Макаров поскреб подбородок и решил все-таки задать вопрос.
— Прошу прощения, как ваше отчество? — обратился он к Лапину.
— Петрович, — ответил Лапин, показал на освободившийся после Гринберга стул. — Сядем?
— Пожалуй, да, — кивнул Макаров, послушно присаживаясь на указанное место. — Семен Петрович, можно вопрос? — Лапин молча кивнул. — Что это с ним?!
— Он всегда такой, — ответил Лапин. — Двадцать лет знакомы.
— Да нет, я про Калашникова, — махнул рукой Макаров. — Какой «энтер»? Что он такого увидел?
— А, — протянул Лапин, — Сеть эта окаянная! Картинки он в глазах увидел, картинки. Такие, что все вокруг застят.
— Это после таблетки? — уточнил Макаров. — После того, как он ее к груди приложил?
— Верно, — кивнул Лапин. — После таблетки. Лирк называется.
— И надолго это с ним? — обеспокоенно спросил Макаров.
— Привыкнет, — уверенно ответил Лапин. — Через неделю в гости позовет. А может, и раньше.
— Через неделю, — повторил Макаров и посмотрел в сторону высившегося над рекой холма. Две маленькие фигурки, черные на фоне закатного неба, стояли на его вершине, время от времени размахивая руками. — Ну ладно, с Калашниковым все понятно; а как же я? Что мне теперь делать?
— Обживаться, — ответил Лапин. — На первое время здесь, у меня. Изба большая, родичи в разъездах, места хватит. Сейчас ужинать будем, а там и гости подоспеют.
— Гости? — забеспокоился Макаров. — А я не помешаю?
Лапин засмеялся:
— Скромный ты очень, Павел Александрович! Они ж на тебя посмотреть придут!
— На меня? — удивился Макаров. — Зачем это?
— Ну как же, — Лапин развел руками. — Первый человек из прошлого, да еще Павел Макаров. Тот самый Макаров!
— Какой еще «тот самый»?! – возмутился Макаров. — Семен Петрович, я так больше не могу! Здесь явно какое-то недоразумение!
— Недоразумение, — кивнул Лапин. — А нам надобно разумение. Посидим, поговорим, откушаем, чего Бог послал. Тут недоразумению и конец!
С этими словами Лапин засунул руку в объемистый карман своих просторных белых одежд и вытащил на свет пузатую бутыль с узким горлышком. Поставил на стол, обтер рукавом этикетку и подмигнул Макарову:
— Очищенная. Сам делаю!
Глава 3. Тот самый Макаров
Пора уходить от культуры «калашникова»!
П. Мушшараф1.
Павел Макаров осторожно открыл один глаз и тут же закрыл его обратно.
Спать, подумал он. Нужно спать. Потому что просыпаться в таком состоянии — смерти подобно.
Однако у желудка на этот счет имелось собственное мнение. Макаров сглотнул слюну, пытаясь сдержаться, заворочался на кровати — и едва успел повернуться на бок.
Свесив голову вниз, он несколько раз дернулся в приступе рвоты, сплюнул, сглотнул, еще раз сплюнул. И только после этого решился еще раз открыть глаза.
В комнате стоял полумрак. Плотные шторы закрывали маячившее в отдалении окно, на полу расплывалось неаппетитного вида пятно. Макаров застонал и ни к селу ни к городу вспомнил какой-то хрустальный саркофаг. Вот бы сейчас туда, подумал он. Сразу бы полегчало.
Макаров перевернулся на спину, подоткнул под голову часть одеяла и сделал еще одну попытку уснуть. Надо же было так нажраться, подумал он. А ведь поначалу чай пили, с чего это я за коньяком ломанулся? Ах да, свет в подвале погас, а потом какая-то чертовщина началась. Кстати, а где я вообще нахожусь?!
Макаров приподнял голову и огляделся по сторонам. Вроде бы Калашниковская квартира, подумал он. Шторы он поменял, что ли? И потолок? Нет, я где-то в другом месте…
Макаров сфокусировал взгляд на ближайшей стене — и мгновенно вспотел.
Всю стену занимал громадный телевизионный экран, в котором отражался слегка уменьшенный силуэт завешенного шторами окна.
Свят-свят-свят, подумал Макаров. Это что же, все еще сон? Все еще Звездная Россия?!
При этой мысли Макарову стало совсем плохо. Он зарылся лицом в матрас и закрыл голову руками. Кто-то на звездолетах летает, а я вот… Валяюсь здесь, как под забором.
— Доброе утро, — раздался со стороны окна незнакомый голос. — Как вы себя чувствуете?
Макаров со стоном повернулся.
— Плохо, — сказал он. — О-очень плохо!
— Сейчас исправим, — сказал незнакомец, раздвигая шторы. Макаров зажмурился от яркого света. Послышался легкий стук, а вслед за тем в комнату ворвался холодный свежий воздух. Май, вспомнил Макаров. У них здесь май.
— Время — одиннадцать часов, — сообщил незнакомец, — температура шестнадцать градусов. — Его спокойный, уверенный голос породил у Макарова новую цепочку воспоминаний. Хрустальный саркофаг, возвратившееся зрение, желание прыгать до потолка; высокий врач в белом халате, говоривший столь же коротко, четко и ясно. — А теперь попробуйте сесть.
Вот именно, подумал Макаров. Попробуйте.
Он сделал глубокий вдох, скинул ноги с кровати и, оттолкнувшись обеими руками, перевел себя в вертикальное положение. Голова тут же закружилась, комната опасно качнулась влево.
Незнакомец уже стоял перед Макаровым, держа в руке прозрачную чашку с темной жидкостью.
— Вот, — сказал он, протягивая зелье, — выпейте это. Потом обопритесь локтями на колени. И две минуты не шевелитесь.
Невозможно, подумал Макаров. От такого похмелья надо дня три отходить.
Он взял кружку, зажмурился, резко выдохнул воздух — и заглотил содержимое, не разбирая вкуса. Только бы не обратно, мелькнула мысль.
— Локти на колени! — скомандовал врач. Макаров уже не сомневался, что это именно врач. — Вот так!
Он помог Макарову принять классическую позу кучера и встал рядом, готовый в любую минуту прийти на помощь. Макаров посидел минуту, ожидая действия странного напитка, не оставившего после себя ни вкуса, ни запаха. Потом поднял голову.
— Простите, — сказал он, разглядев наконец стоявшего перед ним врача. — Я не должен был так напиваться.
Врач ничего не ответил. Он оглядел Макарова с ног до головы, удовлетворенно кивнул, протянул руку с чашкой к изголовью кровати. Макаров повернул голову в ту же сторону и обмер: чашка прилипла к белым, в мелкую крапинку обоям, растаяла, словно масло на сковородке, и бесшумно впиталась в стену.
Врач скрестил руки на груди и снова посмотрел на Макарова.
— Все, — сказал он. — Можете вставать.
— Точно? — с сомнением переспросил Макаров и вдруг понял, что врач не врет. Похмелье куда-то улетучилось, в тело вернулась вчерашняя легкость. Макаров осторожно поднялся на ноги и почувствовал острое желание немедленно сделать зарядку.
— Спасибо вам, — сказал Макаров, вспомнив, кому он обязан чудесным исцелением, — простите, не знаю, как вас звать…
— Не за что, — ответил врач. — Это моя работа. А звать меня можно по номеру. Второй.
— Что значит — по номеру?! – удивился Макаров. — Разве у вас нет нормального имени?!
— Коттедж Семена Лапина, — ответил врач, — поселок Уральский, средний Урал.
— Это адрес, — сказал Макаров, чувствуя нарастающую тревогу. — А имя?
— Вы не поняли, — улыбнулся врач. Он шагнул к стене, прислонился к ней спиной. — Я и есть коттедж.
С этими словами врач начал медленно растворяться в стене. Макаров разинул рот, протянул руку, чтобы вытащить своего странного собеседника обратно, но не закончил движения, потому что вытаскивать было уже некого.
— Теперь понятно? — спросил врач, появляясь из противоположной стены.
Макаров повернулся на голос. Врач, а теперь уже не врач, а человек-коттедж стоял перед ним, нисколько не изменившись — тот же бежевый комбинезон, тот же рост, те же безупречно уложенные светлые волосы и приветливое, открытое лицо.
— Вы не шутите? — без особой надежды поинтересовался Макаров.
— Зачем? — удивился человек-коттедж.
Действительно, зачем, подумал Макаров. Двадцать третий век. Тут и без всяких шуток есть отчего спятить.
— Но если вы — коттедж, — спросил он, хватаясь за последнюю соломинку, — тогда почему — Второй?
— Первый чейн обслуживает хозяина, — ответил коттедж. — А вам, как гостю, положен второй.
— Чейн? — переспросил Макаров.
— Человекообразный интерфейс, — пояснил коттедж. — Сокращение.
Двадцать третий век, подумал Макаров. С виду человек, а на самом деле… Даже непонятно, кто!
— Ну что ж, — сказал он и протянул руку. — Здравствуйте, Чейн Второй! Меня зовут Павел Макаров.
2.
Рукопожатие чейна ничем не отличалось от человеческого. Ладонь оказалась теплой и даже слегка влажной, никакого стального каркаса под пальцами не прощупывалось. Точная копия человека, подумал Макаров. Прямо как мы с Калашниковым.
— Пойдемте, — сказал чейн, — я покажу вам дом.
— А это действительно дом? — уточнил Макаров. — У меня такое ощущение, что комнаты в нем то появляются, то исчезают…
— Так обычно и бывает, — кивнул чейн. — Но этот дом не меняется. Семен Петрович построил его своими руками.
— Да?! – воскликнул Макаров и многозначительно посмотрел на стену. — А как же…
— Да вот так, — ответил чейн, поняв вопрос с полуслова. В мгновение ока он сделался жидким, обрушился на пол тяжелыми вязкими каплями, расплылся стремительно просветлевшей лужей и без остатка впитался в неструганое дерево. — Мы существуем между обычных вещей, — продолжил чейн, спрыгивая с потолка. — Но сам дом — настоящий!
Макаров покачал головой и засунул руки в карманы. Сделав это, он наконец осознал, что на нем все те же старые джинсы и рваная коричневая куртка, в которых он вышел из подвала к майскому солнцу двадцать третьего века. Правда, на теле они ощущались как новенькие, и пахли утренней свежестью. Выстирали, пока я спал, подумал Макаров. Обслуживание, как в пятизвездочном отеле.
— Ну, тогда пойдемте, — сказал Макаров.
Чейн тут же оказался у двери, раскрыл ее и вышел в следующую комнату.
Архитектура Семена Лапина оказалась столь же лаконичной, как и его речь. Дверь спальни выходила в прямоугольный зал со стеклянной крышей и громадным, почти во всю стену окном с видом на реку. Посреди зала располагалась лестница на первый этаж, вдоль глухой стены выстроились двери в гостевые комнаты, у длинного окна стояли три столика и дюжина стульев.
— Совсем как у нас, — пробормотал Макаров.
— Пойдемте вниз, — предложил чейн. — Я покажу вам санузел и кухню.
Они спустились по скрипучей лестнице, устланной вытоптанной пальмовой циновкой, и оказались в просторной прихожей. По левую руку Макаров увидел широкую дверь в сад, открытую по случаю теплой погоды, а прямо перед собой — вчерашнюю веранду, на которой и происходил злополучный ужин.
— Санузел, — чейн указал на дальнюю от Макарова дверь. — Четыре туалетные кабинки, две душевые, парная и бассейн.
— Понятно, — кивнул Макаров.
— В точности как у вас, — улыбнулся чейн, — в двадцать первом веке.
Макаров вспомнил свой грязный подвал, тонкую струйку холодной воды из ржавого крана, забранные фанерой оконца — и невольно усмехнулся.
— Кухня, — сказал чейн, раскрывая двустворчатую стеклянную дверь.
Макаров повернул голову и увидел помещение размером с небольшое кафе. Широкий разделочный стол, мойка для посуды, шкафчики для специй, подставки под тарелки — все это выглядело весьма странно на фоне растворяющихся в воздухе и вновь возникающих из ниоткуда вещей.
— Кухня? — удивленно переспросил Макаров.
— Семен Петрович часто готовит вручную, — пояснил чейн.
— А если мне просто захочется поесть? — спросил Макаров. — Где здесь у вас холодильник?
— Холодильник не нужен, — ответил чейн. — Просто щелкните пальцами. Ну же, смелее!
Макаров послушно щелкнул пальцами.
Чейн растаял в воздухе и тут же возник у разделочного стола — в белом фартуке, поварском колпаке и с улыбкой во весь рот.
— Что будем кушать? — спросил он, залихватски подхватив со стола поднос.
— Да пока ничего, — ответил Макаров. Как ни странно, есть ему не хотелось. Возможно, сказывался вчерашний ужин, который Макаров никак не мог вспомнить. — Расскажите лучше, что здесь вчера было. С чего это вдруг я так напился?
— Пойдемте на веранду, — предложил чейн, в мгновение ока избавившись от фартука, подноса и колпака. — С какого момента рассказывать?
— С самого начала, — твердо сказал Макаров. — С первой рюмки!
Веранда, располагавшаяся со стороны парадного входа, состояла из двух половинок. Левая ее часть, увитая какими-то ползучими растениями, больше походила на зимний сад, зато правая оказалась совсем знакомой. В центре ее стоял деревянный стол, вокруг него — плетеные кресла. На столе громоздились пузатые бутылки с узким горлышком. Пересчитав их, Макаров издал горестный вздох.
— Как говорит Семен Петрович, — назидательно заметил чейн, — под хорошую закуску, да если угощают, пить можно до бесконечности!
— Только бесконечность эта быстро кончается, — мрачно заметил Макаров. — Шесть бутылок. Литровых!
— Но и вас было шестеро, — пожал плечами чейн.
— Шестеро?! – с ужасом переспросил Макаров.
Он помнил только Лапина, да еще вертелась перед глазами чья-то остроносая физиономия. Владельца физиономии звали Колей.
— Семен Петрович, — перечислил чейн, — вы, Николай Шубников, Сандра Вуртц, Олег Каро и Марат Таранцев.
— И что же мы с ними делали?! – убитым тоном спросил Макаров.
— Ели, — ответил чейн. — Пили. Разговаривали.
— О чем? — воскликнул Макаров. — О чем разговаривали-то?
— О вас, главным образом, — сказал чейн. Он наморщил лоб, словно человек, вспоминающий давнее прошлое. — Потом — об эксперименте Таранцева. Потом — о людях двадцатого и двадцать третьего века…
— А что обо мне говорили? — спросил Макаров. — И что я сам… говорил?
— Вас в основном спрашивали, — сообщил чейн. — Огорчались, что вы из две тысячи первого года.
— О чем спрашивали-то? — с беспокойством спросил Макаров. Он вспомнил, какую ахинею обычно нес в пьяном виде, и покраснел от смущения.
— Может быть, — предложил чейн, — вы все-таки позавтракаете? Семен Петрович говорил, что у вас будет насыщенный день.
— Тогда надо поесть, — кивнул Макаров. Не успел он произнести эти слова, как чейн снова выхватил из воздуха поднос и вопросительно посмотрел на Макарова. — На ваш выбор, Второй!
Чейн мигом накрыл на стол. Присмотревшись, Макаров заметил, что человек-робот снимает блюда с пустого подноса. Присмотревшись еще внимательнее, он понял, что тарелки вместе с содержимым выдуваются у чейна из ладони, застывают в виде материальных объектов и только тогда оказываются на столе.
Приятного аппетита, подумал Макаров, поспешно отводя взгляд.
— Вот, — сказал чейн, протянув Макарову бокал с зеленой жидкостью. — Выпейте для аппетита.
Макаров с подозрением понюхал бокал. Спиртом не пахло.
— Как вы это делаете? — спросил он, повертев в воздухе ладонью. — Откуда тарелки берутся?
— Оттуда же, откуда и я сам, — ответил чейн. — Да вы присаживайтесь, Семен Петрович вернется только к полудню!
Макаров покорно сел и пригубил зеленый напиток, оказавшийся одновременно горьким и сладким.
— Вот смотрите, — чейн присел напротив, поставил перед собой пустую тарелку. — Все это, — он обвел рукой сервировку стола, — материальные объекты. Но в основе своей они состоят из одних и тех же элементарных частиц. — Чейн сложил левую ладонь лодочкой и то ли вылил, то ли высыпал на тарелку странную белую массу. Макаров сразу же вспомнил озеро «хроноквантовой пены», над которым оказался в первые минуты своего пребывания в этом мире. — Протоны, нейтроны, электроны — и немного порядка. В результате получаются атомы, молекулы, вещество, тарелки и даже хрустящая корочка вашего бифштекса. А у меня на тарелке — те же самые электроны, протоны и нейтроны. Но — безо всякого порядка. Специальное состояние материи, которое называется «исм». Исходный материал, — улыбнулся чейн. — Тоже сокращение.