принялся рыть землю. Почему так быстро вернулся? Я просто предупредил тебя, что ветер усиливается, но он еще неопасен, — фантом сидел в своем кресле в излюбленной позе, положив ногу на ногу, а руки на подлокотники.
— Он пролежал там миллион лет. Полежит еще немного. Сохраннее будет.
— Верно. Ты, кстати, совсем забросил наблюдение за племенем в реальном времени, а они не унимаются. Возводят курган. Забавно. Эти люди похожи на муравьев.
— Я не могу следить за всем, как это можете вы. Да и не до этого мне сейчас. Потом все просмотрю, — отмахнулся Зоран.
— В твоих глазах появился блеск, как бывает у тех, кто почувствовал близость золота. Такие глаза были у Кортеса или у тех, кто отправлялся мыть золото на Юкон. Смотри не подцепи золотую лихорадку. Очень опасная болезнь. От нее у тебя прививки нет. Излечиться от нее сложно. Часто — невозможно.
— Такие глаза были у Кортеса. Ха, — съязвил Зоран, — вы будете убеждать меня, что жили в то время, когда он грабил Южную Америку?
— Нет, конечно.
— Отлично, я и не сомневался. Но вы меня пугаете. По-вашему, выходит, что лучше оставить все как есть, о корабле забыть и не трогать его — пусть достанется кому-то другому, кто придет через следующий миллион лет. К тому времени, глядишь, и аборигены, если не вымрут, опять станут обладать высокими технологиями, начнут разработку полезных ископаемых и обязательно наткнутся на этот корабль. Все им и достанется.
— Но ты ведь хочешь лишить их такой находки. Они и так продемонстрировали тебе превосходный ритуал. Довольствуйся тем, что у тебя уже есть.
— Нет уж, извините.
— Ты ведь знаешь поговорку о том, что случается, когда погонишься за двумя зайцами.
— Да, но за двумя зайцами я не гонюсь. Корабль один.
— Как знаешь, я тебя предупредил.
— Более того, я забочусь об аборигенах. Вы догадываетесь, что произойдет, когда кто-нибудь из них обнаружит этот корабль.
— Ты говоришь о том, что у них уже будет государственность и они передерутся за обладание кораблем.
— Да.
— О, ты хоть представляешь себе, что произойдет с аборигенами, когда об этом корабле узнают на других планетах?
— Да.
— И все-таки готов его откапывать.
— Да.
— Из скромного научного сотрудника ты превращаешься в авантюриста.
— Любой на моем месте стал бы авантюристом, когда в руки идет такой куш.
— Ой, какие слова ты начал употреблять. Куш. Ха. Прежде я ничего подобного от тебя не слышал. В разговоре со мной ты все больше сыпал совсем другими формулировками. Дай-ка припомню. Ага. Вот. Слушай. «При всей схожести культур на Гренге и Соседате природные факторы послужили...»
— Не надо, — прервал его Зоран, — не надо все это мне повторять, а то меня стошнит. Вы ведь прекрасно знаете, что я могу ожидать за научные исследования. Очередное звание, то есть доктора наук, и прибавку к жалованью, которого, если долго копить, экономя на всем, хватит на подержанную яхточку. Годика через три-четыре, думаю. Это в том случае, если не покупать дом побольше.
— А документальный фильм? Права на его прокат тебе тоже кое-что принесут.
— Да, хватит на то, чтобы раз в неделю посещать недорогой ресторан, а если делать это вдвое реже, то удастся еще и угостить деликатесами не очень притязательную спутницу.
— Помнится, ты рассказывал, что большинство твоих спутниц привлекают в тебе не деньги или физические данные, а мозги.
— Бывало, бывало. Мозги, и думаю, что физические данные тоже, но точно не деньги. Однако все-таки очень хочется, чтобы мечта о яхте стала реальностью побыстрее, когда еще молодость не ушла, есть силы и я еще не успел превратиться в старика, которому сохранять неплохую форму помогают омолаживающие добавки да искусственные органы.
— Нахал. Пользоваться в споре со мной подобными аргументами — нетактично. Ты ведь знаешь, сколько у меня всевозможных киберзаменителей. Они работают превосходно, но упоминание о них в том тоне, который ты позволяешь себе, — оскорбительно.
— Извините, учитель. Я и в мыслях не держал задеть вас. Я совсем не имел вас в виду, говоря об искусственных органах, но если вы восприняли мои слова на свой счет, то прошу прощения.
Зоран встал с кресла и поклонился.
— Принимается, — сказал фантом, — но впредь будь осмотрительнее, а то ты начинаешь напоминать мне туземцев. Налет цивилизации стирается, словно пудра, а что же проступает под ним? Под ним проступает боевая окраска дикаря. У тебя в роду случайно не было пиратов? Или еще кого-нибудь, кто зарабатывал на жизнь на большой дороге?
— Не знаю, но думаю, что были, потому что веков десять назад иначе заработать на жизнь было невозможно, да и сейчас тоже, только формы сильно изменились. Суть осталась прежней. Одни грабят других.
— Браво. Я вижу, как твой далекий предок, только что спустившийся с дерева, сидит возле допотопного компьютера, лазает по сети и вскрывает банковские коды. В тебе заговорили гены таких пиратов, до сей поры не проявлявшиеся никак, ну разве что во время научных дискуссий, когда ты с таким пылом разносил позиции своих оппонентов, что будь у тебя в руках не указка, а сабля, ты вначале бы порубил обзорный экран, а затем и самих оппонентов, не успей они встать на твою точку зрения. Эти гены из рецессивного состояния перешли в доминантное, а катализатором этого процесса стал корабль Чужаков. Это мое наблюдение может стать отличной темой для научного исследования. Как меняется характер человека в зависимости от тех или иных условий.
— Нет, — закричал Зоран, театрально закрывая лицо ладонями, будто защищаясь от удара, — мне надоело быть подопытной крысой!
— Подопытным кроликом. Этот грызун вызывает у меня более положительные эмоции.
— Пусть так. Подопытным кроликом, — согласился Зоран, — но все равно надоело. Суть проблемы не меняется.
— Тебе надоели постоянные разъезды? Ведь тебе они нравились.
— И сейчас нравятся, и, возможно, я буду продолжать их, но в свое удовольствие, не думая о том, сколько мне за это заплатят, не думая о том, что для покупки хорошего костюма мне надо написать статью в научно-популярный журнал, причем языком попроще, чтобы ее смогли прочитать и понять те, кто после букваря читал не очень-то и много. Вы ведь тоже писали ради денег?
— Не всегда. Но бывало.
— Вот видите. Значит, вы меня поймете.
— Конечно. Я не буду тебя отговаривать. Я и не хотел. Но пока ты делишь шкуру неубитого медведя.
— Верно: Знаете, что я сейчас подумал, — если вести игру честно, то выигрывают другие.
— Правил не было даже в рыцарских турнирах, только некоторые поняли это гораздо раньше, чем ты.
— Надо улетать.
— Валяй.
Они сидели вот так друг напротив друга и что-нибудь пили каждый день, когда по корабельному времени приходил вечер, в течение трех недель, пока корабль добирался до ближайшего портала. Темы разговоров варьировались, но у Зорана был такой замечательный собеседник, что он и о способах приготовления особо стойкого цемента говорил бы так интересно, что мог заворожить любую аудиторию.
В высоком стакане писателя был коктейль под названием «Дайкири». Зоран пил то же самое. Много лет назад прототип фантома попробовал этот напиток, поскольку в ту пору увлекался творчеством одного писателя, которого сейчас помнят разве что специалисты. Года через два увлечение это прошло, а вот пристрастие к коктейлю осталось, а еще Балуев стал придерживаться мысли, что борода — это практично и красиво.
— Тебе не осточертела эта каюта? — спросил фантом, вытянул вперед руку с коктейлем и, чуть покачав его, так, чтобы кусочки льда застучали по стеклу, продолжил: — Ты ведь мог бы сделать что-то более соответствующее этому напитку.
— Конечно. Конечно.
Теперь они сидели на веранде небольшой хижины, укрытой пальмовыми листьями и державшейся на сваях, заколоченных в зыбкий песок. Высокие океанские волны с пенными гребнями, добегая до берега, теряли свои силы, ползли по нему, цепляясь за песок, а потом откатывались, оставляя отшлифованные камешки, ракушки и монетки со стершимися поверхностями. Волны думали, что людям понравятся эти подарки. Воздух наполнился влагой. Одежда их изменилась. Теперь на них были легкие рубашки и короткие штаны.
Огромная яркая оранжевая звезда висела в небесах. Глазам становилось больно, если смотреть на нее без световых фильтров. Зорану пришлось кое-что изучить, порыться в архивах, воссоздавая этот пейзаж, прежде чем он научился понимать фантом Балуева с полуслова.
— Так хорошо?
— Да. Я не стану просить тебя включить в нашу компанию Фиделя Кастро и Че Гевару.
— Я могу. У меня есть их фантомы.
— Ну понятно, что не клоны. Но не надо. Они все какие-то неестественные.
Зоран подумал о черных гробокопателях, которые разрывают могилы знаменитостей прошлых веков, чтобы достать их генетический материал. На черном рынке появлялись клоны и Мариуса Гормиса, и Леши Гначева, и многих других. Они стоили дорого. Они были интересны, но Зоран содрогался, когда слышал о них, поскольку знал, что нужно было сделать, чтобы их создать. Хотя существовал и более гуманный путь. Найти предмет, к которому прикасался Наполеон или Александр Македонский. Конечно, за десятки веков эти раритеты побывали в тысячах рук, но возможно, что...
Видя, что Зоран начинает клевать носом, а слова его становятся менее четкими и он не всегда правильно выговаривает звуки, фантом прощался, желал «спокойной ночи» и растворялся, хитро подмигивая. Он подозревал, что Зоран ляжет спать не скоро, а его сонный вид только маскировка, чтобы отделаться от фантома, не оскорбляя его.
И вправду, Зоран оставался в одиночестве минуту-другую, которые требовались, чтобы фантом Мии Альбины стал осязаем, но вытерпеть ее долго он не мог и никогда не проводил с ней ночь полностью, удивляясь тем людям, которые не жалели никаких денег, чтобы раздобыть хоть одну мельчайшую частицу ее тела и вырастить из нее клон. Многие копят на подобные клоны всю свою жизнь. Таблоиды сообщали, что после стрижки Мия Альбина требует сжечь отрезанные волосы, уничтожить ногти. В туалетах и ванных комнатах ее дома имеются установки, разлагающие выделения человеческого организма до такой степени, что они уже не годятся для выращивания клонов, и все равно частички ее тела попадают на черный рынок. Кто там подсчитает, сколько во Вселенной томится в заточении клонированных Мий Альбин?
Еще больше двойников.
В косметических мастерских из размягченных тканей лиц и тел штамповали все новых и новых Мий Альбин. Только на отчислениях за использование своего образа она могла сколотить приличное состояние. Салоны, по крайней мере те, что работали не подпольно и платили налоги, отчисляли авторские. Хватит и на поместья, разбросанные на нескольких звездных системах, которые соединяются персональными порталами, и на флот прогулочных яхт, и на штампованных любовников, и на многое другое. Вот только взгляд начинал уставать, то и дело натыкаясь на улицах городов на одни и те же лица и фигуры. Сперва это было интересно. Потом надоело. Теперь начинался обратный процесс. Двойники Мии Альбины стали подумывать над тем, в кого им можно перевоплотиться.
Глава 4
Уже на второй день фантом Балуев уговорил Зорана заняться просмотром и анализом собранных на планете материалов. Тот не очень-то и сопротивлялся, понимая, что иначе каждую секунду будет думать только о корабле, и к тому времени, как станет виден портал, совсем изведется, разнервничается, придет к заключению, что находку его обязательно кто-нибудь обнаружит, и, чтобы этого не допустить, надо немедленно возвращаться. До скончания своих дней он будет сидеть неподалеку от корабля Чужаков, как сторожевой пес, отгоняя всех, кто захочет к нему приблизиться. Многие таким образом помутились рассудком.
Параллельно Зоран раздумывал, где ему раздобыть денег на закупку оборудования и топлива и как это сделать побыстрее, не разглашая при этом никому своих планов. Правда, если он заявит в банке, что просит кредит на откапывание корабля Чужаков, то это скорее посчитают за не очень удачную шутку, чем за истинную причину, и кредит не дадут. Но мысль о том, что кто-то может его опередить, не покидала Зорана.
Ссуду в банке он взять не мог еще и потому, что закладывать ему было нечего.
Если он вернется на Сренегети — свою родную планету и начнет искать деньги там, это вызовет подозрение, ненужные разговоры, и, чего доброго, ему не позволят еще раз воспользоваться кораблем. Все-таки это не его личная собственность, а университетская, и дают корабль только для научных экспедиций. Поиски корабля Чужаков тоже можно отнести к таковым, хотя эта тема для Зорана, мягко говоря, не являлась профильной. Он полагал, что, заикнись о находке, дело закончится либо тем, что ему в темном переулке проломят голову, предварительно скачав из памяти его корабля координаты, либо ему не поверят. В любом случае, результат его не устраивал.
Корабль ему дали на полгода. Прошла только половина этого срока. Еще три месяца он мог не появляться в родных пенатах с отчетом о своих исследованиях. Лучше раньше времени не возвращаться.
Зоран перебирал в памяти кредитоспособных знакомых.
Оплачивал перемещение через порталы университет. Зоран согласовал свой маршрут, и ему придется писать объяснительную на имя директора, если он внесет какие-то изменения и выйдет из утвержденной сметы. Выложить необходимую сумму из собственного кармана было бы даже не накладно, а разорительно. На это уйдет гораздо больше, чем Зоран сумел скопить за долгие годы.
Поджимало и время. Три месяца — срок маленький.
Зоран с отчаянием пришел к выводу, что все, с кем он поддерживает знакомство, — нищие, как церковные крысы. На Альбеде обитал один из его знакомых, с которым он учился два семестра в университете. Тогда их отношения можно было назвать приятельскими, в дружбу они не переросли, но, расставаясь, они пообещали поддерживать друг с другом связь, что и продолжали делать на протяжении вот уже десяти лет. Переписка их носила формальный характер. Наговоренные на камеру дежурные фразы, приуроченные к национальным праздникам и дням рождения. Два-три сообщения в год. Не больше. Они нечасто выбивались за рамки стандартов и походили на приклеенную к губам улыбку. Ее надевают звезды виртуальных постановок, когда они приезжают на какой-нибудь фестиваль, где им обязательно надо понравиться взыскательной публике. Вроде человек и рад тебе, но при этом ты понимаешь, что ему глубоко наплевать на тебя, и хоть он и спрашивает «Как дела?», на самом-то деле его нисколько это не интересует.
Приятеля звали Родни Стюарт. Получив экономическое образование, он и дня не проработал по специальности, еще в университете занявшись мелкой коммерцией. Не снискав на этом поприще лавров и денег, стал продюсировать разнообразные проекты, связанные с популярной музыкой. Но мода слишком изменчива, и то, что еще вчера считалось популярным, сегодня проходило по разряду анахронизмов, если, конечно, накануне не успевало стать классикой. Грань между одним и другим была очень тонкой.