— Гасан! — закричал он. — Нужно послать спасателей в тяжелых скафандрах. Пятнадцать баллов.
— Они уже давно там, — немного помедлив, ответил Кадыров. — Только инфравизор у них барахлит…
И тут погасли красные штрихи хронотографа. Литвинов уже по памяти прошелся излучателем по последним горизонталям, впрочем, без особой необходимости — потенциал трещины стал слишком высок. Еще минута, и он достиг максимального значения. Трещина закрылась.
Литвинов бессильно откинулся в кресло и вытянул на коленях судорожно дрожащие от невероятного напряжения пальцы. Теперь оставалось сидеть и ждать, когда спадет ветер или, что более вероятно, упадет башня. Бесполезно пытаться выбраться наружу без скафандра, маску тотчас же сорвет ветром, да и добраться до пескотанка все равно не удастся… Как там стрелка? Ого, семнадцать баллов. Предел прочности башен — двадцать, это тщательно закрепленных… Пожалуй, все-таки упадет.
Отвратительный металлический скрежет заполнил всю кабину, слегка мутило от непрерывного раскачивания. «Не хватало еще заболеть морской болезнью», — вяло подумал Литвинов и стал тщательно привязываться к креслу. Только когда погас, дернувшись, словно в конвульсии, свет и лишь тусклые красные лучи аварийной лампочки врезались в плотную тьму, Литвинов вдруг вспомнил, что Поплавский не успел демонтировать эту башню, и, значит, тяжелый скафандр должен остаться в стенном шкафу.
* * *Литвинов сидел на пустом ящике из-под генератора и негромко разговаривал с бригадиром группы техобслуживания Богдановым, когда, грузно переваливаясь через барханы, к площадке подкатил большой красный вездеход с шестиугольной эмблемой Управления. Из вездехода неуклюже вылез Хлебников и, поздоровавшись со всеми за руку, пошел через всю площадку к Литвинову. У опрокинутой навзничь башни он на минуту задержался, окинул взглядом погнутые решетки основания, с корнем вывернутые из земли, перекрученные страшной силой опоры и некоторое время постоял у глубоко зарывшегося в песок купола. Монтажники, оторвавшись от работы, с любопытством провожали его взглядами.
— Здравствуй, Григорий, — сказал Хлебников, подойдя ближе, и протянул руку.
— Здравствуй, Иван, — Литвинов не спеша поднялся, стараясь не делать резких движений — тело все еще болезненно ныло. — Приехал полюбоваться?
Они помолчали, смотря друг другу в глаза. Богданов встал и, пробормотав что-то невнятное, деликатно отошел в сторону.
— Как Гасан? — наконец спросил Хлебников.
— Он был все время без сознания… Потому когда уже врачи прорвались к нам, начал бредить, — нехотя сказал Литвинов и, помедлив, добавил: — У него несколько тяжелых переломов, да и крови потеряно порядочно… Вот все, что я пока знаю.
— Как ты его вытащил? — спросил Хлебников, глядя в сторону.
Литвинов пожал плечами.
— Мы пробивались к Гасану два часа. Люк от удара заклинило, пришлось резать стенку, привязавшись к фермам. Тросы не выдерживали. — Они опять помолчали. Литвинов вглядывался в лицо Хлебникова и поражался, как сильно оно изменилось за сегодняшнюю ночь. Появились темные мешки под глазами, щеки ввалились, губы слегка подергивались. Да, Иван здорово изменился, пожалуй, больше, чем сам Литвинов.
Хлебников смотрел, как монтажники под руководством Поплавского начали погрузку на платформу пескотанка ферм башни Литвинова — она упала позже и была почти не повреждена. Поплавский волновался и давал слишком много указаний, но его слушались без возражений.
— Справляется? — кивнул головой Хлебников в его сторону.
— Конечно. Он будет очень хорошим начальником экспедиции, Иван. Очень хорошим и знающим. Ты ведь помнишь, он был любимым учеником Стельмаха, но пошел в хроноспасатели.
— Ты вылетишь послезавтра в Морское к Хендерсону, — хмуро сказал Хлебников. — Будешь у него в рядовых спасателях. Временно.
— Хорошо, — согласился Литвинов.
— Хорошо? — недовольно переспросил Хлебников, багровея. — Что же здесь хорошего? Ваши спасатели и так вот где у меня сидят со своей гусарской дисциплиной, а теперь… — Он безнадежно махнул рукой. — Ну ладно, разберемся… Пришла, однако, телеграмма с Земли от Стельмаха. Он настоятельно вызывает тебя в Институт.
— Что там? — спросил Литвинов, тихонько разминая отчаянно ноющее колено.
— В деталях не знаю… Кажется, готовится какой-то грандиозный эксперимент в районе Селигера. Стельмах очень настаивает на твоем присутствии… Где это было? — наконец спросил Хлебников.
Литвинов показал рукой на небольшую котловину метрах в пятнадцати от них.
— Она стояла на коленях и смотрела на горизонт. Видимо, приближалась буря. Это длилось очень недолго, секунд тридцать… Мы сделали все, что могли, Иван…
— Григорий, скажи откровенно… не щадя меня… Есть ли хоть небольшая надежда? Я ведь три года думал, что каверна…
— Очень небольшая, — тихо ответил Литвинов. — За тридцать лет было всего два случая, когда трещины открывались повторно, да и то на очень высоком потенциале хронополя, который нашим излучателям пока недоступен… Но когда-нибудь мы обязательно научимся искусственно вызывать появление хронотрещин. Может, это будет не скоро… Но тогда Марта будет жить. Тебя устраивает такой ответ?
Лицо Хлебникова смягчилось. Не говоря ни слова, он пожал Литвинову руку и медленно пошел к гребню бархана, туда, где четверо спасателей устанавливали шестигранный радиомаяк с миниатюрным контрольным хронотографом. На самом верху, сразу же за эмблемой Марса, ослепительно сверкал в лучах восходящего солнца металлический барельеф с изображением человека, в отчаянии прислонившегося к тонкой вертикальной линии, разделявшей почти непроходимой пропастью два мира — это был символ пропавших во времени…
— …Григорий Львович, вас вызывает на связь Рюмин, — раздался откуда-то сверху голос практиканта.
Литвинов, очнувшись от воспоминаний, нехотя пошел назад к башне. В который раз за последние месяцы он прокручивал в своей памяти случившееся, и каждый раз, как ни странно, это его успокаивало.
Конечно, говорил он себе, я совершил преступление, пошел на неоправданный риск. Гасан по моей вине остался на всю жизнь инвалидом… Но… но я и сейчас не поступил бы иначе, чего бы мне это ни стоило… Иначе — никогда. Никогда.
* * *Следующим утром излучатель наконец заработал в поисковом режиме, и Литвинов впервые не ушел в лес, а безвылазно просидел в отсеке управления, подчищая вчерашние коринские грешки и по видеофону весело перешучиваясь с невыспавшимися девушками-операторами. Особенно тщательно он проверил настройку излучателя, именуемого в просторечии «очи черные». Тот должен был определенным образом замутить сознание вновь вернувшихся к жизни людей и спасти их от неизбежного нервного шока, а затем вызвать непреодолимое желание следовать по заранее намеченным маршрутам к ближайшей из башен.
«Молодец мальчишка! — с удовольствием подумал Литвинов, включив контрольный пульт. — Нет, из него определенно выйдет толк. Надо будет поговорить с Реем Хендерсеном, пусть присмотрится при случае к парню». Литвинов подошел к настежь открытому окну и, вдохнув полной грудью сырой бодрящий воздух, немного полюбовался на туманный, еще какой-то сонный лес. «Если меня не обманывает интуиция, — подумал он, — сегодня или завтра ребята придут именно к нам. Все двадцать четыре человека, молодые, голодные и ничего не понимающие. Спасенные от небытия люди… Да, ради этого стоит жить!»
Выждав еще полчаса, Литвинов как ни в чем не бывало пошел будить Корина.
— Как же я так, — засуетился Корин, спросонья натягивая брюки шиворот-навыворот. — Да что ж это такое? Вчера же заводил будильник, и никакого эффекта. Неужели уже работает?
— Все нормально, Игорь, — доброжелательно усмехнулся Литвинов. — Вы молодец, все отлично работает, а сегодня моя очередь дежурить. Я почему вас разбудил? Скоро сюда могут заявиться голодные туристы, а у нас с вами две с половиной банки тушенки в полной боевой готовности… Кажется, вы поставили вчера жерлицы на озере?
— Я мигом, — радостно закричал Корин. — Там такие щуки ходили!
— Вот-вот, — закивал Литвинов. — Хорошая уха нам не помешает. А еще возьмите мой спиннинг — жерлицы жерлицами…
В ответ Корин стал копаться в обширном рюкзаке и скоро под восхищенные возгласы Литвинова выложил на стол маску с ластами и подводное ружье.
— Так нам привычнее, Григорий Львович, — скромно сказал он.
— Да и что за уха из одних щук!..
Он быстро собрался и марафонским солидным стилем побежал в лес. Наконец-то у него выдался день заслуженного отдыха и можно будет удивить Литвинова своей смекалкой и бывалостью. Кстати, не вредно зайти и в малинник…
Вернулся Корин только в полдень, нагруженный солидной добычей, порядком уставший, но очень довольный собой. Литвинова он нашел в генераторной, всего перемазанного в машинном масле и что-то невесело напевавшего себе под нос. Увидев Корина, он только коротко кивнул и пояснил:
— Что-то второй генератор барахлит… Ерши попались?
В ответ Корин показал длинный прут, унизанный полупрозрачными зеленоватыми «колючками».
— Это здорово… Игорь, вы часом в автоматике распределительного трансформатора не разбираетесь? Мы вот тут с ВИМПОМ окончательно друг друга запутали и здорово обалдели.
Робот, притулившийся в углу, имел действительно довольно глупый вид и что-то вяло паял в диком переплетении разноцветных проводов.
— Я мигом, — растерянно пробормотал Корин. — Вот только рыбу в холодильник… Да перестань паять, лапоть!..
Он отобрал у робота тяжелый блок и, охнув, выволок его на свежий воздух.
— Вот здесь мы тебя возьмем как миленького, — погрозил Корин.
— Ты что же, чудо-юдо, путаешь занятых людей, меня, старого, позоришь?
Через двадцать минут Корин уже вытащил на поляну необходимые приборы и, став на колени, погрузился в хитрую систему разъемов, «прозванивая» с помощью переносного пульта вышедший из строя блок. Было уже не жарко, тяжелые кучевые облака лениво плыли по небу и, часто закрывая солнце, вызывали легкий прохладный ветерок. Прошло часа два, когда Корин услышал осторожный шорох где-то за ближайшим кустом орешника и нехотя поднял голову. Перед ним стоял огромного роста мужчина в тяжелых болотных сапогах и грязно-зеленого цвета комбинезоне. В руках он держал что-то похожее на оружие. Больше Корин не успел ничего разглядеть, потому что на него со страшной силой понесся сапог со стальным жалом на носке. Только отличная реакция тренированного дзюдоиста спасла Корина. Он рывком подался в сторону, руки его автоматически перехватили смертоносную ногу и перебросили, напрягшись, тяжелое тело назад за спину. Но тут же еще двое в зеленой форме прыгнули на Корина из кустов и навалились на него всей тяжестью. Корин ничего не понимал. Он инстинктивно выдернул левую руку и нанес удар согнутым локтем одному из нападавших в грудь. Тот сразу же обмяк и начал сползать на землю, но в тот же момент что-то тупое обрушилось Корину на затылок, и он потерял сознание.
…Голова отчаянно болела. Во рту плавал какой-то отвратительный тошнотворный привкус, кажется крови. Корин с трудом открыл глаза. Он лежал лицом к земле, онемевшие руки были туго связаны за спиной, ног он не чувствовал. Собрав все силы, Игорь перевернулся на спину и попытался сесть. Тут же его жестоко ударили сапогом в лицо, но он выдержал и не упал, только выплюнул горькую кровяную жижу с зубной крошкой пополам. Рядом сказали что-то по-немецки и несколько человек в ответ смачно загоготали.
Их было много, людей в защитных комбинезонах, с плащ-палатками за спиной, с зелеными, в пятнах, касками, из-под которых выглядывали какие-то очень одинаковые жестокие лица. В руках у всех были автоматы, за поясами висели металлические фляжки и ножи в кожаных ножнах. На земле в кучу свалены туго набитые рюкзаки.
«Вот так туристы», — неожиданно понял все Корин и, с трудом поворачивая шею, поискал взглядом Литвинова. Тот стоял понурив голову у подножия башни с каким-то странным, виноватым видом. Рядом стояли двое фашистов, и еще один, в расстегнутом кителе, по-видимому офицер, что-то резко спрашивал Литвинова по-русски.
«Ну дела, — ошеломленно подумал Корин. — Неужели он не сопротивлялся?» Но тут же увидел двух немцев, ничком лежавших на земле в тени башни. Им никто не пытался помочь, видимо, это было ни к чему. «Ай да Литвинов, — подумал Игорь. — А вот я сплоховал. Слаб оказался Корин. Скрутили как ребенка, гады, даром что дзюдоист…»
Но тут его снова страшно ударили прямо в лицо.
Литвинов молча наблюдал, как большой рыжий немец со зверским лицом избивал ногами Корина под громкий смех и подбадривающие возгласы приятелей, и чувствовал, что снова против воли кровь бросается ему в лицо и он начинает терять контроль над собой.
Спокойнее, спасатель, сейчас самое главное — сохранить хладнокровие… Ах, гад…
В этот момент Корин, уже весь залитый кровью, как-то неуловимо повернулся и выбросил вперед связанные ноги. Рыжий гад охнул, перегнулся пополам и медленно повалился на бок. Бурный взрыв хохота, потом один из фашистов, не переставая смеяться, шагнул к Корину, поднимая дуло автомата.
Офицер, не дождавшись от Литвинова ответа на трижды заданный вопрос, проследил его окаменевший взгляд и крикнул:
— Хольц, отставить! Сволочи, вы забыли, зачем вас сюда послали? Отто, принимай командование!
Смех сразу же смолк, и фашисты, оставив в покое бессильно лежащего на земле парня, четко и слаженно стали занимать круговую оборону вокруг башни, орудуя короткими широкими лопатами и маскируя окопы зелеными ветками кустарника. Двое потащили тяжелый ящик, похоже со взрывчаткой, к башне и, помедлив, осторожно полезли с ним в генераторную.
— Не вынуждайте меня применять силу, — с неприятным акцентом громко сказал офицер. — Вы отказываетесь отвечать на вопросы?
— Нет, почему же, — поспешно сказал Литвинов, еще, раз с жалостью досмотрев на неподвижно лежащего Корина. — Я готов отвечать, господин офицер.
— Посмотрим, — холодно сказал тот, усаживаясь на почтительно подставленное кресло. — Где остальные члены вашей группы?
— Нас было только двое, — ответил Литвинов мягко, пытаясь не раздражать офицера, еще сравнительно молодого немца с узковатым, немного лошадиным лицом. Одна щека его с большой черной родинкой изредка конвульсивно вздрагивала, словно от назойливой боли, но холодные бледные глаза говорили об известной выдержке и силе воли.
— Вы лжете, — резко сказал он. — Такую установку не могут обслуживать двое. Потом, где-то должна быть охрана… Кстати, — небрежно спросил он, — установка в действии?
Литвинов понял — офицер растерян и пытается показать, что ему отлично известно назначение странной башни, мол, имперская разведка не дремлет. Это было смешно, но Литвинов думал сейчас только о том, как бы дать знать своим о неожиданном появлении группы фашистских десантников. Страшно подумать, но через несколько часов сюда должен приехать вездеход с ребятами из бригады техобслуживания для проведения профилактических работ. А что будет, если из леса вдруг выйдет группа спасенных туристов и, не ведая об опасности, прямо пойдет на автоматы?..
— Да, башня работает, — грустно сказал Литвинов. — Но, поскольку излучение башни опасно для здоровья, держать много людей здесь нерационально.
— Тогда почему же вы не сбежали? — усмехнулся офицер, постукивая вырезанной из орешника тросточкой себя по сапогу. — Ты принимаешь нас за детей, русская сволочь?
Он сделал рукой знак солдатам, и сразу же на Литвинова обрушились тяжелые удары. Он решился и двумя молниеносными движениями рук положил десантников на землю. Потом, прежде чем офицер с искаженным лицом успел выхватить револьвер, примирительно сказал:
— Мы же договаривались без насилия, господин офицер?
Тот, подумав, спрятал револьвер за пояс. Но тут же два злых дула больно ударили Литвинова в бока.
— Деретесь вы хорошо, — задумчиво проговорил немец, покачиваясь в кресле. — Но учтите, в следующий раз вам это не поможет… Ганс! Свяжи ему руки.