– Да…
– А как? – Семен пощупал свое лицо. – Все, кажется, на месте. Разве что борода поменьше стала – на щеках почти нет, только на подбородке.
– Ну… Здесь, здесь, – Головастик показывал пальцем на свои глаза, нос, щеки, – и здесь.
– Но все же на месте!
– На месте…
– Тогда в чем дело?!
– Не можешь объяснить, да? О, придумал! Ты нарисуй! Или из глины вылепи! Ты же это запросто можешь!
– Могу… Только старейшины ругаются, когда глина на кого-то похожа. Говорят, нельзя…
– Не надо, чтоб на меня было похоже! Ты изобрази только сами изменения, понимаешь? Ну, как с тем оленем на стене пещеры – Художник показал не зверя, а его бег.
– Да, знаю.
– Сделай прямо сейчас! – Семен протянул ком глины, из которого изображал макет керамических наконечников. – Если мало, я еще принесу!
– Принеси… – промямлил Головастик. Он был уже в работе и смотрел не наружу, а внутрь себя.
Семен сходил в мастерскую за глиной, вернулся и обнаружил, что парень вполне невменяем – он лепит не то лицо, не то голову человека и ничего вокруг больше не воспринимает. Семен оставил возле него миску с водой и влажный комок глины, а сам отправился купаться – надо же и помыться с дороги!
«Раз есть возможность – надо ею пользоваться. За эту зиму и весну, кажется, всего два раза мылся. Или один? Нет, надо сконструировать нечто типа зимней бани или душевой – так жить нельзя! Особенно весной: помнится, просто замучался чесаться – шрамы жутко зудели. А чего зудеть-то, если от них почти ничего не осталось? Вон, только тени какие-то на коже!»
Семен вволю наплескался и наплавался: когда добровольно – «в охотку» – это так приятно! Потом немного позагорал, обсыхая, и отправился смотреть на творение Головастика.
Оказалось, что творений целых два: на солнышке подсыхают объемные изображения человеческих лиц размером с ладонь. Все сделано экономно, просто и очень точно – так, чтобы передать самую суть. Что ж, парень это умеет. Семен всмотрелся в глиняные лики, и его с трудом обретенное душевное равновесие испарилось бесследно.
Старик и юноша.
«Вот так оно и бывает. Бегаешь, суетишься, а потом считаешь собственные годы и не веришь – мнишь себя молодым, у которого вся жизнь впереди. Но однажды утром смотришь в зеркало и видишь в нем старика – как же я раньше не замечал?! А вот так – возрастные изменения происходят постепенно. Бывают, правда, и ускорения: лет до двадцати пяти мне водку в магазинах продавать не хотели – приходилось доказывать, что мне больше восемнадцати. А после двадцати пяти наоборот – новые знакомые говорили, что я выгляжу значительно старше своих лет. Наверное, нечто подобное произошло и теперь – резкое внешнее старение. Оно и не удивительно по такой жизни: сплошные стрессы, все на нервах, то мороз, то жара! Все понятно, все объяснимо, но… печально. А казалось, что в последние несколько месяцев прямо какой-то физический и душевный подъем ощущается. Наверное, это как раз тот случай, про который говорят: "Седина в бороду – бес в ребро". А по медицине – второй гормональный взрыв. И последний. В том смысле, что после него только старость…»
Головастик, похоже, почувствовал его состояние:
– Извини, Семхон, ты же сам просил!
– Просил. Молодец – здорово получилось! Теперь я все понял…
Раньше, чем Семен смог его остановить, парень смял оба куска глины.
– Зря!
– Да зачем они! Глины и так мало осталось, – Головастик помолчал, набираясь смелости. – Не расстраивайся, Семхон! Разве это так уж плохо?!
– Конечно, – вздохнул Семен, – это даже хорошо.
«Ну да, у них другое отношение к возрасту – чем он больше, тем человек солиднее. Чтобы дожить здесь до старости, нужно быть незаурядной личностью – великим колдуном, мудрецом или воином. Посредственности и дураки тут долго не живут».
Настроение у Семена испортилось, любовь к жизни ослабла, а вкус к ней притупился. Захотелось поскорей оказаться в своей «крепости», где никто не будет смотреть на него «квадратными» глазами. «Что мне здесь делать? Бороться за спасение остатков самогонки? Да ну ее – пусть пьют на здоровье. Собственно говоря, нужно только рассказать Бизону о наших приключениях, и можно сматываться.
Ждать, пока старейшины протрезвеют, нет никакого резона. Несостоявшийся набег "охотников за головами" они сочли моей шуткой – пусть и дальше так считают».
Глава 12
СОЮЗНИКИ
Первое, что сделал Семен по возвращении, это отправил всех уцелевших мужчин-неандертальцев под командой Хью за катамараном. Его нужно было найти, починить и пригнать обратно. «Мужики здоровые – справятся», – решил он и со спокойной душой занялся тем, что давно откладывал – конструированием печки.
Проблема заключалась в том, что речные валуны и глина, используемая в качестве цемента, при нагревании расширяются по-разному. В итоге появляются трещины, и все разваливается. Значит, нужны кирпичи, но где их взять или из чего сделать? Из той же глины?
Для начала Семен организовал доставку на «челноке» приличной партии материала с того берега и занялся ее размешиванием и экспериментами по формовке. Только далеко в этом деле он не продвинулся, поскольку дозорная наверху усмотрела в степи всадника. «Легки на помине, – расстроился Семен. – Не иначе имазры в гости пожаловали».
Так оно и оказалось – десятка два всадников двигались прямиком в сторону «форта». Идентифицировать их контуры было нетрудно – это явно имазры, и ведет их, похоже, сам Ващуг. Не доезжая метров пятьсот, они остановились и начали спешиваться. Надо полагать, что частокол и возвышающееся на бугре сооружение из бревен было для них экзотичным и пугающим. Тем не менее они приближались.
До внешней изгороди (или «засеки») оставалось метров триста, когда появилась еще одна группа всадников – более многочисленная. Этих идентифицировать не удалось – во всяком случае, на таком расстоянии. А дальше разыгралось некое подобие сражения. Когда стало ясно, что до изгороди имазры добраться не успеют, они собрались в кучку и прикрылись щитами. Неизвестные взяли их в полукольцо и принялись забрасывать дротиками. Те им отвечали и при этом что-то кричали, продолжая двигаться в сторону «форта». До рукопашной, однако, дело не дошло – чужаки прекратили преследование и остановились. Имазры же добрались до засеки с завалом, видимых проходов в которых не наблюдалось. Было похоже, что они оказались в ловушке и нуждались в помощи. Причин отказать в ней Семен не видел, но отправить женщин к воротам не решился и пошел встречать гостей сам.
Пыхтя и матюгаясь, он оттащил в сторону козлы с кольями, но от открывшегося прохода воины шарахнулись, словно это была пасть зверя. «Ну, конечно, – догадался Семен, – огороженное пространство они воспринимают как загон, западню. По их представлениям, хозяином положения является тот, кто снаружи, а не внутри».
– Вай-вай-вай! – покачал он головой вместо приветствия. – Ты больше не веришь мне, Ващуг?! Больше не считаешь меня другом?
– Для кого эта ловушка, Семхон?
– Для врагов, конечно, но ты-то мне друг, так что заходи и не показывай страх своим людям!
Аргумент подействовал: глава клана имазров решился-таки проникнуть на замусоренную щепой территорию чужого колдовства. Следом за ним прошли остальные и провели лошадей. «Ворота» за ними Семен закрыл. Люди сжимали оружие и испуганно озирались. Сильно пострадавшими в битве они не выглядели – кое у кого и царапины, но тяжело раненных нет, да и комплекты дротиков у всех почти полные – собрали, вероятно, чужие.
– Что происходит? – задал главный вопрос Семен. – Что за люди вас преследуют?
– Данкой, – вздохнул Ващуг. – Аддоки.
– Бона как! И что же вы не поделили?
– Глава клана аддоков должен отомстить за брата. Кто-то сообщил ему, что Ненчич убит.
– Ах, у Ненчича еще и брат есть?! Да еще и глава клана?! Или у вас главы всех кланов считаются братьями? Впрочем, с этим мне никогда не разобраться. Но при чем здесь имазры, если убил Ненчича злой чужой колдун по имени Семхон?
– Семхон враг Данкоя, а Ващуг друг Семхона, значит, и его враг.
– Логично. Только что-то эти аддоки слабо вас били, а теперь вообще куда-то за бугор смотались.
– Мы успели достичь территории твоего колдовства. Они не решились убивать нас здесь. Данкой и сам сильный колдун, но ему нужно время, чтобы уничтожить, сделать бессильной твою магию. И тогда они опять придут…
– Ну-ну, – усмехнулся Семен, – как там у Владимира Семеновича? «…На их происки и бредни сети есть у нас и бредни. И не испортят нам обедни злые происки врагов!..»
– Ты так уверен в силе своей магии?
– Конечно! В крайнем случае, можно спрятаться вот за этим забором.
– За-бором?!
Вместе они подошли к частоколу. Ващуг принялся оглаживать и щупать бревна.
– Хорошее колдовство, крепкое… Ты убил целый лес деревьев – не боишься их духов?
– С ними я договорился, – заверил Семен. – Во всяком случае, их гнев на мне, и тебе ничто не угрожает.
– Великая, великая магия… – бормотал Ващуг, трогая бревна. Казалось, он утратил интерес к Семену и решил перещупать весь забор. Лошади разбрелись доедать остатки травы, воины, так и не сняв оружия, уселись на землю.
Со стороны могло показаться, что Ващуг изучает чужое укрепление, ищет, так сказать, слабые места в нем, однако Семен не сомневался, что колдун просто мирится с душами деревьев, просит у них разрешения находиться вблизи.
Сложившуюся ситуацию Семен не мог оценить иначе, как дурацкую: его любимое детище с гордым названием «форт» должно послужить для защиты весьма сомнительных союзников. Причем хозяева находятся в явном меньшинстве: в избе за частоколом пять кроманьонских женщин, да еще где-то поблизости бродит всеобщий любимец – юный неандертальский снайпер-самородок, вечно сопливый пацан по имени Дынька. В принципе, он выполняет здесь роль посыльного, только посылать его не за кем, поскольку неандертальские мужчины отправились за лодками, а их женщины находятся на том берегу. Теперь весь личный состав гарнизона «крепости» собрался на смотровой площадке и оттуда без всякого страха рассматривает пришельцев. Семен хотел было сказать им, чтоб вели себя поосторожней, но передумал, поскольку справедливо решил, что Ващуг, не поняв конкретных слов, может угадать их значение. Накалять обстановку демонстрацией недоверия явно не стоило.
Закончив «знакомство» с забором, колдун уселся на землю, начал перебирать свои амулеты и чтото бормотать. Семену хотелось задать ему массу вопросов, но на обращения тот не реагировал, погрузившись в свою медитацию. Семен пожал плечами и отправился домой.
Женщины на смотровой площадке хихикали и обменивались мнениями (очень циничными) о статях незнакомых мужчин. Впрочем, чувствовалось, что они не воспринимают чужаков как потенциальных сексуальных партнеров. Скорее, это походило на обмен впечатлениями колхозниц, впервые рассматривающих обезьян в клетке столичного зоопарка. Основное отличие заключалось, пожалуй, лишь в том, что на рубахах лоуринских воительниц висели скальпы – вот таких же вот «обезьян». Советские доярки о подобном и не мечтали.
Всех женщин, кроме дежурной, Семен отправил вниз – готовить еду для гостей. Сам же начал всматриваться в пейзаж и пытаться оценить обстановку: «Аддоки, похоже, встали лагерем примерно в километре от нас – у границы леса. Позицию они выбрали довольно удобную – и подходы со степи просматриваются, и мой "форт" как на ладони. Ну, и что из этого? Чем это может нам грозить? "Союзники" здесь, враги – там. Допустим, прискачут эти злые аддоки, начнут кидаться в имазров дротиками через засеку… Может, они еще и на штурм пойдут?! Не та эпоха, блин… Вот ведь на мою голову!»
Часа через полтора мясо сварилось, и пришлось решать вопрос о том, как его доставить гостям – два объемистых глиняных горшка. Этим Семен озаботился сам – сквозь приоткрытую калитку в частоколе выволок посудины наружу. На всех присутствующих имазров этого было, конечно, маловато, но Семен решил, что, мол, гости не баре – перетопчутся.
Воины окружили исходящие паром котлы, принюхивались, глотали слюну, но протянуть руку и взять кусок никто не решался. Как Семен и предполагал, требовался какой-то обряд, чтобы «чужое» сделать «своим». Так оно и оказалось – все расступились, пропуская вперед колдуна. Ващуг начал делать над мясом какие-то пассы и бормотать заклинания, состоящие, казалось, из одних имен. Потом он провел по лицу руками, уселся на землю, вытянул из котла приличный кусок и начал его поедать, обжигаясь и пачкаясь жиром. Зрелище было малоприятное, но все смотрели на него так, словно он исполняет опаснейший цирковой трюк. Наконец кость была обглодана, Ващуг сытно рыгнул, вытер руки о рубаху, встал и удалился, не выразив ни благодарности, ни чего-либо другого. Воины загомонили, образуя очередь, – судя по всему, данный продукт перестал для них быть табу, а сделался просто едой.
Когда горшки опустели, выяснилось, что транспортировать их обратно к калитке никто не собирается. Как, впрочем, и выражать благодарность – все расселись или разлеглись на траве.
Семен обратился к ближайшему:
– Ну-ка, ты, помоги отнести посуду обратно! Воин испуганно зыркнул по сторонам и остался сидеть, опустив глаза.
– Я что, непонятно выражаюсь? – начал злиться Семен. – Бери и неси! Оскверниться, что ли, боишься?!
Никакой реакции. Семен начал подумывать, не пнуть ли этого парня под ребра за хамство. Правда, он подозревал, что еда – едой, а сама посудина, наверное, все равно может оставаться для них табу. Положение спас возникший рядом Ващуг – он с готовностью подхватил закопченный, заляпанный салом горшок и прижал его к груди.
– Перемажешься весь, – осуждающе покачал головой Семен. – Ну, пошли.
Ветка изнутри приоткрыла дверцу, забрала у Семена посудину, протянула руку ко второй, которую в обнимку держал Ващуг. Тот шарахнулся в сторону, и женщина засмеялась:
– Смотри, какой трусливый! Взрослый большой дядя, а меня испугался!
– Для него тут кругом магия, – вздохнул Семен. – Дикий народ!
– Да какая ж тут магия! – вновь рассмеялась Сухая Ветка. – Это я, наверное, такая страшная. Ну-ка, иди сюда!
Семен понимал, что его женщине скучно, и она развлекается. Ветка отступала внутрь двора, манила за собой колдуна и, похоже, просто потешалась над чужим страхом. Грозный глава клана имазров буквально зажмурился от ужаса, но сделал шаг вперед. Потом еще шаг.
– Хи-хи, трусливый какой, – отобрала горшок Ветка. – Да ты же весь перемазался! Сейчас почищу, дурачок! Иди-ка сюда!
Семен захлопнул калитку и задвинул на место брусок засова. Ващуг находился во дворе и подвергался очистке своей одежды пучком травы. «Как бы не описался от страха, – мысленно усмехнулся Семен. – Это действительно забавно».
– Ну, раз уж ты здесь оказался, – сказал он с усмешкой, – заходи в дом – примем по граммульке!
Семен распахнул дверь избы, зашел внутрь и поманил Ващуга за собой. Стена, конечно, и раньше не выглядела сплошной, но открывшийся проход произвел на колдуна действие, схожее с несильным ударом палицей по макушке. Он растопырил руки и, словно робот, двинулся на зов. Дойти до порога сил у него не хватило – нога подвернулась, и он плюхнулся лицом вниз на землю. Полежал несколько секунд, а потом встал на четвереньки. Оказалось, что в падении он удивительно точно угодил лбом на камень, и теперь из ранки течет кровь. Поднимать гостя на ноги Семен не стал, и дверной проем Ващуг пересекал на четвереньках, капая на пол кровью. Внутри он все-таки поднялся, размазал руками кровь по лицу и начал осматриваться.
– Сколько деревьев, сколько деревьев, – бормотал он, трогая руками стены и оставляя на них кровавые пятна от пальцев. Он обошел комнату по периметру, пощупал камни недоделанного очага, в темном углу, похоже, вляпался в приготовленную глину. Слушать его бормотание и смотреть, как он двигается, Семену быстро надоело. Он почти насильно усадил колдуна на лавку. Тот, находясь в полуобморочном состоянии, немедленно перемазал все, до чего мог дотянуться, глиной и кровью.